Энтони Бёрджес - Железо, ржавое железо

• Название: Железо, ржавое железо
• Автор: Энтони Бёрджес
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-281-0

«Железо, ржавое железо» – захватывающая семейная сага из жизни нескольких поколений странного валлийско-русского «клана» на фоне европейской истории безумного XX века. Судьба забрасывает героев и па тонущий «Титаник», и в революционный Петроград, в кровавую круговерть Второй мировой и в послевоенный Ленинград. Автор порой обращается и к далекому прошлому – к «старым, добрым временам» короля Артура, чей легендарный меч непостижимым образом вывозит из Советской России в Уэльс один из главных героев книги.

---

– Подонок Генрих Гиммлер тоже любил рассуждать о рыцарстве. Он считал рыцарством уничтожение евреев. Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем.

– Счастливы? При чем тут счастье? Что ты имеешь в виду?

– Если берешь эту чертову железяку к себе в постель, тогда и трахайся с нею. Или я, или она – выбирай.

– Ты все равно уйдешь греметь своими трещотками в такт с пархатыми, которых поперли из Европы.

Ципа, все это время барабанившая пальцами по столу, присела и посмотрела ему прямо в глаза:

– С пархатыми, говоришь? Очень в духе твоей матушки.

– Прости, я не хотел, – устыдился Редж, почувствовав себя последним мерзавцем. – Не знаю, что на меня вдруг нашло. Я повешу его на стену. Или уберу в шкаф, вместе с Библией. Прости, я не знаю, как у меня язык повернулся такое ляпнуть.

– На следующей неделе у меня концерт в Кардиффе. Я сама отвезу меч в русское консульство.

– Только попробуй, я тебя им же и прикончу. – Он снова смутился и обмяк. – Конечно, я не сделаю этого. Но и ты ничего не сделаешь. Я спрячу его подальше, пусть лежит среди бочек в подвале. Ты его больше не увидишь. Действительно, подумаешь, железка какая-то. – Он явно кривил душой, и она это поняла.

– Ты врун, а когда не лжешь, то просто скрываешь правду. Да еще, оказывается, и антисемит.

– Нет, нет же. Я люблю тебя. Каждый раз, когда ты уезжаешь, я безумно тоскую. – Он протянул к ней руки. – Вспомни, тогда ночью, в Ленинграде, я говорил тебе правду.

– Что ты тогда говорил?

– Я говорил, что следует тщательно подбирать слова, потому что боги любят ловить нас на слове. Я сказал тогда тебе: вот подходящий момент. Я это чувствовал.

Ципа глубоко вздохнула и ударила кулаком по деревянным ножнам. Лежавший на столе меч подпрыгнул.

– Когда я читаю ноты и считаю паузы, мне все ясно. Иногда мне кажется, что и твои мысли я могу прочесть, как поты, но потом выясняется, что я тебя совсем не понимаю.

– Ты должна понять главное: я боготворю тебя. Идем ляжем. У нас есть час до открытия бара.

– И после всего сказанного ты надеешься, что я отвечу согласием?

– Я спрячу его в подвале. Ты его больше никогда не увидишь.

Как только Ципа уехала в Кардифф репетировать, а затем играть «Путеводитель по оркестру для молодежи» Бриттена и Четвертую симфонию Брамса, Редж извлек из подвала Каледвелч, принес ему извинения за непочтительное обращение и смазал жидким парафином. Устроив меч в. кресле, почитал ему вслух «Смерть Артура» Мэлори. Редж ликовал, думая, что такое чувство, верно, испытывал император Константин, читавший Евангелие прямо в седле, в которое был вбит гвоздь от подлинного Распятия. Как странно, что предмет, описанный Мэлори, находился теперь в кресле Реджа, а Редж знал секрет, неизвестный Мэлори: дырочка, просверленная в клинке примерно в дюйме от острия позволяла каменным ножнам не выпускать меч. Редж владел истиной, освобожденной от мифического налета, доказательством подлинности меча, владел предметом, которым мог любоваться дважды в день. Однажды он проболтался о своей тайне вертихвостке Меган. Новость не произвела на нее никакого впечатления.

– А что толку-то от него? – спросила она в лоб, и Редж не нашелся что ответить.

Через два месяца после возвращения из Ленинграда Ципа точно знала, что беременна. По утрам ее мучила тошнота, и не требовалось медицинского подтверждения: наконец-то ее организм вел себя так, как предписано природой. Она занялась подсчетами, чего раньше никогда не делала, и как-то за завтраком, запихивая в себя яйцо всмятку, сказала об этом Реджу. От радости он пустился в пляс.

– Я же говорил, – кричал он, – что момент подходящий! Тут не обошлось без белых ночей и перцовки! – «Или того, что припрятано сейчас в подвале среди пустых бочек из-под пива», – подумал он про себя. – Хочешь прилечь, милая? Я принесу тебе кофе в постель. Отмени все репетиции. Никакого барабанного боя, договорились?

– Брось. Если верить медицинской энциклопедии, это случится не раньше чем через двести семьдесят четыре дня.

– Совсем недолго ждать. Ребеночек уже есть, а барабанный грохот ему вреден.

– Ты уверен, что это мальчик? Может, скажешь еще, что в Ленинграде тебе было откровение?

– Вообще-то мне все равно кто, просто каждый мужчина мечтает о сыне. Но главное – это мечта о новом поколении, которое не унаследует наших грехов.

Ципа посерьезнела и выпрямилась.

– Ты понимаешь, что это – еврейский ребенок? Отец не в счет. Напишу-ка я матери, хотя она мне и не пишет. Родители обрадуются.

– Для начала прекрати барабанить. Напиши матери, что уйдешь из оркестра.

– Через две педели у нас концерт в Альберт-холле. Я не могу отказаться. Там большие партии ударных – «Петрушка» Стравинского и «Болеро» Равеля, где малые барабаны звучат двадцать минут без остановки. Не волнуйся, игра мне не повредит.

– Я тебе запрещаю.

– Отстань.

Мне довелось послушать, как моя сестра орудовала на своей музыкальной кухне. Я был в Лондоне по «террористскому вопросу»: капитан в штатском с британским паспортом в кармане получил задание организовать доставку бомбы с часовым механизмом в иракское посольство. С Ципой мы встретились в номере гостиницы на Гросвенор-сквер, которую облюбовала компания «Эль-Аль», а палестинские арабы уже успели использовать как тренировочный полигон, к счастью, без последствий. Она заказала в номер бифштекс с кровью. Я заметил, что это не кошерно.

– Ты что, ортодоксом стал? – удивленно подняла она на меня глаза. – Не помню, чтобы Левит запрещал есть конину а это, несомненно, конина.

– Приезжай в солнечный Израиль. Там знают толк в настоящем мясе. Нет, серьезно. Папа жаждет увидеть внука. А если ты родишь там, он просто будет на седьмом небе от счастья.

– Я знаю. Он мне писал. А я писала матери. Почему он о ней ни словом не обмолвился? Она что, ушла от него?

Женское сердце не обманешь.

– Боюсь, что она ушла от всех нас.

– О, боже! – Ципа отодвинула от себя тарелку с кониной. – Когда? Что случилось?

– Сердце, – соврал я. – Отец побоялся сообщить тебе сразу, не хотел расстраивать. Оправдывался тем, что у тебя может выкидыш случиться.

– Так вот почему ты тогда так неожиданно уехал.

Она не плакала. Как и я, сестра провела не много времени в обществе матери. Отсутствие ее теперь воспринималось скорее как небытие, чем как смерть.

– Значит, отец один остался. Шаркает тапочками, сам себе кофе варит, – сказала она печально, словно не раз видела эту картину своими глазами. – Ты с ним живешь?

– Нет. Но часто навещаю. Жить я обязан в казарме.

– Стыдно признаться, но я не чувствую утраты. Только шок. Они же всегда были вместе. Для отца это страшный удар.

– Мысль о тебе вернула его к жизни. Ему бы стало еще легче, если бы ты приехала. Но у тебя своя жизнь. У тебя есть Редж.

– Редж сумасшедший.

– Ты всегда так говорила.

– Нет, правда, он совсем спятил. Разговаривает с этим чертовым мечом, как с собственным ребенком, зачатым от Святой Троицы.

– С мечом? Ну-ка, расскажи поподробнее.

Она рассказала.

– Да, бедовый парень, – задумчиво протянул я. – И па кой же дьявол он это сделал?

– Я как-то открыла их энциклопедию. Хотела посмотреть статью «Беременность», а книга сама раскрылась на слове «Бенедиктинцы». Я прочла там про британский королевский дом и монастырь в Монте-Кас-сино. Редж всегда болтал о какой-то семейной миссии, о незыблемых ценностях, хотя вся их семейка – такие непредсказуемые люди, каких мне встречать еще не приходилось. В общем, он хранит меч в подвале и навещает свое сокровище по нескольку раз на дню.

– Началось это с Испании, верно? Незыблемые ценности, честь и святой долг. Кто бы знал, что такое абсолютная ценность! Если он и спятил, это помешательство сродни донкихотству. А рассуждает он как настоящий иудей.

– Редж? Не смеши меня. – Кажется, ее рассердили мои слова. – Он бредит христианским рыцарством и жаждет крови варваров и язычников.

– Оскверняющих святыни, – уточнил я, – в том числе и сарацин. Кстати, «Освобожденный Иерусалим» написан христианским поэтом.

– Бедная мама. Бедный отец. – Ее женская интуиция и тут не подвела, связав смерть матери с Иерусалимом. – Вы обязаны были сказать мне сразу. Ты мне правду сказал про сердце? Я иногда тоже газеты читаю. Там часто пишут о евреях, убитых арабскими бомбами. Скажи мне правду.

– Это случилось в Иерусалиме. Любой человек умирает от остановки сердца. Она была до смерти напутана, вот сердце и не выдержало. Отец страшно переживал. Зона военных действий – не место для женщины. Поэтому он и не хотел, чтобы ты примчалась туда, как я.

– Значит, ты сейчас в увольнительной?

– Не совсем. Я не участвую в военных действиях. Служу в частях командос, учу других, что надо делать. Мне приходилось уже руководить нашим десантом в Рас-Буруне, по об этом в газетах не пишут. А здесь мне предстоит небольшая миссия на Квинсгейт, двадцать один. Это называется террор, то есть запугивание врага. О работе больше не спрашивай.