Георгий Чистяков - Размышления о Евангелии от Иоанна

• Название: Размышления о Евангелии от Иоанна
• Автор: Георгий Чистяков
• Жанр: Религия

---

Иисус же не боится сравнений. Он отталкивается от пасхальной трапезы, седера, поэтому в Его словах «Сие есть Тело Мое» можно угадать формулу из пасхальной Агады: «Сие есть хлеб, который ели отцы ваши в пустыне…» Все, что делает Иисус, Он делает не для того, чтобы отличаться от других, противопоставить Себя другим, заявить о Своей неординарности и неповторимости. Нет, Он делает то, что необходимо нам. В этом, видимо, принципиальное отличие пути, который избирает Христос, и от пути большинства религиозных деятелей прошлого и настоящего, и от пути ветхого Израиля, для которого очень важно было отделить себя от язычников.

В связи с этим следует сказать, что христиане первых поколений очень просто подходили к вопросу о ритуальной жизни. Они не стремились быть непохожими на язычников, не стремились противопоставить себя евреям, грекам, римлянам и т. д. Они, например, охотно использовали в качестве храмов античные театры – одеоны. Церковная археология говорит нам, что в IV – V вв. храмы, как правило, возводились на развалинах античных театров и там, где находилась скене (палатка, в которой переодевались актеры), устраивали алтарь, а все остальное оставляли в таком виде, как было в театре. И в этом не было ничего нарочитого, искусственного.

Так и Иисус, а затем и Его ученики не задумывались над тем, что их могут не понять, а в их действиях увидеть параллель с чем-то предосудительным. В Своем служении Христос шел прямо, не задумываясь над этим. И это, мне кажется, очень важный момент, на который мы не всегда обращаем внимание.

Итак, иудеев шокирует, что предлагаемый им Христом ритуал похож на языческий. Заканчивая Свое слово о «хлебе жизни», Он спрашивает у апостолов: «Не хотите ли и вы отойти?» И тогда Петр восклицает: «К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога Живаго». Слово «Христос», правда, присутствует не во всех рукописях, но есть слова «Святой Божий», означающие: «в Тебе пребывает святость Бога». Это восклицание Петра очень похоже на его же слова из 16-й главы Евангелия от Матфея: «Ты – Христос, Сын Бога Живаго». То же мы находим и в Евангелии от Марка (8:27-30): здесь, хотя и в несколько иной ситуации, мы сталкиваемся с тем же исповеданием. Апостолы растеряны и не знают, что ответить на вопрос Учителя, а Петр восклицает от их лица: «Ты Христос», то есть «в Тебе пребывает полнота Божия».

В 6-й главе Евангелия от Иоанна слова «жизнь», «жизнь вечная» повторяются многократно. «Жизнь вечная» – это не загробный мир, это жизнь в полноте вообще-и там, и здесь, на земле. Это жизнь, в ходе которой одерживается победа над смертью. Это жизнь, к которой мы прорываемся и приходим уже здесь. И это принципиально отличает христианство от, скажем, религии древних египтян, для которых настоящая жизнь начиналась лишь после смерти. Знаменитый русский египтолог академик Б. А. Тураев писал, что египтянин буквально с ранней юности и в течение всей своей жизни готовился к тому, чтобы умереть. Для него делалась гробница, запасались утварь и еда, которые понадобятся ему там, за дверями гробницы, после смерти. И возможно, именно по аналогии с египетской религией у некоторых церковных писателей-христиан звучит мысль о том, что реальная жизнь начинается после смерти.

Новый Завет говорит нам совсем о другом: реальная жизнь, жизнь во всей полноте, та, которую Иисус в Евангелии от Иоанна называет «жизнью вечной», начинается уже здесь и торжествует, осуществляясь именно как Царство Небесное, Царство Божие. Именно потому и возможна победа над смертью, что одерживается она уже здесь. Все, что ждет нас за дверями смерти, будет только продолжением того, что есть уже здесь. Об этом говорится в Евангелии от Марка: «Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царство Божие, пришедшее в силе» (9:1). И когда мы взираем на жизнь святых, то понимаем, что гражданами Царства Небесного они стали не после смерти, а уже при жизни, вкусив Царство во всей его полноте.

Следует немного сказать о слове «жизнь» и о словосочетании «жизнь вечная». В славянских текстах Священного Писания и богослужебных книг в одних случаях употребляется слово «жизнь», а в других – «живот». Иногда приходится слышать такое толкование: когда в церковном языке употребляется слово «жизнь», то речь идет о жизни биологической, а когда слово «живот» – о жизни в ее полноте, о духовном ее начале. Чтобы понять, каково же значение этого слова в действительности, достаточно обратиться к тем же текстам на греческом языке, на котором они писались. В славянском переводе греческого Требника, в четвертой молитве об оглашенных, которая читается в начале чина крещения, есть слова: «И дающий Ему власть жизни вечныя». В греческом же оригинале употреблено слово «зоэ», которое обычно переводится как «живот». В другой священнической молитве, читаемой в начале утрени, говорится: «И ненаветну жизнь нашу соблюди». Многие толкователи считают, что здесь речь идет о жизни мирской, что священник молится о соблюдении нашей ежедневной, обыденной жизни от всякого зла. Но в греческом варианте и здесь употреблено слово, которое в других местах переводится как «живот». Более того, в некоторых случаях в одном и том же Служебнике в Литургии Иоанна Златоуста это слово переведено как «живот», а в Литургии Василия Великого – как «жизнь».

Причина этих разночтений заключается в том, что в прежние времена тексты переводов не вычитывались, поэтому нередко одно и то же греческое слово переводилось на славянский по-разному. И наоборот: бывало так, что разные греческие слова передавались одним славянским словом. Значит, в этом словоупотреблении нет никакого богословского смысла, а есть лишь лингвистическая несообразность. Так что не стоит открывать в древних текстах какие-то «богословские глубины» там, где их нет. Наши богословские поиски нужно распространять на то, что действительно не понято, не прочитано. Вероятно, в богослужебные книги слова «жизнь» и «живот» попали из двух диалектов старославянского языка, так как перевод одной книги мог быть сделан в одной местности, а другой книги – в другой; в обоих случаях в тексты проникла местная лексика. Теперь уже самые компетентные лингвисты зачастую не могут с уверенностью сказать, каково же первоначальное происхождение того или иного славянского слова.

«Жизнь», «свет» и «мир» – вот три слова, которые многократно употребляются в Евангелии от Иоанна и которые можно назвать ключевыми. Они – почти синонимы. Это все то, что открывает людям Христос, все то, что Он показывает нам в мире (в значении «космос»), все вокруг нас. Это жизнь, которая через Его молитвы, через Его опыт видения реальности открывается нам в полноте. Это свет, который Он приносит в мир и которым Он Сам Себя называет, «Свет во откровение языков», как говорится в молитве Симеона Богоприимца. И этот мир – «шалом», который Он нам даёт и оставляет, жить в котором Он нас зовет и жить вне которого христианин уже не может. Потому что действительно там, где нет света, мира, жизни, для христианина образуется какой-то вакуум. И вместе с тем оказывается, что там, где появляется христианин, сразу обнаруживаются и жизнь, и мир, и свет. Ярчайшие примеры этого – жизнь матери Марии, Л. П. Карсавина, святого архиепископа Луки (Войно-Ясенецкого).

Очевидцы рассказывают, как умирала в фашистском концлагере мать Мария и как радостно было присутствие этой больной, погибающей, почти ослепшей и потерявшей свои единственные очки женщины среди сокамерниц; о том, как погибал от туберкулеза в местечке Абезь, в лагере, Лев Платонович Карсавин, как, умирающий, он оставил окружавшим его людям и мир, и свет, и жизнь; о том, как в своих тюремно-лагерных странствиях архиепископ Лука тоже оставлял везде, где бы ни появлялся, и мир, и свет, и жизнь.

Там, где появляется христианин, обнаруживаются все эти три момента, но одновременно что-то одно, потому что за этими тремя словами, как за тремя гранями одной реальности, скрывается главное – присутствие Христово в мире. Так оно обнаруживается: для одних – через свет, для других – через жизнь, для третьих – через мир и, наверное, для каждого и каждой из нас – и через первое, и через второе, и через третье. В общем, мы понимаем, что за всем этим стоит что-то одно, но на человеческом языке не всегда хватает слов, чтобы выразить это во всей полноте. Каждое из слов – «мир», «свет», «жизнь» – раскрывается через другое.

Вторая половина 6-й главы Евангелия от Иоанна распадается на четыре части. Начиная с 26-го стиха следует довольно большой текст, который современные издатели разбивают на фрагменты, напоминающие стихотворные строфы, – текст, сильно ритмизованный, звучащий почти как стихи. Это прямая речь Иисуса, которая не перебивается никакими сведениями о происходящих в тот момент событиях. Для Евангелия от Иоанна это типичная ситуация, когда повествовательная часть кончается и начинается длинное слово.