Петр Капица - В море погасли огни

• Название: В море погасли огни
• Автор: Петр Капица
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Все дальнейшее происходило как в бреду. Ночью комиссар судна втолкнул вниз рыжего эстонца - шкипера шхуны - и сказал:

- Стерегите этого подлеца. Он нарочно ходил вокруг Гогланда, надумал удрать в Таллинн. Видите, у него там семья! А у нас будто нет ни детей, ни жен. Кто тут знает штурманское дело?

Среди спасенных был второй штурман с транспорта. Его увели наверх. Вскоре наша шхуна вошла в бухту Гогланда. Здесь арестованный шкипер заплакал. Он понял, что теперь не скоро попадет домой. А мы обрадовались суше. И поспешили на остров. Теперь обсушусь и отправлюсь дальше. Я коренной ленинградец. МОРЯКИ ПОКИДАЮТ КОРАБЛИ

3 сентября. Корабли эскадры уже несколько дней находятся в Кронштадте, а с запада то и дело показываются отставшие транспорты, обгорелые, с продырявленными и посеченными осколками бортами и трубами. Одни из них "чапают" своим ходом, другие - с помощью буксиров.

Жители Кронштадта целые дни толпятся около Усть-Рогатки, в Петровском парке, на Ленинградской пристани, чтобы хоть что-нибудь разузнать о своих родных не вернувшихся с моря.

Пассажиров высаживают на берег и группами а тридцать - сорок человек отправляют во флотский экипаж на санобработку.

У прибывших женщин ничего из одежды не осталось, они почти голые, их можно везти только в закрытых машинах. Мужчины двигаются пешком. Они обросли бородами, бредут осунувшиеся, усталые мимо толпящихся кронштадтцев и словно не слышат их причитаний:

- Миленькие, кто видел Сидельникова?.. Валентина Сидельникова!

- Нет ли сослуживцев мичмана Гришакова? Его ждут дети.

- Кто плавал с Кузьмой Никоновым? Он был механиком на "Кооперации".

- Где Лившиц? Хоть что-нибудь о Боре Лившице!

- Паша... Паша Голиков! Где мой Виталька? Ты что - меня, Дусю, не узнаешь? Он же с тобой плавал!

- Да не кричи, узнаю, - доносится хриплый и усталый голос. - Чурахин видел, как его подбирали. На острове, наверное. Не сегодня - завтра снимут.

А стоит кому из бредущих уверенно ответить: "Видел, разговаривал... завтра дома будет", как кронштадтцы толпой набрасываются на моряка, надеясь, что и их он обрадует доброй вестью. Но добрых вестей мало. И люди стоят в ожидании. Даже ночью они не расходятся.

Прибывших из Таллинна в экипаже опрашивают, заносят в списки и отправляют в баню. После санобработки морякам выдают полагающееся по званию обмундирование. Многие из них остались без кораблей. Их нужно как можно скорей пристроить к делу. Идет формирование бригад морской пехоты, и это облегчает задачу.

Хуже с гражданским населением Прибалтики. Куда денешь сотни женщин, детей, стариков? Многие из них получили ранения. У прибалтов не осталось ни крова, ни денег, ни одежды, ни пищи. Их даже в Ленинград в таком виде не отправишь.

Кронштадтцы собирают одежду, белье, постели, устраивают в школах, клубах, учреждениях госпитали, общежития, швейные мастерские. Мужчины чинят койки, сколачивают топчаны, женщины шьют белье, подгоняют по росту добытую одежду.

Свободные моряки и старшеклассники на старых катерах и баржах уходят на южный берег залива и снимают урожай с покинутых огородов. Они привозят зеленую, не завязавшуюся в кочаны капусту, мелкий картофель, брюкву и все сдают в общий котел.

Такое бывает только во время народных бедствий.

5 сентября. Вот опять я на "Полярной звезде" в своей неуютной каюте.

Большая половина уцелевших кораблей Балтийского флота рассредоточена по Неве. Морские зенитчики ведут огонь по самолетам, пикирующим на мосты.

Нам уже известно, что подводников объединяют в одну бригаду. К чему лишние штабы, политотделы, многотиражные газеты? Наш комиссар Бобков получил новое назначение. Значит, скоро и я покину "Полярную звезду". Куда же пошлют? Наверное, в морскую пехоту. Сегодня мы уже отправляли па фронт первый отряд.

Над Невой моросил теплый грибной дождь, когда репродукторы передали команду:

- Всем, кто уходит на сухопутный фронт, выйти с вещами на построение!

На фронт уходят те, без кого можно обойтись на "матке" подводных лодок. Набралась целая рота.

Засвистели боцманские дудки, на верхней палубе старшины и краснофлотцы прощаются с командирами.

- Прощай, батя! - кричат они Климову на мостик.

Капитан - лейтенант, тряся бородой, отвечает:

- Бейте гадов, чтоб ни Невы, ни Берлина не увидели!

Ко мне подходит печатник Цыганок. Глаза, его неестественно блестят, попахивает спиртным.

- Никак выпил? - удивляюсь я, зная его тихий нрав и трезвость.

- На промывку шрифта спирт выписывали, - сознался он. - Не оставлять же на "Полярке". Он обнял меня и прослезился.

- Ну желаю тебе удачи, - сказал я на прощанье. - Скоро и нас спишут на сушу.

На панелях толпятся любопытные ленинградцы. Краснофлотцы и старшины в черных бушлатах и бескозырках выстроились на набережной лицом к кораблю.

Произносятся последние речи, но что говорят выступающие, я не слышу. Потом строй рассыпается, с корабля сбегают остающиеся... И опять крепкие объятия. Может, навсегда расстаются "годки", вместе плававшие и отбивавшиеся от врагов на море. Трудно разобрать - от дождя ли, от слез ли лица у балтийцев мокрые.

Но довольно прощаний! Немцы близко: уже подходят к пригородам Ленинграда. Раздается команда:

- Становись!

Моряки выстраиваются на мостовой в четыре шеренги. У каждого за плечами винтовка.

- Нале - во! Шагом... арш!

Грянул оркестр. Качнулись штыки. И моряки, гулко печатая шаг, двинулись в путь. В последний раз матросы взглянули на родной корабль, на его флаг и, словно сговорившись, сорвали с голов бескозырки и замахали на прощание так, что ленточки защелкали как бичи.

Говорят, что они сегодня же вступят в бой.

7 сентября. Корабль заметно опустел. В вышине над городом барражируют "миги". Их моторы ревут громче, чем на других истребителях.

С севера, востока и юга доносится артиллерийская канонада. Гитлеровцы приблизились к городу с трех сторон. Их снаряды уже рвутся у пятой ГЭС, у завода "Большевик", на товарной станции Витебская - сортировочная.

Ко мне в каюту пришел попрощаться комиссар Боб - ков. Он уходит в разведотдел и берет с собой одного из наших политработников.

- Может, и мне место найдется? - спрашиваю я.

- С удовольствием взял бы, - отвечает он, - но тебя отзывает Пубалт. Сдавай редакционное имущество и собирайся в Кронштадт.

- Что мне там уготовано?

- Не знаю. Явишься к полковому комиссару Добролюбову. Должен тебя предупредить: в Кронштадт, возможно, придется путешествовать под обстрелом.

Оказывается, моторизованные гитлеровские дивизии уже прорвались к Тосно, Пушкину, Урицку, показались у Нового Петергофа.

Попрощавшись с комиссаром, я до вечера сдавал редакционное имущество и запасы бумаги.

9 сентября. За двое суток не удалось поспать и двух часов. Беспрерывные воздушные тревоги. С постели поднимают звонки громкого боя. Вскакиваешь и бежишь на свое место по расписанию. А там стоишь у кормового пулемета и смотришь, как щупальца прожекторов ловят мелькающие, похожие на моль самолеты. Вокруг грохот зенитных пушек.

Гитлеровская авиация второй день бомбит город. Вчера во многих районах бушевали пожары. Особенно сильно горели Бадаевские склады. С мостика "Полярной звезды" можно было разглядеть пламя и поднимающиеся вверх клубы черного жирного дыма. Пожар не унимался всю ночь. Толстенный, черный столб дыма поднялся до облаков, окрашенных в багровый цвет.

Утром я решил съездить к пожарищу, которое, говорят, бушует почти на трех квадратных километрах.

В царские времена Бадаевские склады прославились тем, что в них расплодились десятки тысяч крыс, с которыми купцы не могли справиться. Когда длиннохвостые твари рано утром лавиной шли к Неве на водопой, на их пути все замирало: останавливались трамваи, застывали в неподвижности извозчики, прятались пешеходы. Обитательниц складов опасно было обозлить, они бы, разорвав человека и коня на клочки, не оставили бы и следа.

После революции в годы гражданской войны склады опустели и крысы пропали. Теперь в этих каменных строениях, с черными толевыми крышами, хранились солидные запасы муки и сахара.

Море огня я увидел издали. Трамваи дальше не шли. Район был оцеплен пожарными и войсками. Я с трудом пробился к добровольцам, вытаскивавшим всю ночь мешки из крайних полуразрушенных складов. Даже в сотне метров от огня жара была нестерпимая.

Спасенный обгорелый сахар походил на грязный пористый снег. Его скребли лопатами и грузили на трехтонки. Но это была малая толика из того, что находилось на складах.

Несмотря на то, что еще вечером сюда были стянуты почти все пожарные части города и работало более сорока брандспойтов, поливавших семиметровой высоты костер длинными струями воды, пламя не удалось сбить. Подвели толевые крыши складов: от нескольких тысяч сброшенных зажигательных бомб они запылали одновременно и создали сплошное море огня.