Журнал «Полдень XXI век» - Полдень XXI век, 2011 № 01

• Название: Полдень XXI век, 2011 № 01
• Автор: Журнал «Полдень XXI век»
• Издательство: «Издательство "ВОКРУГ СВЕТА"»
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98652-351-4

В НОМЕРЕ:

Колонка дежурного по номеру Самуил Лурье

ИСТОРИИ, ОБРАЗЫ, ФАНТАЗИИ

Герберт Ноткин «Польза и красота»Повесть

Денис Угрюмов «Солнце на ПСС»Рассказ

Виктор Колюжняк «В раю был дождь, ворона и пулемет...»Рассказ

Максим Мейстер «Конструктор не для всех»Рассказ

Крис Игольчатый «Интерферент Тарас»Рассказ

Олег Чувакин «В начале было слово»Рассказ

Яна Дубинянская «В лесу»Рассказ

Лев Гурский «Как дважды два»Рассказ

ЛИЧНОСТИ, ИДЕИ, МЫСЛИ

Валерий Окулов «Энергия подвластна нам?»

Дмитрий Проскуряков «Долой писателей всех мастей!»

Дмитрий Проскуряков «Смерть изобразительного, или триеризм в современном искусстве»

ИНФОРМАТОРИЙ

«Зиланткон» - 2010

«Странник» - 2010

«Интерпресскон» - 2011

---

ПОЛДЕНЬ XXI ВЕК Январь(73) 2011

Колонка дежурного по номеру

Через одно — самое большее через два поколения наши люди, несомненно, избавятся от вредной привычки читать. Наркотик, именуемый худлитом, слаб и, к тому же, становится дорог. Очень помогает заместительная терапия: пенсионерам и сельским жителям — ТВ, молодежи — Интернет. Но покуда в подлунном мире будет существовать хоть один литературозависимый — ломка ему не грозит. Наслаждайтесь, слабовольные друзья.

Вот вам еще горсточка историй, уводящих в параллельные миры. В игру чужих умов. Наиболее легкая для потребителя разновидность т. н. художественного текста. Тщательно очищенная от иррациональных примесей. От индивидуальных стилистических средств. От личного присутствия автора. От абсурда и от страстей.

Короче говоря — фантастика.

Литература двух свойств: занимательности и правдоподобия. Литература одного приема: из произвольного допущения выводятся неизбежные следствия; чем произвольней допущение — тем интересней, чем неизбежней следствия и чем их больше — тем правдоподобней. Литература экономного, универсального, полированного слога. Выводится из памяти быстро и без остатка. Но и в процессе усвоения оставляет читателю свободу: не причиняет ни малейшей боли. Текст даже не пытается сделать вид, что он написан про вас или про что-нибудь такое, что могло бы с вами случиться вне этого текста.

Все случается только с ним и только в нем. Это всё — его финал. Вы и читаете его ради последней страницы — или последнего абзаца. Шикарней всего — когда освещение в сюжете включается последней фразой. До которой, стало быть, никакая сила не заставит вас не дочитать. Так называемый реализм дрожит от зависти и старается в эту сторону не смотреть. Якобы презирает. А тайком перенимает технику. Но остается неконкурентоспособен. Поскольку по умолчанию не имеет права игнорировать такие фундаментальные силы, как случайность и глупость. А также принцип тщеты всех усилий и надежд.

Ничего, думает он, стиль вывезет. Пусть персонажи будут как живые. В смысле — пусть на все лады докучают друг дружке, и мучают, и мучаются. Вместо того чтобы смотреть ТВ или листать ЖЖ. Либо, в крайнем случае, прилечь на диван — почитать спокойно фантастику.

Самуил Лурье

Истории. Образы. Фантазии

Герберт Ноткин Польза и красота

Повесть

— Человек, Ваня, эстетически отличается от свиньи тем, что ко всему привыкает. Абсолютно технологическое, вне всякой стилистики, ни с чем не гармонирующее, не вписывающееся в среду и идиотски из нее выпирающее сооружение стало символом Парижа.

— Это был гениальный проект, на полвека опередивший время! Это — гордость Франции.

— Да. Нет такого свинства, к которому не привык бы человек, и, привыкнув, не начал бы им гордиться. Уж какой бы он ни был француз. Но теперь оборотись к нему задом, а передом — к Англии, оплоту традиций, и посмотри на этот непревзойденный по высокотехнологичному идиотизму огурец сэра Нормана, вся архитектурная идея которого именно в том, чтобы ни с чем не сочетаться, но, разумеется, иначе, чем у французов.

— Ну и что, ну и все дома Антонио ни с чем не сочетаются.

— Да не чувствуешь ты…

— Ну, объясни, чувствительный…

— Станцевать об архитектуре. Как это объяснишь? Дозреть надо… Тут же вообще уникальный случай, когда имя архитектора стало стилем. Скажи «Гауди» — и можно больше ничего не говорить. Его модерниссимо — это вообще не постройки, это окаменевшие сны. Типа Кафки. Вот они так и сочетаются с остальным, как сны с явью. Мне, если хочешь знать, его постройки отвратительны, я их видеть не могу. Но кто сказал, что я могу видеть мои сны? А я их вижу. И с моей остальной жизнью они связаны такой же бессвязной связью, но не надуманной, а какой-то внутренней. Так и его дома. В этом все дело: изнутри идет или из головы выдумано. И Фрэнк, и Шарль делали то, что было для них…

— Органично, знаю.

— Да. А другие парились, корячились, но все равно ничего лучше виллы «Савой», капеллы в Роншане и Дома над водопадом не выдумали…

— А Дом Мельникова?

— Это его органика, двухколесный бред. Но идейный.

— А Бразилиа? А бетонный бамбук Кендзо?

— Да-да, молодец, истарх не прогуливал, правильные слова произносишь, только… смысла их не понимаешь. Чтобы архитектуру понять, надо немножко как бы с фундамента съехать…

— А с крыши не надо? Или сама съедет?

— Надо чуточку утерять опору, почву под ногами, а ты уж очень прочно на земле стоишь, на всех четырех, и корни бетонные выпускаешь…

— Ой-ой-ой, летатель. Архитрав. Ладно, всё, заболтались. Конец связи.

* * *

— Мам, папа у себя?

— Да, но он на работе… Туся! Ты же видишь, телесвязь включена.

— Ну я на минутку…

— Федя, ты пока не голограмма, камеру не заслоняй… Ребята, а вы чего уставились? Это кино не для всех, у вас есть что делать.

— Пап…

— Нагрузки вводи… добавь ветра. Что «зачем»? Ты историю сдавал? Мост Бауча имел двадцатикратный запас, но когда на него влетел скорый из Эдинбурга, он упал… Да какой, к черту, резонанс — парусность возросла, и ферму снесло…

— Па-ап…

— И запас на сейсмику добавь. Вулканов нет, а тряхнуть и рвануть сейчас везде может… Федя, у тебя детей нет? Но ведь будут, — добавь запас. Профиль дай… Ладно, здесь, вроде, нормально. Давай на макете.

— Ну па-ап…

— Женя, я занят, ты же видишь… Да не надо мне эти простыни — макет новый что, не готов еще? А сроки? Они что, не понимают?

— Папа, ну я ухожу же.

— Я сейчас сам с ними поговорю — куда ты уходишь? Катя, покажись в кадре, что у нас там с аналогами?

— По делу. Посмотри на меня. Как?

— Потрясающе! Я пятнадцать лет на тебя смотрю и насмотреться не могу — давай Токио-Осака поподробнее, да? Женечка, я на работе, мне работать надо, я посмотрел, что еще?

— Нет, ты на меня посмотри не как отец, а как мужчина.

— …Ч-чё?

— Ну, папа!

— Ладно, доделывайте пока сопроводиловку. Конец сеанса.

* * *

Так, начинаем ввод. «Персоны вашего окружения. Родственники. Жена». Берем из анкеты. «Прозвища, неофициальные имена, ники». Милка. Милашка… нет, это официальные. Театраля. «Основные качества: Положительное / Отрицательное». Любящая / Прочерк. Хотя нет, есть недостаток: Упрямая. «Субъективная значимость, оценить в баллах от 0 до 100». 100.

«Дочь… ники». Няма. Туся. Каратэшка… Чудо / Прелесть. 1000… ладно, 100.

«Сестра двоюродная». Желчина Дарья Осиповна. 1985. Хрюшка. Гу… нет, это не надо… Прочерк? ну, пожалуй. Активная / Пьющая. 10… нет, 5. Не виделись пятнадцать лет — и нет желания.

«Племянник двоюродный». А надо его? Ну, пусть, до кучи. Желчин Данила… Никитич, что ли? Пусть Никитич. 2002-й. Или первый? Не важно. Как его тогда кликали-то… Гундя… Гуня! Точно, Гунька. Прочерк / Дебил — до пяти лет говорить не научился. Хотя, может, с тех пор поумнел? Ладно, Прочерк / Прочерк. 0? Ну, пусть 2. Хорош с родичами, пошли к остальным.

«Друзья. Сослуживцы. Контакты. Актуальные соученики».

Ольховский Виктор Германович, 1987. Архитрав. Эпиз… ну, пусть Эпистиль. Умный / Выскакивающий. Ну, баллов на 25, я думаю, потянет… У-э-а-а-й… а сколько там натикало? О-о, всё. Тень, кормежка закончена, всех близких тебе скормил и даже дальних! Спать-спать-спать.

* * *

— А чего тебя вообще на дороги потянуло, типа на панель? Вроде, не твоя поляна. Ты ведь у нас птица высокого полета, башни громоздить безбашенно, генпланы генерировать…

— А мне сверху видно всё.

— А что тут видеть? Вариантов-то раз-два и обчелся. Или дублерку реанимировать, или в ярусы.

— «Взгляд, конечно, варварский, но верный». Только это, Ванек, взгляд с нулевой отметки, то ись — бэспэрспэктивный. С нулевой — какая ж перспектива?

— Да? А какие ты нам откроешь светлые перспективы?

— Ну, может, какие-нибудь и откроются. Только уж, извини, не вам. Всё, конец связи.

— Да где уж нам… открывалка.

* * *

— Ваня, у Женьки день рождения скоро… Ну, то есть, не так скоро, но — шестнадцать лет. Что-то надо.

— Думал уже. А что она хочет, ты знаешь?

— Гибкие мобильные компьютеры появились, «могики». Те же мопсы, но не наручные, а в виде бандана и с камерой-проектором во лбу. Насте, подружке ее, родители только что привезли. Их еще стилизуют под индейские… «Новые могикане»!

— Видел. Но он же через год будет в десять раз дешевле.

— Ванечка, через год он будет у всех и будет уже не нужен. Я понимаю тебя, нам это трудно, но это не только игрушка, у них ведь не обычная школа, там нельзя выпадать из круга.