Сергей Капков - Эти разные, разные лица

• Название: Эти разные, разные лица
• Автор: Сергей Капков
• Жанр: История

---

- Думаю о том, как выжить. Пенсию мне положили хорошую, но сегодня это ничто, с ценами никак не могу примириться. Вокруг ведь страшно, что творится! Ошарашивает все! Те чиновники, которых партия поднимала изо всех сил на их высокие места, первыми ее и бросили, покидали демонстративно партбилеты, но сами-то разве изменились? Те же люди, та же идеология. Помню, как к нам в театр на Урал прислали директором женщину, которая до этого заведовала баней. Но у нее был партбилет. Боже мой, что творилось!

А меня просто тянули в партию: "Вы у нас такая прямая, вы должны все исправлять!" Ага, исправила. Сама чуть не попала однажды. Слишком много вопросов задавала, пыталась выяснить, почему так плохо поступали с крестьянами. У них молоко покупали по 11 копеек, а нам продавали по другой цене. Весь хлеб вывозили на грузовиках с красными флагами под радостные песни, а крестьянам оставляли только второй сорт, из-под веялки. Ставили палочки - трудодни, которые не оплачивались. Я сама из крестьян, поэтому и переживала за них всегда.

- А как вы попали в театр?

- Я очень рано уехала в Москву к братьям. Совсем девочкой была. Окончила школу, потом попала к Серафиме Бирман, которая при Всесоюзном радиокомитете организовала студию.

Вообще-то, я не знала, куда мне идти с таким ростом. Думала: кто меня возьмет? Но я, хотя и маленькая была, пела и плясала хорошо. Меня девочкой брали даже в церковь подпевать тоненьким голоском. Но цели стать актрисой у меня не было. В студию Бирман меня подруга привела. Ее не приняли, а меня приняли.

Серафима Германовна была учительницей ох какой строгой! На ее уроке чуть в сторону посмотришь - сразу: "Что такое? Потом будете собой заниматься!" Вот она учила нас правде в искусстве, достоверности и естественности. И эта ее правда передавалась нам. Я пронесла это чувство через всю жизнь. Поэтому, наверное, мне часто напоминают даже самые незначительные эпизоды, как, например, в "Чичерине" или "Экипаже". Говорят, очень достоверно сыграно. Часто зовут в "Ералаш". Недавно снялась в забавном сюжете "Совесть" - бегала за мальчишкой, стреляла из автомата, разворачивала настоящую пушку. После этого уговаривали сыграть металлистку, нацепить на себя все эти железки, заклепки...

- Сколько лет вы учились у Бирман?

- Четыре года. Потом всем курсом поехали в Великие Луки, играли в местном театре. А тут война... Мы эвакуировались в Ирбит, а в 43-м нас послали на фронт от Уральского военного округа. Выступали в частях дальней авиации. Считали самолеты: сколько улетает, сколько возвращается.

Из группы в группу нас перебрасывали на американском "Дугласе". Но однажды нас решили посадить на поезд. Пришли на перрон, бригадир побежал за распоряжениями. Вернулся и говорит: "Сейчас санитарный поезд придет, в него и сядем". Но эшелон почему-то промчался мимо. А наутро, когда мы все-таки доехали до нужного места, узнали, что его разбомбили. Несмотря на красный крест. Видим - на ветках простыни, шинели разбросаны... А ведь в нем могли ехать и мы...

- Мария Савельевна, как вас принимали на фронте?

- Летчики - прекрасные зрители. Первым отделением нашей программы была "Дочь русского актера", где я играла главную роль. Второе отделение концерт. Я пела лирические песни, мой муж, Семен Михайлович Скворцов, читал юмористические рассказы. Его тоже очень хорошо принимали. Сколько было отзывов из частей!

Вернулись на Урал, и снова работа: утром - репетиции, в 4 часа концерт в госпитале (а госпиталей на Урале много было), вечером - спектакль и обязательно ночной концерт. И так каждый день. Всю войну.

- Ваш труд как-то был отмечен?

- Да, где-то у меня лежит благодарность от этого военного округа...

- И все?

- Ну а что еще? Как-то я была там в музее, видела под стеклом наши фотокарточки - вот, мол, выступали. На фронте же очень многие артисты были, но говорили только о крупных. Про остальных-то ничего. Да я и не обращала на это внимания.

- После войны вы вернулись в Москву?

- Да. Но это было не так-то просто. Я получила известие, что у меня умирает мама. Стала просить, чтобы меня отпустили в Москву. Уговорила с трудом. Приехала, а ей стало лучше. Тогда я подумала: "А вдруг я уеду, а она умрет? И я не смогу ее даже похоронить..." И осталась. Попросилась в областной ТЮЗ, который находится в Царицыне. А в то время какой был закон: за прогул или неявку на работу - тюрьма. Спасло меня только то, что у нашего директора был друг замминистра и мне оформили перевод в этот самый ТЮЗ.

Так что я два раза спасалась от тюрьмы - то слишком много вопросов задавала, то из театра уехала. Это все, милый мой, было небезопасно. У нас актер один был, Митрофанов. Чем-то ему эта фамилия не нравилась, и он решил стать Двиничем. Его и посадили - уж больно подозрительным показался поступок советского артиста. Стукачей полно было. За пустяки, да попросту ни за что, люди в лагерях мыкались.

- Мария Савельевна, что вы играли в детском театре?

- Много играла. Сначала - мальчиков-девочек, пионеров-героев, козлят-зайчат, Красную Шапочку, Золушку. Были роли в "Доходном месте", "Слуге двух господ", "Молодой гвардии", "Отцах и детях". Играла что-то про совхозы и колхозы. Играла Простакову и даже Ниловну... Кстати, постановщик фильма "Мать" Марк Донской после спектакля сказал, что у меня внутренняя сила есть... несмотря на рост.

А когда состарилась, пошли колдуньи, Бабы Яги. Но я никогда не играла злодеек, я делала их смешными, поддразнивала маленьких зрителей. Ребята ненавидели, кричали, а я их только подзадоривала: "Вот сейчас погашу елку, и не будет никакого праздника!" В зале: "Нет! Нет!" А я опять: "Да погашу сейчас, и все..."

- Вам нравилось работать в театре?

- Тяжело было. Очень тяжело. Колени дрожали. Ведь я порой играла по три спектакля в день: утром - для детей, вечером - для взрослых и еще один - выездной. Однажды до того дошла, что села гримироваться на "Мать" и вдруг осознала, что гримируюсь на Козленка. Тогда я действительно почувствовала, что сил не остается. Ведь я играла искренне, отдавая всю себя без остатка. И когда выходила со знаменем в финале спектакля - колени по-настоящему дрожали.

Да и для ребят играть сложно. Надо уметь держать их внимание. Я выходила - меня слушали. Помню, играла мальчишку, у которого умерла мать. Я выходила на сцену и делала всего несколько движений - расстегивала и снова застегивала гимнастерку. И ребята замирали - "значит, что-то случилось". Их не обманешь. Если искренне - они слушают. Даже Бабу Ягу слушают. Возражают, спорят, но слушают. В зал спуститься уже опасно. Герои иногда выскакивали к зрителям, прятались. "Ну-ка, ребята, дайте-ка мне вот этого! Дайте-дайте его сюда, я с ним разберусь..." - обращалась я. "Не дади-и-и-и-им!" И вдруг один раз какой-то мальчик подталкивает его. Все спасают, а он толкает. Ну, думаю, вот он в натуре стукач растет. Говорю: "Ну, давай тогда и ты сюда".

Вот так и работала. А когда сил совсем не осталось, ушла на пенсию.

- А когда же в вашей жизни появилось кино?

- Тогда же и появилось. Василию Шукшину попалась на глаза моя фотокарточка. Он тогда искал актрису на роль матери Любы в "Калине красной". Ему показывали фотопробы пяти актрис, но он, на удивление всем, выбрал меня.

- А в молодости вы не снимались?

- Нет. Совмещать работу в театре со съемками было невозможно. Я ведь играла во всех спектаклях главные роли, и меня ни в какую не отпускали. Приходилось отказываться от приглашений. Хотя эпизодики какие-то у меня все-таки были.

- Какие воспоминания у вас остались от работы с Шукшиным?

- Он всегда добивался правды. Работа с ним была настоящим праздником, творческой радостью. Он помогал, советовал и создавал яркие, точные характеры, добиваясь от актеров такого рисунка роли, какого видел сам. Но добивался этого тактично, мягко, предлагая несколько интересных вариантов.

Помню, снималась сцена, когда Егор ночью пробирается к Любе. Я злюсь на старика: "А этот - спит!" Василий Макарович говорит: "Мария Савельевна, не ругайте его. Скажите это... с восторгом". Думаю: "Боже мой! Как это - с восторгом? Мужик лезет к дочери, а я буду стариком восторгаться?!" Шукшин подсказывает: "С усмешкой скажите, головой покачайте осуждающе..." Я попробовала. И ведь получилось!

А сколько мы дублей сделали, когда Рыжов говорил: "Я стахановец! У меня восемнадцать грамот!" Вариантов шесть Шукшин ему предлагал, как это лучше сказать.

- А мне больше запомнился ваш ответ на вопрос про грамоты: "Там, у шкапчике..."

- Это тоже все придумал Шукшин. Он добивался своего всегда. Мне очень трудно сначала было, ведь я окунулась в совершенно новую атмосферу со своими законами и порядками. А потом - ничего, все наладилось, посыпались приглашения на новые роли. "Калина красная" открыла мне дорогу в кино.

- Вы часто снимались в фильмах с очень сильным актерским составом. Как складывались ваши отношения со знаменитостями?

- Очень хорошо. С талантливыми актерами работать легко. Мне очень помогал Вячеслав Тихонов во время съемок фильма "Белый Бим Черное ухо". Отличные актеры были в "Детях солнца", в "Попечителях" Михаила Козакова. Правда, этот телефильм очень ругали: взяли, дескать, "Последнюю жертву" Островского, да на новый лад все перелопатили. И Козакову попало, и Янковскому, а похвалили только Броневого, Маркову и, представьте, меня. Потом, когда мне предложили подать документы на повышение актерской ставки, то Козаков и еще один режиссер, Салтыков, дали мне блестящие характеристики. Что я талант от Бога! - Смеется.- Но все равно актерские ставки - это копейки.