Сергей Капков - Эти разные, разные лица

• Название: Эти разные, разные лица
• Автор: Сергей Капков
• Жанр: История

---

- Это, видимо, традиции театра - они великолепно принимали молодежь, они помогали. Помню, когда ввелась на Ефросинью Старицкую - ввелась спешно, дня за два, потому что Вера Николаевна сломала ногу,- на премьеру я получила от нее сережки и письмо с благословением.

- Потрясающе!

- Боже мой! А когда мне пришлось срочно, за несколько часов, вводиться на роль няньки в спектакль "Правда хорошо, а счастье лучше" за Рыжову, так я просто чувствовала, что Евдокия Дмитриевна Турчанинова была моей матерью на сцене и волновалась больше, чем я сама, хотя ситуация у няньки с хозяйкой в пьесе конфликтная.

Помню, как вошла в очень плохую пьесу "Самолет опаздывает на сутки", и партнершей моей была Рыжова. Стою за кулисами, волнуюсь и говорю ей: "Варвара Николаевна, давайте повторим текст, я немного волнуюсь". Она отвечает: "Душка моя, выйдем на сцену - там светло, ты посмотришь мне в глаза и все скажешь!" И действительно, при выходе на сцену более благожелательных глаз не существовало. Как будто они тебе что-то подсказывали. Я сразу успокаивалась и играла.

- А за сценой общение с этими людьми продолжалось?

- Да. Я очень часто бывала у Рыжовой, у Пашенной. Вера Николаевна была строже. А Рыжова была очень хлебосольной, у нее всегда был накрыт стол. Ее сын как бы продолжал эту традицию. И сейчас я в очень добрых душевных отношениях с ее внучкой Танечкой.

- Актеры зачастую находят себе спутников жизни в своей же среде, создавая так называемые актерские браки. Вы не исключение?

- Нет. Мой первый супруг Борис Шляпников был актером БДТ. Я вышла замуж чуть ли не в десятом классе. Но он оказался на том же самом корабле, что и мой старший брат, и погиб вместе с ним.

Второй муж Костя Назаров великолепно начинал в Малом театре, но он, к сожалению, спился. Его уволили из театра, но он уже никак не мог остановиться. Я ушла от него. Может быть, зря. Может быть, надо было ему помочь, но тогда пришлось бы выбирать между ним и театром, а я очень устала и уж никак не хотела оставлять сцену. И впоследствии я часто думала, что все мои жизненные несчастья и огорчения связаны с тем, что я так поступила. Не знаю.

А в третий раз я вышла за аспиранта консерватории Олега Агаркова. Он стал известным дирижером, педагогом, профессором. Много ездил с гастролями, руководил камерным оркестром института. Взять к себе его студентов считали за счастье многие музыкальные коллективы страны. Так что в нашем доме всегда звучала музыка и собиралась молодежь.

- Татьяна Петровна, как вам работалось в кино?

- Я очень люблю кино. Помню, впервые меня пригласили сниматься в "Анне на шее", я играла портниху - просто выносила коробку с платьем и говорила одну фразу. Почему меня пригласили, я даже и не знаю. Кто посоветовал тоже не знаю. И, кроме головной боли, я ничего не чувствовала. Но вдруг режиссер Анненский остановил съемку. Ну, думаю, сейчас он скажет: "Уезжайте". Тем не менее он взял и написал маленькую сцену примерки, которую я заканчиваю словами: "Не женщина - фея!" А потом сочинил и второй мой приход - к Владиславскому. Так что сделал какую-то малюсенькую рольку из эпизода. После этого Анненский стал меня всегда приглашать: "Княжна Мэри", "День рождения", "Екатерина Воронина". Он почему-то меня очень любил и называл "своим автографом".

- Для вас существенна разница между театром и кино?

- Кино я люблю прежде всего за то, что каждый день что-то обязательно идет в пленку. Что-то в корзину, но что-то и в пленку. То есть это премьера, и вы уже ничего не сможете исправить. А так, как подтягивает премьера, ничто не подтягивает. И вы знаете, после каждой роли в кино я лучше играю свои роли на сцене. Потому что собранность, которую требует кинематограф, огромна. Она не дает расслабиться. Хотя я считаю, что кино в основном использует то, что сделал актер в театре. Есть, конечно, и такие природные киноактеры, как Тихонов, но это, наверное, тоже особый дар.

Помню свое первое страшное расстройство из-за кино. После премьеры "Анны на шее" я отдыхала в Алупке в нашем Доме творчества, лежала на пляже. За плечами были уже большие роли на сцене, Ефросинья Старицкая... Так что вы думаете? Все на пляже приподнимались и перешептывались, показывая на меня: они вспоминали этот малюсенький эпизод из "Анны на шее"! Этот пустячок! Я так плакала, помню,- ну как же так? Никакие другие заслуги не в счет?

- Но все-таки приятно, когда начинают узнавать и делать комплименты?

- Естественно. Но если это комплименты, а то бывает, и обратное. Например, вспоминаю такой смешной и в то же время позорный случай. После выхода фильма "Твой современник", где я сыграла вахтершу, которая давала студентам деньги под проценты, пришла я на Тишинский рынок. Задержалась у одного прилавка, и продавец-грузин узнал меня. Спрашивает: "Ты играла?" Я отвечаю: "Да". Вдруг как он начал кричать: "Вот такая же сволочь попалась моему сыну! Так она его еще и заразила, стерва!" И так он кричал на весь рынок, что я забыла, зачем туда пришла. Я уходила как по раскаленным углям. Так что было и такое.

- А теперь вас узнают, главным образом, по фильму "Звезда пленительного счастья", по великолепной роли княгини Анненковой?

- Сейчас уже меня знают и как театральную актрису. Все-таки столько лет на сцене. Но наибольшую известность мне принесла, конечно, "Звезда пленительного счастья". Чем мне запомнилась картина? Во-первых, я влюбилась в эту страницу истории России, связанную с героями-декабристами. Это одна из лучших наших страниц. Какие были люди! Вы подумайте - крепостники требовали отмены крепостного права. Какое благородство души, какая бескорыстность и чистота! Эта тема, конечно, покоряла необыкновенно. Мы были допущены к определенным материалам в Ленинградскую публичную библиотеку и просиживали там целыми днями, изучая даже те документы, письма и книги, которые до сих пор недоступны для массового пользования.

- Не менее знаменита ваша кинороль и в фильме "Медовый месяц".

- На съемках "Медового месяца" у Кошеверовой я чувствовала братство. Отношение друг к другу было великолепное - в какие бы трудные условия мы не попадали, все друг другу помогали. Как, например, на Волховстрое, когда после войны все было разбито, хозяйство еще не поднято, дом крестьянина был в жутком состоянии - и то находили выход. Кто-то что-то купил, что-то принес, стучится в дверь, зовет. Атмосфера у Кошеверовой была великолепна, как и у Анненского.

- Интересно, а когда вы читаете книгу, проигрываете мысленно сцены, персонажей?

- Ну конечно! Поэтому я читаю крайне медленно. Тут же возникает желание это все проиграть и даже дать свой вариант.

- А это уже режиссерские задатки...

- Нет! У меня их нет! Ни режиссерских, ни педагогических. Однажды я была председателем экзаменационной комиссии в нашей школе и, когда наблюдала за педагогами и студентами, поняла, что правильно сделала, отказавшись от преподавательской работы. Несмотря на то, что Зубов всегда меня приглашал ассистировать ему, это не мое дело. И вообще я считаю, что врач, педагог и актер - это миссия. Кто к какой способен. Удача зависит от соединения личности с профессией, характера с профессией. Потому что даже очень талантливые личности, приходя в театр, увядали - они, не обладая жаждой выйти на сцену, мирились с той обстановкой, в которую попадали. И только когда оказывались в хороших руках, все заново начинали ими восхищаться.

- Вас никогда не тянуло в Ленинград в смысле работы? Не хотелось выйти на ленинградскую сцену?

- Когда училась в школе, я собиралась вернуться в Ленинград. Меня звал Николай Павлович Акимов. Он меня ждал. А я тянула с ответом, так как не была уверена, примут ли меня в Малый театр. Никто из нас этого не знал. О своем зачислении в труппу я узнала только после спектакля "Гроза". И Николай Павлович был на меня обижен, поэтому я чувствую себя виноватой.

- Зато в его театр пришел ваш брат Павел Петрович.

- Да, и Акимов его безумно любил. И очень помог ему встать на ноги.

Мой брат после 10 класса попал на фронт. Их, ребят, погрузили на баржу и отправили в неизвестном направлении. Мы с мамой стояли и плакали. Я в это время как раз прорвалась в Ленинград, приехала буквально "зайцем" на поезде. И мы долго не имели от Павла никаких известий. Как потом выяснилось, ребят направили в какую-то школу, затем на фронт, там у брата были отморожены ноги. Их оттирали спиртом и давали спирт пить. Естественно, у мальчишки сложилось впечатление, что спирт - это спасение. И так он понемногу пристрастился, а потом стал пить ужасно. Ужасно пил! Единственная его колоссальная заслуга - а вы знаете, что когда человек пьет, он не владеет собой, он амортизирует какие-то свои моральные принципы,- вот этого у него не было. Он оставался на высоте, трезвый ли, пьяный ли. Причем Павел нашел в себе силы сделать перерыв - он не пил два года до рождения детей, чтобы у них не было никаких последствий. А под конец беременности жены вторым ребенком он опять сорвался.