Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 3

• Название: Время учеников. Выпуск 3
• Автор: Андрей Чертков
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 5-237-05487-0

«Беспрецедентный для отечественной словесности проект…» — так охарактеризовала первую антологию «Время учеников» авторитетная газета «Книжное обозрение». Второй том удостоился не менее лестных отзывов. И вот — третья мемориальная антология в серии «Миры братьев Стругацких», завершающая уникальный эксперимент с мирами и героями самых знаменитых отечественных фантастов. Кто на самом деле стоял за мятежом «серых» в Арканаре? Что оставили Странники Ивану Жилину? Был ли у НИИЧАВО филиал в Санкт-Петербурге? На чем стоит Лес?

---

Сам Андрей не курил, но на курящих смотрел сквозь пальцы. Дым ему нисколько не досаждал, хотя и радости он от него не испытывал.

Сизая табачная дымка мешала оценить обстановку. Судя по количеству дыма и голосам, курильщиков было много. Но сколько Андрей ни вглядывался, кроме мутных, неясных контуров, разглядеть никого не мог.

— На Дону и в Замостье тлеют белые кости, — гнусавил кто-то в дыму вполголоса. Голос явно принадлежал не Генке, но на всякий случай Андрей Т. решил убедиться — мало ли что делает с человеком время. Он пошел на источник голоса, ладонями разгребая дым. Лучше бы он сюда не ходил. У белой кафельной стенки стоял мертвый одноногий солдат в полной красноармейской экипировке — в гимнастерке, буденовке, в галифе, с фанерной кобурой на ремне. Вместо отсутствующей ноги из штанины торчала желтая корявая деревяшка с зарубками и непристойными надписями на русском, украинском и польском. То, что солдат был мертвый, было ясно по распухшему языку и мозаике трупных пятен, украшавших его лицо и шею. Глаз у солдата не было; видимо, их выклевал ворон, судя по черным перьям, облепившим его одежду. Мертвый-то он был мертвый, но вел себя вовсе не как мертвец. Дымил как паровоз папиросой, хрипел про псов-атаманов, а когда опешивший Андрей Т. тихонечко хотел уйти в дым, выхватил из кобуры маузер и стал судорожно жать на курок. Маузер, слава Богу, не выстрелил, должно быть механизм заедало, и Андрей Т. благополучно ретировался.

Он медленно отходил задом, стараясь не издавать шума — чтобы боец не сориентировался на звук. Сделав шага четыре, Андрей Т. почувствовал вдруг спиной, что кто-то его поджидает сзади. Он обернулся резко, но из-за дыма ничего не увидел, лишь услышал слабенький хохоток. «Генка, — подумал он. Вот зараза, нашел время делать приятные неожиданности! Еще бы по плечу меня хлопнул, тут бы я точно отдал концы!»

— Ген! — сказал Андрей Т. шепотом. — Это ты? Выходи, хватит придуриваться.

Из облака табачного дыма снова вырвался хохоток, но теперь он звучал чуть дальше.

— Абрикос! — Андрею Т. стали надоедать эти идиотские прятки; он резко шагнул вперед, и вдруг из табачной мути высунулась большая челюсть, клацнула перед его носом и задергалась в идиотском хохоте. Андрей Т. узнал ее обладателя. — И-извините. — Голос его дал трещину; он смотрел на вилоподобные руки, на железный дворницкий лом, на хлопья желтоватой слюны, вылетающие изо рта этого человека-молота.

— Гы-гы. — Хмырь с челюстью продолжал смеяться и, так же продолжая смеяться, спрятался за табачной завесой.

Андрей Т. вытер вспотевший лоб и направился наугад к выходу. Ноги его слушались плохо. Он сделал уже шагов двадцать, но курилка словно разрослась вширь; она все не хотела кончаться.

Впереди замаячило что-то темное; Андрей Т. подумал, что это долгожданная дверь, прибавил шагу, но из табачной копоти вылезли гороховое пальто, шелковый засаленный шарф и коптящая атмосферу трубка.

— Извините, молодой человек, — сказали пальто и трубка. Голос их звучал с хрипотцой и с легким прибалтийским акцентом. — Вы случайно не знаете, какое минеральное сырье из стран Южной Азии вывозится на мировой рынок?

Андрей Т. судорожно сглотнул и попятился в табачное облако. Голова шла кругом, в глазах прыгали какие-то пуговицы, некоторые были со свастикой, некоторые с красноармейской звездочкой. «Выход, выход, где выход?» — стучало в его мозгу. Он тыкался влево, вправо, но везде было прокуренное пространство, полное чудовищ и голосов.

Кто-то коснулся его плеча. Ожидая очередного оборотня, он втянул голову в плечи и собрался отпрыгнуть в сторону, но сзади его спросили:

— Здрасьте, Андрей Т. — это вы будете?

Голос принадлежал женщине, и Андрей Т. нехотя обернулся.

— Людмила. — К Андрею уже тянулась ссохшаяся наманикюренная рука. — Можно Люся. — В женщине он узнал халтурную эстрадную диву из компании, приехавшей в «мерседесе». Где-то тихо заворковала музыка, и гнусавый поддельный голос запел про неземную любовь. — Вы курите? — Женщина улыбнулась; Андрей вымученно мотнул головой, что означало «нет». — Какой же вы робкий мальчик. Вы всегда так обращаетесь с женщинами?

«С такими, как ты, — всегда», — хотел ответить Андрей Т. этой стерве, но тут из-за табачной стены высунулся еще один персонаж этого сумасшедшего действа. То ли он был цыган, то ли он был пират — судя по серьге в ухе, черным смоляным патлам и хищной золотозубой улыбке, не слезающей с его обугленного лица.

— Рыбонька моя златоперая, где ты? — сказал вновь появившийся персонаж. — Я тебя везде обыскался. — Тут он как бы случайно бросил взгляд на Андрея Т., вернее, сделал вид, что случайно. — Что я вижу! Измена! О, несчастная, на кого же ты меня променяла? На этого… этого… — Глаза его налились кровью. Пиратская серьга в ухе горела, как лунный серп. Он вытащил из-за пояса нож. — Я зарежу вас обоих. Сначала его, а потом тебя. Ты этого заслужила, коварная. — Грянула музыка из «Кармен». Золотозубый герой-любовник бойко изображал сцену ревности.

— Отставить. — Рядом кто-то закашлялся, выдавливая сквозь кашель слова. — Тоже мне, нашли место — в курилке! Вы бы еще на сцене базар устроили.

— Пардон, мадам! — Чернявый завилял задом и отвесил полупоклон. Нож был убран за пояс. Музыка замолчала.

— А вас, Андрюша, и не узнать. Да, время! Сколько лет-то прошло? Пятнадцать? Двадцать? Волосы вон уже седые. Жена, небось, детки, внуки скоро пойдут, зарплату на работе не платят. Что, жизнь не балует?

Андрей Т. смотрел на двугорбое существо в сером штопаном балахоне и не знал, отвечать ему или плюнуть, не долго думая, в отливающий огнем катафот на месте ее правого глаза.

Но старухе были, похоже, и не нужны подробности его личной жизни. Она подергала свой ястребиный клюв, вздохнула и продолжала дальше:

— Жизнь нынче — штука сложная, никого не балует. — Она перешла на «ты». — Это тебе не со шпагой по коридорам бегать. Не забыл, поди, ту историю? Как за дружбу-то на шпажонке дрался? Не забыл, вижу, что не забыл, — желваки-то так ходуном и ходят! И, наверно, до сих пор думаешь, какие мы все мерзавцы, какие мы все плохие, как бы нас всех того… — Она чикнула средним и указательным пальцами возле зобастой шеи и хрипло расхохоталась. — Узкий у вас, у людей, кругозор. И понятия у вас такие же узкие. Вы — хорошие, мы — плохие. У вас — помощники, у нас — прихвостни. У вас — лица, у нас морды и хари. О великий и могучий язык, в котором все можно поставить с ног на голову! — Она воздела к задымленному потолку свои подшипник и катафот, потом вернула глаза на землю и посмотрела на Андрея Т. с упреком. — А мы не такие. Мы — не враги. Мы тебя специально тогда проверяли. «К другу на помощь…» и все такое. Это же была проверка на дружбу. Трус ты или не трус. А ты не понял — гады, мол, и делают только гадости. И до сих пор не хочешь понять.

Андрей Т. наконец решился вставить слово в ее затянувшийся монолог:

— Значит, это вы меня сюда заманили? И Генка тут ни при чем? Зачем? Ответьте мне ради Бога — зачем я вам нужен? И записка эта дурацкая — для чего?!

— Погоди, не перебивай. Я еще не договорила про дружбу. — За растопыренными зубами старухи жадно шевелился язык. Жил он сам по себе, независимо от разговора хозяйки; раздвоенный на равные дольки, он скользил меж ее зубов, выискивая остатки пищи. Иногда язык замирал, поднимался как голова змеи, словно бы о чем-то задумывался. И тогда Андрею Т. представлялось, что у старухи во рту змея, и стоит только ей приказать, как змея выпрыгнет стрелой изо рта и пронзит его ядовитым жалом. — Вот ты думаешь, только у тебя дружба. И этот твой драгоценный Геннадий М., из-за которого ты здесь, собственно, и находишься, лишь узнает, что его дружок в Заповеднике, вмиг примчится сюда на белом коне, как какой-нибудь Георгий Победоносец. А теперь послушай меня, старую и мудрую женщину. Не примчится к тебе твой Геннадий. И тогда не примчался бы, двадцать лет назад, и сейчас, тем более, не примчится. Потому — вы с ним люди разные. Это ты прошел испытание, а он его не прошел. Вот в чем между вами разница. Ты не трус, а дружок твой — трус.

— Вранье! Все вранье! Вы его не знаете.

— Это мы-то его не знаем? — Старуха, а вслед за ней и столпившиеся вокруг уроды громко и противно расхохотались.

— Но уж давно известны нам любовь друзей и дружба дам, — процитировал недавний ревнивец.

— Мы твоего Геннадия М. знаем как облупленного, — сказала старуха. — Он… — Она помедлила, лениво покачивая горбами. — Про него успеется, сначала надо разобраться с тобой. — Она окинула взглядом собравшуюся вокруг компанию. Здесь были все, кого увидел Андрей Т. на площадке перед зданием Заповедника, когда смотрел из окна. И человек-блин, и недобитый фашист, и хмырь с челюстью, и человек-вешалка, и эстрадная халтурщица, и еще много других, которых, если описывать, то не хватит никаких слов. Двугорбая старуха, похоже, была тут главной. Окинув взглядом всю свору, она выбрала из всех одного и поманила его к себе. Выбранный был невысок ростом, лицо имел сплющенное и острое, похожее на лезвие топора, носил клинообразную бородку a la Калинин и весь был оплетен паутиной с налипшими на нее дохлыми мухами. Одна нога его была повернута пяткой вперед, другая была нормальная. Он подошел к старухе и почтительно перед ней осклабился. — Скажи-ка мне, Дрободан Дронович, кто есть для тебя он? — Старуха показала атому нелепому существу на Андрея Т.