Яна Дубинянская - H2O

• Название: H2O
• Автор: Яна Дубинянская
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-91631-005-4

Это книга о свободе.

Одному, чтобы стать свободным, достаточно дома у холодного моря, банковского счета, далекого работодателя и женщины, которая ничего не требует. Другому необходима власть — реальная, экономическая, абсолютная. А у третьей рушится мир под ногами. Однако, мир, построенный на стремлении к свободе рано или поздно обрушится.

Ее можно окрасить в определенный цвет. Взять в кавычки и сделать брендом. А можно попытаться вывести ее формулу.

Самую простую. H2O.

---

Он хочет, чтобы я сказал «да», понял Женька. Они всегда добиваются, чтобы человек несколько раз подряд ответил «да», тогда с ним гораздо легче работать, подчинить своей воле, — рассказывал как-то Виктор.

«Я умею говорить „нет“.»

— Нет, — голос почти не дрогнул. — Знаете, оно мне фиолетово. У меня другие интересы.

— Учитесь?

Молча кивнул.

— На каком курсе?

Мог бы для приличия спросить, в каком вузе. Женька криво усмехнулся:

— На первом.

— Первый курс… — мечтательно протянул Владислав, или как его там. — Первая любовь, первые настоящие друзья, первые ошибки… хорошее время. Вы, кажется, серьезный юноша, Евгений, интересуетесь прежде всего учебой, верно?

Пожал плечами:

— Когда как.

Отодвинул брошюру и взялся за остывший кофе. Службист принялся неторопливо листать глянцевые страницы:

— Любопытная все-таки вещь. Вы прочтите, Евгений, вам-то оно принесет только пользу. Другое дело, что не все молодые люди так же серьезны и рассудительны, как вы. Боюсь, ваши друзья могут наделать ошибок.

Входная дверь широко отворилась, и Женька вздрогнул: Оксана?! Может быть, они ее специально задержали, а теперь службист только и ждет, когда она появится, чтобы командным голосом приказать им обоим открыть сумки…

Впорхнула стайка щебечущих девчонок. Незнакомых. Слава богу.

— Конечно, в таких вот штуках нет состава преступлении, — тот мирно отложил брошюру. — Но все равно обидно, когда друзья ошибаются на ваших глазах. Говорите, вы на первом курсе? И как сдали зимнюю сессию?

— Нормально, — выговорил Женька.

— Надеюсь, и с летней все будет хорошо. Первый курс — он, знаете, решающий… Как вы смотрите на то, чтобы встретиться здесь же, скажем, через неделю?

— Зачем?

— Ну как… Думаю, нам найдется о чем поговорить. Вы же умный парень, наверняка можете рассказать массу интересного… или показать.

Женька непроизвольно стиснул ремень сумки на коленях. Провел пальцами по рубчатой ткани и металлической скобе. Их там целая пачка, только что из типографии, салатовых и клейких, с фотографиями ребят и их высказываниями о свободе. Но он не знает. Иначе давно бы потребовал?.. Согласиться для виду, подхватить сумку и уйти. Пока не пришла Оксана.

«Если тебе трудно сказать кому-то „нет“… скажи „я подумаю“. Возьми тайм-аут, уклонись от ответа…»

Службист улыбнулся. Весело, ободряюще.

— Ну?..

— Вот что, — сказал Женька, и парочка за соседним столиком синхронно обернулась. — Вы зря теряете со мной время. Я не буду вам стучать. Ни в какой форме. Слышите? Не буду!

Ремень в руках стал скользким, и сумка чуть не грохнулась на пол.

Повисла пауза.

— Кажется, вы меня не поняли, — укоризненно сказал Владислав. — Жаль. Девушка, посчитайте, пожалуйста!

Принесли счет, и надо было срочно достать деньги, но кошелек лежал в той же сумке, под пачкой брошюр, вот черт… Службист сунул в кожаную папочку крупную купюру, встал и молча кивнул на прощание.

Он как раз пробирался к выходу, все более нереальный сквозь дым, когда дверь распахнулась, и в кафе влетела Оксана. Женька видел, как они едва разминулись при входе.

…Затормозила у столика, схватившись обеими руками за спинку стула. Расстегнутый плащ и косынка на шее сбилась на бок, и разметавшиеся волосы, мокрые на висках:

— Так… бежала…

И больше ничего не могла выговорить, хватая дымный воздух губами, на которых все ярче светилась счастливая улыбка.

(за скобками)

ГЛАВА V

В воскресенье снег прекратился. В окна било яркое солнце, и Олег завтракал в кабинете, потому что кухня к восьми утра стала совершенно раскаленной. Машина за окном в первые пару секунд показалась сквозь прищуренные ресницы чем-то вроде саркофага, сверкающего бриллиантами, а потом заслезились глаза. Повесить жалюзи, что ли.

Из окон кабинета смотреть было вполне возможно. И открывался вид невероятной красоты. Насыщенный ультрамарин моря и ослепительный пляж, четкие линии холмов в несколько слоев разных акварельных оттенков, темные штрихи сосен. Даже горы показались впервые за месяц-другой, торжественно белые на фоне яркого неба.

Еще с высоты второго этажа просматривалась тропа, проложенная вдоль гаражей по дороге на пляж. Узкая тропинка, ответвляясь, ныряла во двор с собачьей будкой (имени собаки, терьера, а тем более хозяина, Олег до сих пор не знал), еще одна — в соседний. Похоже, поселок потихоньку обзавелся коммуникациями. Впервые за последние дни можно выйти из дому без лыж.

Олег вышел. Воздух оказался неожиданно морозным, до покалывания щек и слипшихся ноздрей. Апрель; впрочем, весна — бонус, утверждает Йона, и я такового, видимо, не заслужил. На снегу виднелась вчерашняя лыжня, пригодная для трансформации в тропинку, нервное окончание коммуникативной системы поселка. Возможно, ближе к вечеру удастся и отогнать машину в гараж.

Снег поскрипывал под ногами, руки мгновенно озябли, по возвращаться за перчатками Олег поленился, сунул поглубже в карманы. Спустился на пляж. Несколько тропинок уже вились и здесь, не считая беспорядочных траншей собачьих следов. Но сейчас тут никого не было. Одна из тропок, узкая, на одного, привела к самой линии прилива. Снег обрывался ноздреватой вертикалью, ледяной, покрытой мелкими сосульками, словно стена пещеры. Дальше шла голая галька, холодная и сухая, как фрагмент лунного пейзажа. Никаких водорослей или бутылочных крышек. Никаких нечеловеческих рук.

Олег посмотрел вдаль, в сторону санатория, и увидел и беседке Ильму. Когда выглядывал из окна, ее еще не было, а теперь вот есть, и от этого стало легко, правильно, хорошо. После обеда можно будет прокатиться туда, к ней.

И если не ухудшится видимость, весь поселок полюбуется нами в беседке. Весело, хоть и совсем неважно.

Совершив замысловатый путь, ассоциативное мышление вывело на хлеб из поселковой лавки. А ведь я уже почти неделю не ел хлеба, все пельмени, фаршированные блинчики, прочие спагетти… Да и не помешало бы лично сказать хозяйке спасибо за лыжи.

Поднимаясь вверх по улочке, он согрелся, даже слегка вспотел. По дороге не встретилось ни единого человека: поселок казался бы замерзшим и вымершим, если б не свежие тропы. Центральная площадь была утоптана полностью, словно вымощена белой брусчаткой, на которую витражное окно церкви отбрасывало цветные отблески. И тоже совершенно безлюдна.

Миновав приемную старосты с глухо занавешенными окнами, Олег взялся за массивную ручку двери в лавку. Потянул. Потянул сильнее. Постучал сначала предназначенным для этого бронзовым кольцом, а потом и попросту, кулаком. Глухота и тишина. А в воздухе висела фоном негромкая мелодия, то ли музыка, то ли пение на низких тонах, извне, издалека.

Осенило внезапно: церковь. Разумеется. Воскресенье. Они все там.

А мне там делать ровным счетом нечего, усмехнулся на пороге. Явиться в церковь — все равно что подать себя на тарелочке: вот он я, берите, встраивайте в свой социум или отвергайте, противопоставляйте себе или признавайте своим. Бедные злые люди… а может, не такие уж и злые: как ни крути, мне перепали от них лыжи, меня персонально приглашали в лавку, вот уже несколько дней никто не покушается на мою беззащитную, если не считать сигнализации, заснеженную машину, не стреляет по окнам и не бьет зеркал. Плоды просветительской работы Йоны, не иначе. Войти и пожать оные. Возможно, это оптимизирует дальнейшую жизнь. В конце концов, не-посещение церкви местные жители наверняка воспринимают как сознательную демонстрацию с моей стороны — им виднее, чего именно.

И потом, интересно, подсвечен ли изнутри витраж.

Он чуть-чуть приотворил дверь: тяжелая, толстенная, она подалась беззвучно, не издав ни единого скрипа. Над сплошным рядом затылков — никто не обернулся, не пошевелился — плыл красноватый свет, пронизанный столбами сверкающих пылинок. И музыка.

Музыка ринулась в дверную щель мощным потоком низких, торжественных звуков, они были материальны и всесильны, как море. Холодная толща приливной волны, у которой нельзя стоять на пути. Неужели здесь орган? — изумился Олег, непроизвольно отступая на шаг; споткнулся на порожке, едва не потеряв равновесие.

И тут случилось.

Звук внезапно взвился на целую октаву — и сорвался, охрип, обернулся сипящим свистом. Море затылков взбурлило, закрутилось водоворотом, человеческий шум нарастал, захлестывая бывшую музыку. Но она не сдалась, взлетела еще выше запредельным стоном — к самому окну с апокалиптическим витражом, увлекая за собой все взгляды запрокинутых голов. И на самой-самой, уже неслышимой, ноте окно вдруг лопнуло, взорвалось залпом рвущейся струны.

Яркий столб света и многоголосый вопль — внутри.