Леонид Порохня - ЧайфStory

• Название: ЧайфStory
• Автор: Леонид Порохня
• Жанр: Биографии и Мемуары

Это история группы "Чайф", написанная к ее 15-летнему юбилею.

Книга честная, написана она другом. Это чувствуется по тому, как расставлены акценты, как оцениваются те или иные события внутри "Чайфа" и вне его. Первая, широко известная "Авторизованная биография "Битлз" Хантера Дэвиса тоже была написана в подобном, благожелательном тоне, но потом появились более острые и, если угодно, беспощадные к битловскому мифу авторы. Думаю, что у "Чайфа" еще появятся авторы, которые по-иному препарировав нутро группы, увидят там новые, неожиданные детали. Мир "Чайфа", как не крути, уже нарождается — законы жанра того требуют. А труд Леонида Порохни, конечно, заслуживает высокой оценки — он написал свою книгу от имени и для "поколения дворников и сторожей", любовно, грустно, иронично.

---

«Мне дали валторну, — рассказывает Валера с недоумением, — это такой странный инструмент: три клавиши и совсем мало позиций, играешь не пальцами, а передуванием. Не пошло, пересадили на корнет, на котором я выучил четыре марша и гимн Советского Союза. Потом губы в кровь пошли — зубы неровные — для духовика полная лажа, как их ни напрягай, нота не держится». Пришлось три месяца осваивать кларнет, а тут барабанщик на дембель ушел, оказался Северин барабанщиком.

Худо-бедно до дембеля добарабанил, и возникла перспектива вернуться обратно на 3-й Северный. «А там одна стезя: идти работать по стопам родителей, танцы бы поиграл года два — женился — шахта — все. А в Благовещенске было музу-чилище с оркестровым отделением, и мы с друзьями решили остаться в оркестре на сверхсрочную и поступить в училище. Осенью решили, подписали контракт на два года, тут заочное отделение в музучилище закрылось за неимением студентов» (Северин). Влип.

Деваться некуда, и через год Валера оказался старшиной в Ансамбле песни и пляски Краснознаменного Дальневосточного пограничного округа. А там Шахрин, молодой и худенький. Подружились. Правда, Северин был старшиной, т. е. начальником, но «я человек невоенный, старшина из меня был хреновый, сразу дал панибрата, стал общаться с подчиненными, за что от начальников получал в устном и в письменном виде… Бегунова помню эпизодически, он заходил, ко мне обращался: «Товарищ старшина, можно пройти?» — «К кому?» — «К рядовому Шахрину» — «Проходи!». Я ему проходить разрешал, но особо мы не контачили. А Вовка уже тогда песни свои показывал, но я ни одной не помню».

На дембель с Шахриным ушли вместе и разошлись. В 1981 году Северин поступил в училище им. Чайковского. На барабаны. И в ресторан «Старая крепость», тоже на барабаны. «В училище я поступил, но педагога по специальности не было, уволился, — рассказывает Валера, — все предметы были, а специальностью я занимался в кабаке. Проучился я в Чайнике года полтора — затянула жизнь кабацкая».

При том что кабацкий состав, в котором играл Валера, позднее получил изрядную известность под названием «Флаг» — одна из первых свердловских рок-групп, в первом ее альбоме играл на барабанах Северин. Потом уехал в Якутию за длинным рублем, вернулся весной 86-го без рубля, во «Флаге» место занято, в кабаке тоже, перебивался подменками. С трудом устроился в цирк вторым барабанщиком, который на акцентах работает, и в оркестр милиции…

Иногда к Шахрину наведывался. «Моей жене он нравился тем, что всегда был галантен, приходил с коробкой конфет, с бутылкой «Шампанского»… В отличие от друзей, которые приходили с водкой» (Шахрин). «В конце 86-го я был у Вовки в гостях, и он мне предложил поиграть в «Чайфе» барабанщиком, но я только-только нашел работу в цирке, а они работали на стройке, в ментовке; репетировать не получалось, они вечером свободны — я занят, и наоборот. Проработал я в цирке с 86-го по 89-й. В 88-ом Егор Белкин звал меня в «Насте» играть, но не договорились» (Северин). Летом 89-го позвали в «Чайф».

Конец эпохи Ханхалаева

Группа родилась заново и была вполне боеспособна. Единственным звеном, все еще связующим ее с прошлой жизнью, был Ханхалаев. Который, кстати, принимал активное участие в ее возрождении, но Бегунов с Нифантьевым питали к нему чувства настолько сильные, что даже дипломатический дар Шахрина не мог сберечь директора. Последней Костиной гастролью стал Экибастуз.

Август 89-го, в стране голод, магазины пустые, в Экибастузе День строителя, две строительные фирмы празднуют — одна улица, одна сцена, фирмы по очереди устраивают гуляние. Привезли «Чайф» и «Апрельский марш», у которых сразу возникло ощущение, что они, как минимум, народные артисты. В стране голодно, в гостинице холодильник, морозильник полный, торцами бутылки водки торчат; вторая полка — ноги куриные, нижняя копченой колбасой забита… «Первый день мы держались, — рассказывает Шахрин, — выпили, но на сцену вышли кое-как».

Нифантьев: «Привозят в сауну, стоят ящики с водкой, с шампанским. Нам говорят: «Это водка, это шампанское, это наши жены»… Там какие-то девушки сидят, мы не поняли. Приводят человека: «Это наш Герой Социалистического Труда». Он в орденах, старый такой. Говорят: «Сейчас прилетит из Таджикистана человек, будет делать шашлыки». Прилетает человек в тюбетейке, в халате, мясо привозит, начинает делать шашлыки. В этой бане мы так ухайдакались»…

На следующий день их парила конкурирующая фирма… «На завтрак — сто грамм, на обед — сто грамм, а у нас еще в холодильниках стояло, на сцену выползли, — рассказывает Шахрин. — Играем концерт и ждем, что будет, потому что нам сказали: «Вчера баня — это херня, сегодня будет баня!». В бане три теннисных стола сдвинуты, на них курицы стаями, вино, водка… Из казахской глубинки выписан Тофик шашлыки делать: «Вчера были шашлыки — фигня; сегодня будут шашлыки!»… Народ до такой степени упился, что Антон в какой-то момент подозвал Бегунова и сказал: «Пойдем, в кустах тяпнем». И показал бутылку водки за пазухой».

В кустах произошло событие, в котором был отдаленный отзвук грядущих тревог: «Я вывел Бегунова из сауны и впервые сказал, что буду делать свой проект. Мое первое официальное заявление» (Нифантьев).

На следующий день нужно было продержаться до вечера, весь день прятались от устроителей, которые требовали продолжения. А местные жители разъяснили, что «под артистов» вскрыты обкомовские склады, «для артистов» выписаны видеомагнитофоны, шубы… Весь рок-н-ролл устроен, чтобы разграбить уцелевшие обкомовские запасы. Это был первый концерт Северина. «Он мне и говорит: «Это вот такая вот работа? Так оно и будет?!» Но мы его успокоили. А в коллективе долго бытовало выражение «Экибастуз твою мать!..», что означало гораздо больше, чем просто «твою мать…» (Шахрин).

Отчего именно это гульбище переполнило чашу терпения Ни-фантьева и Бегунова, сказать трудно, но когда Ханхалаев прилетел в Свердловск, Шахрин ему долго все объяснял, Костя обиделся. Поклялся, что со свердловскими группами работать заречется, второй раз такая история… Шахрин: «Костя на нас не нажился, никогда у меня не было подозрений, что он на нас заработал, он не мог этого сделать. И дальнейшая его судьба показала, что так оно и есть, хотя это все грустно».

Последним Костиным делом в «Чайфе» были съемки клипа. Из которых тоже ничего не получилось. Снимали взглядовцы. Шахрин на рельсах спиной к поезду. Поезд идет, машинист гудит, как угорелый, Шахрин стоит. Он должен был стоять, играть и не оборачиваться. Ему сказали, что в последний момент помашут, он сделает два шага вбок, и все.

Помахали, сделал, сизый машинист пронесся мимо.

Прибежали люди с пистолетами — машинист вызвал, всех с железной дороги убрали. Клип так и не сделали. Кончилась эпоха Ханхалаева.

Глава 4 Наука выныривания. Новорожденные беспризорники

Осенью 1989-го года «Чайф» был нов и свеж, как из бани. И никому не нужен. Два года «ухнули», как в колодец, никакого отзвука не раздалось.

Хотя кое-что эти годы дали: чайфы научились ползать по сцене, набили руку концерты играть, пусть даже и перед киносеансами, раз пять засветились на телевидении, заработали какие-то деньги, но так и не узнали, куда эти деньги подевались. И три слабораспространенных альбома в запасе, вот, кажется, и все.

И опять оказались в Свердловске без московского директора. Свердловский рок переживал трудные времена — он усиленно «давал дуба»: летающий «Наутилус» уже год как рухнул и разлетелся сперва на части, потом на частички, осенью 89-го он сам с собой ругался через газеты. Держались «Агата Кристи», «Настя» и «Апрельский марш», у остальных диагноз один: «рвота — кома — смерть». На таком фоне все еще живой «Чайф» имел на родине статус почти звездный. Где-нибудь в Твери его знать не знали. В питерской тусовке был мало-мальски известен, в московской — нет. То есть перспективы грядущей деятельности простирались необозримые. И нелегкие. Начать с того, что на Шахрина с высоты восемнадцатого этажа кидали машину «Жигули».

Это дело устроил Кирилл Котельников, который все еще снимал кино «Сон в красном тереме». Фильм про рок, а Кирилл любил бить в кадре автомобили. Первое со вторым совместилось на Шахрине. Но с накладочкой, как и положено.

«Жигуленок» был не настоящий, а деревянный, его Кирилл на пару с ассистентом сколотили в гараже за четыре дня, но фары горели, и весило это чудо килограмм триста. «Была безумная идея уронить машину с многоэтажного здания, — рассказывает Кирилл, — и только потом придумали, что это попадет в чайфовскую песню. Уронить машину было полдела, но кто в то время мог поверить, что мы это не вырезали откуда-то? И я придумал, что машина падает, взрывается, на первый план выскакивает Шахрин, поет, а там все горит, появляются пожарные, начинают заливать, а камера поднимается на высоту, откуда машина упала»…