Роджер Желязны - Принц Хаоса

• Название: Принц Хаоса
• Автор: Роджер Желязны
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: 5-7921-0024-1

Последняя книга легендарного сериала, принадлежащего перу американского писателя Роджера Желязны, неоднократного лауреата премий «Хьюго» и «Небьюла». «…невероятно популярная серия…» — отзывалось об этих книгах американское книжное обозрение Booklist. Принц Мерлин — герой-рассказчик второго пятикнижия Янтарных хроник — юн, интеллигентен, предпочитает компьютер двуручному мечу и автомобиль — лошади. Но он обречен. Карты розданы, игра — в разгаре, а Мерлин — в каре. Процессор заклятий ему вручает дядюшка по одной линии, базу данных в бесконечных отражениях — другой, невесту ему мастерит прадед, а матушка со старшим братом дарят такое, что несчастный принц готов сбежать в глухую Тень. А затем — найденное сокровище, последняя битва, и выиграет ее — не волшебное кольцо и не серебряный меч.

---

— О, да. Есть даже песни, такие как «Никогда-Ни-За-Что Незамужняя Драконья Девица». Есть какой-нибудь способ выяснить, не было ли у Кэвина каких-то дел с Птенцами Дракона, пока он бывал здесь?

— Можно было бы немного поспрашивать, хотя это будет долго. Воспоминания вянут, след стынет. Не так все просто.

Он покачал головой.

— Сколько осталось до синего неба? — спросил я его.

— Довольно мало, — сказал он.

— Тогда я лучше отправлюсь в Пути Мандора. Я обещал брату позавтракать с ним.

— Увидимся с тобой позже, — сказал он. — На погребении… если не раньше.

— Да, — сказал я. — Догадываюсь, что мне лучше помыться и сменить одежду.

Через переход я направился к себе в комнату, где вызвал ванну с водой, мыло, зубную щетку, бритву; а также серые штаны, черные сапоги и пояс, пурпурные перчатки и рубашку, плащ цвета древесного угля, свежий клинок и ножны. Когда я привел себя в презентабельный вид, то совершил путешествие через лесную прогалину к приемной. Оттуда прошел в сквозной переход. Спустя четверть мили горной тропы, оборвавшейся на краю пропасти, я вызвал дымку и протопал по ней. Затем я направился прямо в Пути Мандора, пропутешествовав по синему пляжу под двойным солнцем ярдов, наверное, сто. Повернул направо, пройдя сквозь триумфальную арку из камня, поспешно миновал пузырящееся лавовое поле, и — дальше сквозь черную обсидиановую стену, которая привела меня в приятную пещеру, несколько шагов вдоль Обода, и — приемный покой его Путей.

Стена слева от меня была отлита из медленного пламени; то, что было справа — путь, с которого нет возврата, да немного света, проливающегося на перекопанное морское дно, где передвигались и ели друг друга яркие твари. Мандор сидел в человеческом облике перед книжным шкафом, одетый в черно-белое, ноги упирались в черную оттоманку, в руках — копия «Хвалы» Роберта Хасса, которую я ему дал.

Он улыбнулся, подняв взгляд.

— «Гончие смерти напугали меня», — сказал он. — Хорошие стихи, вот что. Как ты в этом цикле?

— Наконец-то отдохнул, — сказал я. — А ты?

Он положил книгу на небольшой столик без ножек, плававший поблизости, и встал. Тот факт, что он — совершенно очевидно — читал ее к моему приходу, никоим образом не умалял комплимента. Мандор был таким всегда.

— Вполне хорошо, спасибо, — отозвался он. — Пойдем, позволь мне накормить тебя.

Он взял меня за руку и подвел к стене огня. Она рухнула, как только мы подошли ближе, и наши шаги утонули в полосе мгновенной тьмы, за которой почти сразу последовала узенькая тропинка: солнечный свет просачивался сквозь ветви над головой, выгнутые аркой; по сторонам цвели фиалки. Тропа привела нас к выложенному плиткой патио; зелено-белый газебо[5] — на его дальнем краю. Мы поднялись по ступеням внутрь к хорошо сервированному столу: холодные кувшины с соком и корзинки теплых булочек под рукой. Он сделал жест, и я уселся. С его следующим жестом возле меня возник графин с кофе.

— Вижу, ты припомнил мое утреннее нарушение этикета, — сказал я, — подаренное Тенью Земля. Спасибо.

Он слегка улыбнулся, кивая и усаживаясь напротив меня. Птичье пение, которое я не смог идентифицировать, звучало с деревьев. Ласковый ветерок шуршал листьями.

— Чем ты намерен заняться в эти дни? — спросил я его, наливая кофе в чашку и разламывая булочку.

— В основном, смотреть на сцену, — отозвался он.

— Политическую сцену?

— Как обычно. Хотя недавний опыт в Янтаре склонил меня к тому, чтобы рассматривать ее как часть куда большей картины.

Я кивнул.

— И твои расследования с Фионой?

— И они тоже, — ответил он. — Они случились в очень необычные времена.

— Я заметил.

— И похоже, что конфликт Образ-Логрус проявился в мирских событиях столь же явно, как и в масштабе космоса.

— Я тоже чувствую это. Но у меня есть предубеждения. В партию космоса меня списали рано и без карты подсчета очков. Можно подумать, я недавно обежал все округи и подтасовал каждый путь — к той точке, где мои дела покажутся частью большей картины. Мне это не совсем нравится, и если бы у меня был какой-нибудь способ отделаться от этих хвостов, я бы его использовал.

— Хм, — сказал Мандор. — А что если вся твоя жизнь целиком была изучением подтасовки?

— Я бы не чувствовал ничего хорошего, — сказал я. — Полагаю, я чувствовал бы себя так же, как сейчас, только, еще напряженнее.

Он сделал жест, и передо мной появился изумительный омлет, преследуемый опоздавшим на мгновение дополнительным блюдом жареной картошки, смешанной с чем-то вроде зеленых чилли[6] и лука.

— Все это гипотетично, — сказал я, принимаясь жевать, — разве нет?

Последовала длинная пауза, так как Мандор жевал, затем:

— По-моему, нет, — сказал он. — По-моему, долгое время и до сих пор Силы клокотали бешено, — продолжал он, — но мы наконец подошли к эндыгрышу.

— Что заставляет тебя влезать в эти дела?

— Началось это с тщательного обдумывания событий, — сказал он. — Затем последовали формулировка и тестирование гипотез.

— Избавь меня от лекции по использованию научного метода в теологии и человечьих политиках, — сказал я.

— Ты спросил.

— Верно. Продолжай.

— Тебе не кажется странным, что Суэйвилл угас как раз тогда, когда одновременно свершилось так много событий из тех, что долгое время были в подвешенном состоянии?

— Когда-то ему пришлось бы уйти, — сказал я, — и все недавние потрясения, вероятно, хорошо этому поспособствовали.

— Выбор времени, — сказал Мандор. — Стратегическое расположение. Согласованность действий.

— Для чего?

— Чтобы посадить тебя на трон Хаоса, конечно, — ответил он.

4

Иногда слышишь что-нибудь неприятное, и — всё. В другой раз слышишь что-нибудь невероятное, и оно откликается эхом. Странное мгновенное ощущение невероятного знания, которое — и все время! — просто недосуг подобрать и изучить. По правилам мне следовало бы подавиться при заявлении Мандора, затем фыркнуть что-нибудь вроде: «абсурд!» Я странно воспринимал эту ситуацию — было умозаключение Мандора верным или нет, — словно здесь нечто большее, чем догадка, будто существовал некий всеобъемлющий план по выдвижению меня в круг власти во Дворах.

Я сделал затяжной, медленный глоток кофе. Затем:

— Да ну? — сказал я.

Я чувствовал, что улыбаюсь, пока он искал мой взгляд, изучал мое лицо.

— Ты принимаешь участие в попытках сознательно?

Я снова поднял чашку с кофе. Я чуть было не сказал: «Нет, конечно, нет. Я впервые об этом слышу». Затем я припомнил, как отец рассказывал мне о том, что он втянул тетю Флори в изложение жизненно важной информации для подлечивания отцовской амнезии. Меня впечатлила не столько ловкость, с которой он это проделал, сколько факт, что его недоверие к родне было за пределами сознания, в виде чистого рефлекса. Не пройдя через все семейные свары, где бывал Кэвин, я ощущал нехватку чувств такого высокого накала. И Мандор, и я всегда хорошо уживались, невзирая на то, что он был старше на несколько столетий и в некоторых вопросах мы имели весьма отличающиеся вкусы. Но вдруг, на столь высоких ставках, тот негромкий голос, о котором Кэвин поминал, как о худшей, но более мудрой половине, подсказал: «Почему бы нет? Можешь попрактиковаться, малыш», — и, поставив чашку, я решил попытаться, просто попробовать, как это на ощупь.

— Не знаю, имеем ли мы в виду одно и то же, — сказал я. — Но почему бы тебе не рассказать мне о середине игры… или, наверное, даже о начале… о том, что привело тебя сейчас к поспешному выводу.

— Образ и Логрус оба обладают разумом, — сказал он. — Мы с тобой видели доказательства тому. Проявляется ли это как Змей и Единорог или иным образом, — особой разницы нет. В любом случае мы говорим о парочке более-сильных-чем-человеческий разумах с обширной мощью в распоряжении. Кто придет к финишу первым — бесполезный теологический вопрос. Нам нужно лишь побеспокоиться о нынешней ситуации, поскольку она касается нас.

Я кивнул.

— Милая оценка, — согласился я.

— Силы, которые они представляют, противоборствуют, но годами были отточено равны друг другу, — продолжал Мандор, — и таким образом было установлено некое равновесие. Они постоянно алчут небольших побед, пытаясь добавить к собственному домену нечто за счет противника. Похоже, игра шла с ничейным счетом. И Оберон, и Суэйвилл были долгое время их агентами, а Дваркин и Сугуи — посредниками, связанными непосредственно с силами.

— Ну и? — сказал я, когда он глотнул сока.

— Я уверен, что Дваркин вошел в слишком тесный контакт с Образом, — продолжил он, — и стал объектом подтасовки. Однако он достаточно искушен, чтобы осознавать это и сопротивляться. Кончилось все его безумием, с обоюдным ущербом как для Дваркина, так и для самого Образа: слишком тесная связь была у них. Это, в свою очередь, послужило причиной тому, что Образ бросил Дваркина одного, не желая дальнейшего риска. Но ущерб был нанесен, и Логрус отыграл небольшой плацдарм. Это позволило ему орудовать во владениях порядка, как раз когда принц Брэнд начал эксперименты с намерением усилить свои способности. Я уверен, он подставился, попал под контроль и стал невольным агентом Логруса.