Энн Райс - Песнь серафимов

• Название: Песнь серафимов
• Автор: Энн Райс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45428-0

Так распорядилась судьба, что Тоби О'Дар, новоорлеанский подросток, увлекающийся музыкой и игрой на лютне, становится наемным убийцей. Десять лет он выполняет деликатные поручения государственных секретных структур, и однажды случилось так, что после очередного убийства он обнаруживает рядом с собой свидетеля. Причем свидетеля не такого, от которого можно избавиться привычным для Тоби способом. Это ангел, и, к удивлению убийцы-профессионала, небесный гость предлагает Тоби поступить на службу к высшим силам в обмен на искупление грехов. Первое задание для новоиспеченного агента — отправиться в Англию XIII века с секретной миссией, от которой зависит исход вечной борьбы между Богом и Его противником дьяволом.

Новый роман от автора знаменитых «Вампирских хроник» публикуется на русском впервые.

---

12

ОКОНЧАНИЕ ИСТОРИИ ФЛУРИИ

Закончив рассказ, Флурия заплакала. Мне снова захотелось заключить ее в объятия, однако я понимал, что это неприлично, недопустимо.

Я тихо повторил, что даже не представляю, какую боль она испытывает от потери Лии, могу лишь молча восхищаться ее мужеством.

— Я не верю, что Господь мог забрать ребенка в наказание кому-то, — сказал я. — Хотя пути Господни неисповедимы. Мне кажется, вы поступили совершенно правильно, отпустив Розу в Париж. А Лия умерла из-за обычной для ребенка болезни.

Флурии стало немного легче от моих слов. Она сильно устала, и, возможно, эта усталость лучше всего успокаивала ее.

Она встала из-за стола, подошла к узкой щели окна и принялась смотреть на падающий снег.

Я остановился рядом с ней.

— Нам надо разрешить еще много вопросов, Флурия, но главное одно. Если я поеду в Париж и уговорю Розу приехать сюда, чтобы сыграть роль Лии…

— Неужели вы думаете, что эта мысль не приходила мне в голову? — Флурия повернулась ко мне лицом. — Это слишком опасно. И Годуин никогда не согласится на такой обман. Разве подмена может считаться благим делом?

— Но Иаков обманул Исаака, — возразила. — Чтобы стать Израилем и отцом народа.

— Да, это так, а Роза самая сообразительная и красноречивая из двоих моих дочерей. Но это слишком опасно. Вдруг Роза не сумеет ответить на вопросы леди Маргарет или не узнает в маленькой Элеоноре близкую подругу? Нет, так рисковать нельзя.

— Роза может просто отказаться говорить с теми, кто выдвигает против вас обвинения, — сказал я. — И все это поймут. Ей надо только появиться.

Эта мысль, очевидно, не приходила в голову Флурии.

Она широкими шагами прошлась по комнате, заламывая руки. Всю жизнь я слышал это словосочетание: «заламывая руки». Однако до сих пор ни разу не видел, чтобы кто-нибудь это делал.

Меня поразила мысль о том, что теперь я знаю эту женщину лучше, чем кого-либо в своей жизни. То была странная, леденящая мысль, и не потому что Флурию я любил меньше своих близких, а потому что мысль о собственной жизни была мне невыносима.

— Но если Роза все-таки сможет появиться здесь, — продолжал я, — сколько евреев знает, что у вас близнецы? Сколько народу знает вашего отца?

— Многие, но ни один не проговорится, — уверенно ответила она. — Не забывайте, у моих соплеменников вероотступник считается умершим, ушедшим навсегда, и никто не упоминает его имя. Мы ни разу не заговаривали об этом с тех пор, как приехали сюда. И никто не заговаривал с нами о Розе. Я бы сказала, что это сейчас самая большая еврейская тайна. — Она продолжала, будто хотела объяснить: — По закону Роза должна была лишиться всей собственности, унаследованной от официального отца, из-за своего отступничества. Да, здесь есть люди, знающие об этом, но они молчат. Наш лекарь и другие старейшины проследят, чтобы никто нас не выдал.

— А ваш отец? Вы не написали ему о смерти Лии?

— Нет, а даже если бы написала, он бы сжег письмо, не читая. Он пообещал мне, что сожжет все мои письма… А Меир в отчаянии и горе винит в болезни Лии себя, поскольку это он привез нас сюда. Он думает, что в Оксфорде, в тиши и безопасности, Лия никогда бы не заболела. Он не писал моему отцу. Но это не значит, что отцу ничего не известно. У него здесь слишком много друзей, чтобы он оставался в неведении.

Флурия снова заплакала.

— Он увидит в этом Божью кару, — прошептала она сквозь слезы, — я уверена.

— Что мне нужно сделать для вас? — спросил я.

Я не был уверен, что мы придем к соглашению, однако Флурия отличалась проницательным умом и рассудительностью, и надо было поторапливаться.

— Поезжайте к Годуину, — сказала она, и ее лицо смягчилось при звуке его имени. — Поезжайте к нему, попросите его приехать и утихомирить братьев-монахов. Пусть он заявит о нашей невиновности. Доминиканцы почитают Годуина. Он учился у Фомы и Альберта, пока они не уехали, чтобы учить и проповедовать в Италии. Его исследования Маймонида и Аристотеля известны даже здесь. Он приедет, чтобы спасти меня, я уверена, потому что… потому что Лия наша дочь.

Снова полились слезы. Она повернулась спиной к холодному окну и казалась такой хрупкой в свете свечей, что от этого зрелища мне было больно.

На мгновение мне показалось, что я слышу голоса вдали, какой-то чужеродный звук в шуме ветра. Но Флурия ничего не замечала, и я не стал об этом заговаривать. Я бы обнял ее, как сестру, если бы посмел.

— Может быть, Годуин сможет открыть народу правду и с этим делом будет покончено, — сказала она. — Может быть, он заставит черных братьев понять, что я не убивала свою дочь. Он выступит свидетелем, поскольку знает мой характер и мою душу.

В ней зародилась надежда. И во мне тоже.

— О, каким великим счастьем было бы избавиться от этой громадной лжи! — воскликнула Флурия. — Пока мы с вами разговариваем, Меир пишет письма с просьбой пожертвовать денег. Долги буду списаны. Да что там, я согласна на полное разорение, на потерю всего, если это поможет нам спастись из этого ужасного места. Только бы не навлечь беду на евреев Норвича. Они уже пострадали однажды.

— Несомненно, так было бы лучше всего, — сказал я, — потому что обман — это ужасный риск. Даже ваши друзья-иудеи могут нечаянно сказать или сделать что-то не то и все испортить. Но если город не воспримет правды? Даже от Годуина? Тогда будет поздно настаивать на прежнем обмане. Вы не сможете прибегнуть к спасительной лжи.

И опять я услышал в темноте тот звук. Точнее, какие-то мягкие невнятные звуки, а затем более пронзительные. Но падающий снег заглушал их.

— Брат Тоби, — сказала Флурия, — поезжайте в Париж и изложите брату Годуину все как есть. Ему вы можете признаться во всем, и пусть решение принимает Годуин.

— Да, я так и сделаю, Флурия, — ответил я и снова услышал шум и далекий гул колокола.

Я жестом показал, что хочу подойти поближе к окну. Флурия отступила в сторону.

— Это набат, — проговорила она испуганно.

— Может быть, и нет, — сказал я.

Внезапно зазвонил другой колокол.

— Неужели жгут евреев? — Слова застревали у нее в горле.

Не успел я ответить, как деревянная дверь комнаты распахнулась и появился шериф в доспехах, с мокрыми от снега волосами. Он отошел в сторону, пропуская двух мальчишек-слуг, которые втащили в комнату несколько сундуков. Вслед за ними вошел Меир.

Его взгляд был устремлен на Флурию, пока он откидывал заснеженный капюшон.

Флурия упала в его объятия.

Шериф был в мрачном настроении, и неудивительно.

— Брат Тоби, — сказал он, — твой совет верующим помолиться маленькому святому Уильяму привел к ошеломительным результатам. Толпа штурмом взяла дом Меира и Флурии в поисках реликвий, оставшихся от Лии, и растащила всю ее одежду. Флурия, дорогая моя, ты проявила бы мудрость, если бы собрала платья и принесла их с собой в замок. — Он вздохнул и огляделся, словно искал что-нибудь, по чему можно как следует ударить кулаком. — Уже пошли слухи о чудесах, какие совершает твоя дочь. Чувство вины подвигло леди Маргарет на маленький крестовый поход.

— Почему же я не предусмотрел этого! — в отчаянии вскричал я. — Я всего лишь хотел, чтобы они ушли.

Меир крепко сжимал в объятиях Флурию, как будто мог защитить ее от мира. На его лице застыло обреченное выражение.

Шериф дождался, пока слуги выйдут и дверь закроется, после чего обратился прямо к супругам.

— Евреи под усиленной охраной, но кое-где уже горят костры, — сказал он. — Благодарите небеса за ваши каменные дома. И за то, что Меир успел отправить письма с просьбами о пожертвованиях. А еще за то, что старейшины уже передали братии и монастырю порядочную сумму в золотых марках.

Он замолк и еще раз вздохнул. Беспомощно посмотрел на меня, затем сосредоточился на Меире и Флурии.

— Я должен сказать прямо, — произнес он, — ничто не отвратит резню, если ваша дочь собственной персоной не появится здесь и не положит конец этой безумной кампании по причислению ее к лику святых.

— Да, именно так и будет, — сказал я, прежде чем кто-то из них успел заговорить. — Я еду в Париж. Полагаю, я найду брата Годуина, вашего защитника, в монастыре доминиканцев рядом с университетом? Отправляюсь немедленно.

Шериф колебался. Он взглянул на Флурию.

— Ваша дочь сможет вернуться в город?

— Да, — ответил я. — И конечно же, всеми уважаемый брат Годуин прибудет вместе с ней. Вы должны продержаться до его приезда.

Меир и Флурия лишились дара речи. Они смотрели на меня так, словно полностью от меня зависели.

— Но до тех пор, — продолжал я, — не позволите ли вы старейшинам прийти сюда, чтобы посоветоваться с Меиром и Флурией?

— Исаак, сын Соломона, лекарь, уже здесь, — сообщил шериф. — Если понадобится, я приведу остальных. — Он провел рукой в перчатке по мокрым седым волосам. — Флурия, Меир, если ваша дочь не может вернуться, прошу вас, скажите мне об этом сейчас!