Аманда Филипаччи - Обнаженные мужчины

• Название: Обнаженные мужчины
• Автор: Аманда Филипаччи
• Издательство: Амфора. ТИД Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94278-820-0, 0-670-84785-2

Мощный дебют американки французского происхождения, сочетающий в себе парижский шик и бешеный драйв Манхэттена.

Это очень странная книга. Книга-загадка, перевертыш, книга с оптической иллюзией. Только что она была убийственно смешной комедией – и вот уже за иронией приоткрываются зияющие тайны бытия. Из каждого окна выглядывают обнаженные мужчины – изысканно-беспечные красавцы или неуверенные в себе невротики, они в любом случае несут фатальные известия. Логически просчитанная порочность «Лолиты» сменяется жутковатым кафкианским гротеском и утонченным кошмаром «Портрета Дориана Грея». Чем обернется эта книга для вас – решать вам.

---

Мину, которой в конце концов наскучило играть с ключом, садится на пороге кухни, созерцая меня. Она говорит:

«Надеюсь, я не вмешиваюсь не в свое дело, если спрошу, что ты делаешь».

«Клянусь, порой ты так напоминаешь мне привратника Генриетты, с этими твоими чопорными фразами», – отвечаю я.

«О'кей, – говорит она. – А если вот так: „Какого черта ты делаешь?"»

«Оставь меня в покое. Я вылупляюсь».

«Понятно. Дай мне знать, когда закончишь».

Я почти достиг той стадии, когда, не будь я прикован, без всяких колебаний отправился бы к Саре. У меня осталось совсем чуть-чуть сомнений и чувства вины. Я говорю:

«Я могу расколоться в любой момент».

«Это полезно знать», – замечает Мину.

«О боже, это действительно происходит. Я только что почувствовал первую трещину».

«Могу ли я чем-нибудь помочь?»

Я закрываю лицо руками. Я хочу Сару, в этом нет никаких сомнений, и я не испытываю чувства вины по этому поводу. Мне бы хотелось, чтобы я не был прикован. Мне не верится, что я даже думал о заключении в тюрьму за то, что спал с ней. Не так уж я и виноват. Это было не так ужасно, не так кошмарно. Давайте не будем преувеличивать. Почему я позволяю себе так мучиться? Я непременно навещу Сару сегодня вечером. Возможно, это не совсем правильно, не совсем желательно, несколько неподобающе и непохвально, но не такое уж это страшное преступление. Я глубоко вздыхаю и, подняв голову, говорю:

«О'кей, все кончено. Я вылупился».

«Вылупился? Что теперь?»

«Я хочу, чтобы ты принесла мне тот ключ».

«Понятно», – отвечает она.

«Ты попробуешь?»

«Сливки. Разумеется, жирные. Каждый день в течение месяца. В обмен на ключ».

«О'кей», – соглашаюсь я.

Мину улыбается, ложится и засыпает.

«Ты – бесполезный кусок кошатины», – сержусь я.

«Да-да, душка Джереми», – отвечает Мину во сне.

Единственное, что мне теперь остается – это ждать, когда вернется домой Шарлотта и освободит меня. Что она подумает, застав меня в таком виде? Ей нужны будут объяснения. Возможно, я скажу ей, что я в депрессии и проверяю теорию, согласно которой нужно приковать себя к известному орудию самоубийства, чтобы выйти из состояния депрессии. Вынужденное пребывание вблизи орудий самоубийства воскрешает вкус к жизни, скажу я. Духовка – классическое орудие самоубийства, пусть даже ее теперь и нельзя больше использовать в этом качестве – это не имеет значения, важен символ, важны ассоциации, которые у нас вызывают духовки. Это главным образом происходит в подсознании, ты же знаешь.

И Шарлотта ответит: «Да, знаю», поскольку она психолог и согласится с чем угодно, лишь бы там содержалось слово «подсознание».

Пять часов. Время идет. Звонит телефон. Включается мой автоответчик, и я слышу голос Сары: «Зная тебя, я голову даю на отсечение, что ты не пошел сегодня на работу. Сейчас пять пятнадцать, и ты опаздываешь. Я хочу, чтобы ты сию же секунду приехал и проветрил мою шерсть, ты слышишь? Я жду». И она вешает трубку.

Я не должен допускать, чтобы ее слова слишком меня взволновали. И я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Возможно, идея с орудием самоубийства несколько надуманна. Я мог бы просто сказать Шарлотте, что играл со своими новыми наручниками и случайно слишком далеко забросил ключ. Она спросит, зачем я купил наручники, а я скажу, будто подумал, что с ними можно развлечься. Однако она может придать моим словам то значение, которое я в них не вкладывал, и предложить: «Ты прав, мы могли бы хорошо развлечься с наручниками. Давай поиграем с ними после обеда». Эта мысль вызывает у меня такую тоску и отвращение, что слезы наворачиваются на глаза. Я сердито дергаю дверцу духовки, как раскапризничавшийся ребенок, и она неожиданно легко соскальзывает с петель. Какую-то секунду я раздумываю, уж не оптическая ли это иллюзия. Я не знал, что дверцы духовок так легко срываются с петель. Только потяни – и они соскальзывают. Гопля! Если бы я знал, то приковал бы себя к батарее. Но сейчас я благодарю Бога за свое неведение.

Я бросаюсь в гостиную, чтобы найти ключ и освободиться от дверцы духовки, но его там нет. Наверно, Мину играла с ним до тех пор, пока не закатила в какое-нибудь труднодоступное место. Я ищу ключ, но никак не могу его найти, и наконец мое желание увидеть Сару делает меня таким нетерпеливым, что я покидаю свою квартиру, унося с собой дверцу духовки, как портфель. Я смущен тем, что придется в таком виде предстать перед Сарой, ведь я могу показаться смешным и жалким. Впрочем, ладно – если я потеряю долю привлекательности, появившись с дверцей духовки, то смогу исправить дело, сочинив остроумное объяснение. Если Сара вследствие своего юного возраста поверит – тем лучше.

Когда я прибываю, дверь мне открывает Сара в белом махровом купальном халате. Хотя ее лицо скрыто под маской Микки-Мауса, я вижу, что она действительно ошеломлена.

– Ты уставилась на мою дверцу от духовки, – замечаю я.

– Для чего она?

– Это просто побрякушка, которую я себе купил – дешевый браслет, имитирующий наручник. К нему можно выбрать брелок по своему вкусу. Сегодня мне захотелось надеть эту симпатичную поддельную дверцу духовки. На следующей неделе, возможно, я добавлю к ней дверцу холодильника. Это действительно мужской браслет: как видишь, брелок не слишком маленький и изящный.

– Бедный Джереми, ты пытался устоять передо мной, не так ли? Я же тебе говорила, что это бесполезно.

И она бросается в мои объятия, а я крепко обнимаю ее и целую в шею. Она сбрасывает маску Микки-Мауса и отшвыривает ее жестом, говорящим о полном освобождении, а я поднимаю свою дверцу духовки, чтобы заслонить лицо, но, к несчастью, могу видеть Сару в маленькое окошко. Она приближается и целует меня сквозь стекло дверцы. Я стараюсь подавить ужас при виде ее совсем юного лица. Но еще больше поражает меня то, что теперь ее лицо – это не застывшая улыбка Микки-Мауса. Оно выражает ее мысли, и кажется, что я могу их прочесть. Выражение ее лица меняется, и она серьезна – а ведь я привык к неподвижной веселой маске.

Она берет меня за руки и опускает дверцу духовки – вот так же жених мог отвести покрывало с лица своей невесты. Она целует меня в губы, сначала нежно, затем жадно – это вполне понятно, ведь мы были лишены возможности целовать друг друга.

Мы ложимся, и, лежа на спине, я пытаюсь заняться любовью, но у меня ничего не выходит: я не могу смотреть ей в лицо, такое близкое и неотразимое, такое чистое и переменчивое. Чувствуя некоторую неловкость, я все-таки воздвигаю между нами дверцу от духовки. Теперь, хотя я и могу видеть ее сквозь стекло, я все же способен вынести эту реальность, не скрытую маской, так как нас защищает дверца, не позволяющая коснуться друг друга. Стекло сплющивает мне щеку и нос, но это утешает меня, расковывает и позволяет заняться с ней любовью. Я смотрю на нее одним глазом, и мое дыхание туманит окошко. Она стучит по стеклу, чтобы привлечь мое внимание, и кричит мне в духовку:

– Не странно ли, что ты расплющил себе лицо своим брелком, – или мне еще предстоит многое узнать о сексе?

Я ничего не отвечаю.

Потом, когда я собираюсь уходить, Сара говорит:

– Завтра вечером мамы опять не будет. Ты можешь прийти в пять и проветрить мне шерсть.

– Нет, я не приду.

– Я буду ждать.

Я возвращаюсь домой, испытывая к себе отвращение из-за того, что в третий раз переспал с Сарой. А что я скажу Шарлотте, когда приду домой? Как объясню, почему к моему запястью прикована дверца духовки? Может быть, сказать ей, что я случайно схватил ее вместо своего портфеля, когда уходил сегодня утром на работу? Что я просто рассеянный? Ужасная ложь. Я не знаю, что ей сказать.

Когда я добираюсь до дому, то вижу на столе в гостиной записку от Шарлотты. В ней говорится, что Шарлотта отправилась на обед и вернется позже. О, какое облегчение! Я переворачиваю все вверх дном в поисках ключа и наконец нахожу его под батареей. Я снимаю наручники и ставлю дверцу духовки на место.

На следующий день я опять не иду на работу. Остаюсь дома и сижу на кушетке, размышляя, что же мне делать. В конце концов я приковываю себя наручниками к холодильнику. Спустя некоторое время я вылупляюсь. Я обнаружил, что этот процесс может повторяться.

В пять пятнадцать звонит Сара, и я слышу ее голос в автоответчике.

– Почему вы сегодня опаздываете, мистер Ацидофилус? Я знаю, в каком направлении работает ваш мозг, поэтому спорю на что угодно, что сейчас вы прикованы наручниками к холодильнику. Я проверила дверцу нашего холодильника, чтобы посмотреть, сможешь ли ты каким-то образом удрать, и думаю, что единственный шанс – это отвинтить ручку. Если тебе это не удастся, тогда просто жди, пока вернется домой твоя девушка и придумывай, как получше объяснить ей, почему ты прикован к холодильнику. Сотри потом мое сообщение, потому что кассета не станет уничтожать себя, как в фильме «Миссия: невыполнима», приезжай и проветри мою шерсть. Но не трудись приезжать, если ты притащишь с собой дверцу холодильника. Оно того не стоит.