Астра - Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина

• Название: Изверг своего отечества, или Жизнь потомственного дворянина, первого русского анархиста Михаила Бакунина
• Автор: Астра
• Издательство: БПП
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-901746-07-3

Из «Исповеди» Михаила Бакунина царю Николаю I.

«… Государь! Я кругом виноват перед Вашим Императорским Величеством… Хотел ворваться в Россию и… всё вверх дном разрушить, сжечь… Жажда простой чистой истины не угасала во мне… Стою перед Вами, как блудный, отчудившийся и развратившийся сын перед оскорблённым и гневным отцом… Государь! Я преступник великий… пусть каторжная работа будет моим наказанием…»

Сколько же было до, сколько после. В том числе и «самый длинный в мире побег» из Сибири в Европу через Японию и Америку.

---

Цель — полнейшее освобождение и счастье народа, т. е. чернорабочего люда, развитие тех зол и бед, которые понудят к восстанию.

Революция — уничтожение государственности, истребление государственных традиций и классов в России. Потом власть будет. А сейчас — разрушение полное и страшное.

Соединение с разбойниками, проститутками.

Предлагается использовать яд, топор, веревку.

Студентам предлагается бросать университеты, в русской армии воспитывать солдат и офицеров в том же направлении. И т. д.

Нагруженный прокламациями, Нечаев отбыл в Россию. Бакунин попался на удочку самым позорным образом. За «тигренком» не было никакого Комитета, никакой организации, но он обладал железной волей, которая сама есть сила, и всеми теми качествами, которые отразились в его «Катехизисе».

Снабженный поддельным мандатом «от самого Бакунина», документами, пустыми бланками с печатью Интернационала, он принялся быстро сколачивать свои пятерки в студенческой среде обеих столиц, среди рабочих, даже офицерства. Имя апостола анархизма Михаила Бакунина действовало на горячую молодежь, уже готовую к восприятию новых мыслей о свободе и всеобщем равенстве.

О самом Сергее Нечаеве знали мало. Он не выделял себя. Отмечали его ум, горячие глаза, но даже те, у кого он бывал часто, видели в нем русского парня, пообтесавшегося в городе, его владимирское «о», да мальчишеское деревенское озорство, когда в бане он плеснул на Прыжова холодной водой и хохотал, хохотал.

… замечали необычайную энергию, когда для сна ему хватало получаса езды на извозчике, а спящим по-настоящему его не видел никто… и железную дисциплину, которой он, словно цепями, сковал свои «пятерки», да страсть к розыгрышам, когда из пролетки извозчика при виде знакомых вдруг бросал на снег записку.

— «Меня везут в Петропавловскую крепость».

…. и даже молодую неопытность перед женщинами, когда жену своего друга Успенского из той же «пятерки», что и Прыжов, женщину на последнем месяце беременности, затеял командировать в Европу.

— Знаете ли вы французские и немецкие языки, чтобы доехать в Женеву к Герцену и Огареву?

— Знаю.

— Можете поехать?

— Могу. Ой, нет, не могу.

— Что это значит, то могу, то не могу? Странные бывают люди! Вообразят перед собой стену и останавливаются, когда никакой стены нет.

— Нет, есть стена.

— Тогда скажите просто. Не ожидал от вас.

Молодая женщина рассмеялась.

— Да что вы хотите, чтобы я родила дорогой, в вагоне? Разве вы не видите, в каком я положении?

— Да, действительно, стена, простите. Я не сообразил этого.

Очень скоро в его организации было уже более трехсот-четырехсот человек. Всеми стоял всеведающий «Комитет», которого никто никогда не видел.

— Кто этот «Комитет»? — задумался студент Петровской Академии Иванов. — Ты, что ли, этот «Комитет».

— При чем тут я? — нахмурился Нечаев.

Но догадка студента стоила Иванову жизни. Члены его «пятерки», повязанные, словно веревками, страхом перед Нечаевым, назначили сбор на берегу тихого пруда Петровской Академии, и когда стемнело, неумело удушили его прямо на берегу, причем, при сопротивлении Иванов так вцепился зубами в пальцы Нечаева, что изуродовал их на всю жизнь.

Полиция нашла тело на следующий же день. Нечаев скрылся за границу. Начались аресты.

Узнав, что «Маленькому» удалось уйти, Бакунин на радостях подпрыгнул так, что «чуть не пробил потолок старой своей головою».

Процесс «нечаевцев» стал первым в России многолюдным политическим процессом, на котором подавляющее большинство подсудимых выступило, с точки зрения революционной этики, безупречно. Выяснилось, что чистая молодежь шла за Нечаевым единственно с целью посвятить себя делу освобождения народа, то есть «из прекрасных, преблагородных» (как сказал на процессе адвокат В. Д. Спасович) побуждений. «Катехизис революционера» вообще не читался в организации именно потому, что «произвел бы самое гадкое впечатление». Процесс не утопил подсудимых в нечаевской грязи, а, напротив, смыл с них эту грязь.

И все же десятки людей попали в тюрьмы, на каторгу.

А для наших шутников в богоспасаемой Женеве чем хуже, тем лучше. Не довольствуясь произведенным впечатлением, они принялись рассылать открытой почтой письма всем порядочным людям России, навлекая полицейское преследованием на целые семьи. Один полковник, жену которого арестовали, застрелился, ко многим людям пришла беда.

— Остановите Бакунина! — посыпались письма-требования в Женеву.

Но Герцена к тому времени уже не было, а старенький Ага, пьяненький и слабый, уже не мог оказать никакого сопротивления. Он полностью попал под руку Бакунина.

Как они ждали революцию! Осенью 1869 года, весной 1870 года! Случайно ли, что в далеком Симбирске, на Волге родился в апреле один мальчик…?

Возвращаться в Россию Нечаеву было невозможно. Денег на жизнь не хватало. Зато жила молодая девушка Тата Герцена, богатая наследница. Сергей решил попытать счастья здесь. Он стал бывать у них под зорким наблюдением Тучковой-Огаревой.

— Что это у вас какие пальцы на руке? — спросила Тата и нервно передернулась. — Уж не следы ли это зубов того Иванова, которого вы убили? Мы читали все отчеты о процессе.

Присутствовавшая в комнате Тучкова — Огарева поднялась с места.

— Я советую вам, молодой человек, не бывать больше в нашем доме, — проводила она его к дверям.

— А мы запретим печатать сочинения необдуманные, но талантливые этого тунеядца Герцена, а если семья его будет продолжать, станем принимать решительные меры, — пригрозил он.

После этого предприимчивый Нечаев принялся шантажировать Бакунина украденными у него письмами. Но Бакунин, «Матрена», как называли его за глаза молодчики Нечаева, был беден, как всегда. И тогда они сколотили разбойничью шайку и стали обирать туристов на горных тропинках Швейцарии. Это был выход по-русски!

За дело взялась полиция. Нечаев был пойман, посажен в тюрьму Цюриха.

— Михаил Александрович, есть верный способ освободить Нечаева, — обратился к Бакунину Замфир Ралли, один из молодых русских-молдаван, которые во множестве кружились вокруг мэтра в эти годы. — Нужны только деньги.

— Вот и надо посмотреть, где эти деньги принесут больше пользы, — назидательно проворчал тот. — Сейчас они нужны для дела в другом месте.

Казалось, Бакунин старался забыть о Нечаеве, о «тигренке», в котором будто бы ошибся. Об этом высказана глубочайшая мысль, в которую страшновато заглядывать: Бакунин боялся в Нечаеве самого себя.

Воистину, глубины духа есть страшный дар!

Арестованный был передан российскому правосудию. Схваченного Сергея Нечаева везли в Петропавловскую крепость в позорной повозке с надписью «УБИЙЦА» под грохот барабанов, заглушавших его крик.

— Да здравствует Земский собор!

Старушки крестились.

— О соборе каком-то все печалуется, сердешный.

Случившийся тут же мастеровой тихонько спросил у студентов, что это значит? Ему объяснили. Он сразу сосредоточился, глянул вниз, перекрестился и исчез в толпе.

На следствии Нечаева били, не давая слова вымолвить, в суде он заявил, что не желает давать никаких показаний, и сидел спиной к судейскому столу. После оглашения приговора сказал.

— Шемякин суд!

А когда выводили из зала, крикнул:

— Да здравствует Земский Собор! Долой деспотизм!

В Алексеевском равелине Нечаев писал кровью на стене заявления-протесты, а шефу жандармов Потапову, который, явившись, нагрубил ему и пригрозил телесным наказанием, дал пощечину. После этого его заковали в ручные и ножные кандалы, соединенные такой короткой цепью, что разогнуться было невозможно Руки и ноги покрылись язвами.

И в этом положении, скрюченный, как горбун, он распропагандировал солдат охраны на свой побег. Еще не было ни одного случая, чтобы из Алексеевского равелина кто-то убежал. И сорвалось-то случайно, просто солдат охраны передал записку Нечаева не адресату лично, а его квартирной хозяйке.

Солдат судили. Все они держали себя молодцами, с большим достоинством, и когда прокурором было высказано предположение, что Нечаев действовал подкупом, все горячо запротестовали.

— Какой тут подкуп, — раздались голоса, — номер пятый — наш орел, это такой человек, за которого без всякого подкупа мы готовы были идти в огонь и воду.

Номер пятый. Не в нем ли сидел и Бакунин в свое время?

Сам царь был удивлен этим процессом, его многолюдием и даже участием в нем женщин.

— Очень странные люди. В них есть нечто рыцарское, — отозвался о «нечаевцах» и Нечаеве Александр II. Охота за ним самим у террористов шла непрестанно, срываясь по пустякам в пятый, седьмой, девятый раз, угроза смерти постоянно дышала ему и в лицо, и в затылок. — Странные, странные люди.