Эмиль Брагинский - Ирония судьбы, или С легким паром

• Название: Ирония судьбы, или С легким паром
• Автор: Эмиль Брагинский
• Жанр: Драматургия

«…Иной раз отправной точкой для воображения может послужить какой-то анекдотический случай, происшедший в жизни. Так, например, возникла пьеса «С легким паром!».

Нам рассказали историю об одном человеке (назовем его Н.), который после бани забежал к приятелям. А там шумела вечеринка — справляли не то день рождения, не то годовщину свадьбы. Помытый, чистенький Н. усердно начал веселиться и вскоре, как говорится, «ушел в отключку». В компании находился шутник Б. Он подговорил разгулявшихся друзей отвезти на вокзал пришедшего из бани Н., купить билет на поезд, погрузить спящего в вагон и отправить в Ленинград. Так они и поступили. Во время всей этой операции Н. не раскрыл глаз.

Несчастный, ничего не понимающий Н. проснулся в общем вагоне на самой верхней полке поезда, прибывшего в город на Неве, вышел на привокзальную площадь и обнаружил, что, кроме портфеля с веником и пятнадцати копеек, при нем ничего нет.

Мы с Эмилем стали фантазировать, что же могло произойти с этим недотепой в чужом городе, где у него нет знакомых, а кошелек пуст…»

---

Эмиль Брагинский, Эльдар Рязанов Ирония судьбы, или С лёгким паром…

Трудно понять, почему люди радуются приходу Нового года, вместо того чтобы плакать.

Если вдуматься, новогодний праздник — печальное событие в нашей скоротечной жизни. Ведь все мы еще на один шаг приближаемся к роковой черте. А сама процедура встречи Нового года ускоряет процесс приближения. Вместо того чтобы спать, сохраняя здоровье, люди всю ночь нарушают режим и безобразничают.

В честь сомнительного праздника происходит массовое уничтожение зеленого друга и массовое употребление зеленого змия.

Наступление Нового года всегда окутано таинственностью и ожиданием счастья. Именно под Новый год могут случаться совершенно немыслимые события, которые никак не могут случаться в обычную, рядовую ночь.

Наша маловероятная и тем не менее достоверная история началась 31 декабря, часов за десять до смены года.

В новехоньком микрорайоне, на окраине Москвы, в домах, похожих друг на друга, как граненые стаканы, одним словом, в одинаковых, белых, крупно- или мелкопанельных домах велись лихорадочные приготовления к встрече Нового года. Во всех квартирах пекли пироги, варили студень, жарили индеек (а где не достали индеек, жарили кого-нибудь другого), заправляли майонезом салаты, выставляли на балконы водку и шампанское и, разумеется, украшали елки — натуральные или искусственные — разноцветными, яркими игрушками.

В доме № 25 по Третьей улице Строителей отмечался сегодня двойной праздник — и Новый год и новоселье. А раз новоселье, значит, жильцы совсем недавно переехали в этот дом. Кое-что побилось, сломалось, все лежало не там, где нужно, все валялось друг на друге, мебель была расставлена впопыхах, не все люстры повешены, занавески в одних квартирах уже висели на окнах, а в других еще лежали в чемоданах. Новый дом, новая квартира, новая жизнь, новое счастье.

И, наверно, поэтому хирург Евгений Лукашин — внешность заурядная, зарплата заурядная (стоит ли много платить человеку, который режет других людей?), возраст заурядный (около сорока), — одуревший от переезда Евгений Лукашин находился в своей новой квартире № 12 в опасной близости от красивой молодой женщины по имени Галя. Симпатичная мама Лукашина — Марина Дмитриевна — благоразумно пряталась на кухне.

 — Женя, — говорила Галя с явной хитрецой, — у меня к тебе предложение, совершенно неожиданное.

Лукашин был искренне заинтригован:

 — Галя, не пугай меня!

 — Давай вместе встречать Новый год!

Однако сообразительность не являлась достоинством Лукашина.

 — Но мы и так встречаем вместе!

 — Ты меня не понял. Давай встречать совсем вместе и не пойдем к Катанянам! — Гале очень хотелось перейти из разряда возлюбленных в разряд невест.

Раздался звонок в дверь. Мама, которая до этого прислушивалась к разговору — в современной квартире была современная звукопроводимость, — недовольно поднялась с места и пошла отворять.

 — С наступающим, Марина Дмитревна! — весело сказал благополучный, мордатый Павел Судаков, бывший школьный друг Евгения Лукашина. Павел явно намеревался войти, но Марина Дмитриевна решительно преградила ему дорогу:

 — Тише, что ты кричишь?!

 — А что случилось?

 — Кто там пришел? — донесся из комнаты голос Лукашина.

 — Соседка зашла за луковицей! — отозвалась мать, а Павел оторопел и, невольно включаясь в игру, перешел на шепот:

 — Что у вас происходит?

 — Павлик, зайди, пожалуйста, завтра! — попросила Марина Дмитриевна.

 — Завтра не смогу. Вечером я улетаю в Ленинград.

 — Счастливого пути! — И Марина Дмитриевна захлопнула дверь перед самым носом Павла.

Нахальный Павел тотчас же позвонил снова.

На этот раз Марина Дмитриевна сначала накинула на дверь цепочку и только потом приоткрыла.

 — Ты что хулиганишь? — озорно спросила Марина Дмитриевна.

Павел растерянно смотрел на нее сквозь дверную щель.

 — Мама, кто там опять? — послышался голос Лукашина.

 — Телеграмма от тети Веры! — и глазом не моргнув, сочинила родная мать.

 — А вы, Марина Дмитриевна, с детства учили нас говорить только правду! — укоризненно сказал Павел.

 — Бывают обстоятельства, когда неплохо соврать! — доверительно объяснила Марина Дмитриевна.

 — Но Саша и Миша ждут нас в бане! А прямо из бани я еду на аэродром!

 — Сегодня повеселитесь без Жени! Кстати, зачем ты едешь в Ленинград?

 — Ира застряла там в командировке. Требует, чтобы я прилетел встречать с ней Новый год. — Павел еще больше понизил голос. — Я никому не скажу, все-таки… что происходит?

 — Пока это тайна… Узнаешь… в свое время. — Видно было, что дразнить Павла доставляло Марине Дмитриевне удовольствие.

 — У Жени от меня нет тайн!

 — Иди в баню! — Марина Дмитриевна защелкнула дверь и вернулась в кухню, на пункт подслушивания.

Тем временем Лукашин все еще не понимал хитрого Галиного плана:

 — Но мы же договорились встречать Новый год с Катанянами. Подводить некрасиво. Ты уже сделала салат из крабов. Кстати, где ты достала крабы?

 — Давали у нас в буфете!

 — Я так люблю крабы!

 — Тогда тем более съедим их сами! — намекнула Галя.

 — А где мы их станем есть? — простодушно спросил Женя.

 — Какой ты непонятливый! — нежно сказала Галя. — Мы будем встречать здесь, у тебя.

 — А кого еще позовем? — спросил тупой Лукашин.

 — В том-то и весь фокус, что никого! — Галя была терпелива.

 — А мама? Она будет встречать с нами?

 — Мама уйдет. Она все приготовит, накроет на стол, конечно, я ей помогу, а потом уйдет к приятельнице. У тебя мировая мама!

А мама, которая услышала, как Галя распоряжается ее судьбой, только лишь вздохнула.

 — Ты умница, — воодушевился Лукашин. Он только сейчас осознал все выгоды, которые принесет ему реализация Галиного плана. — Почему это предложение не пришло в голову мне?

 — Кто-то из двоих должен быть сообразительным!

 — Ты знаешь… мне эта идея определенно нравится! Я выпью, я расхрабрюсь, обстановка будет располагать, и я скажу тебе то, что давно собираюсь сказать!

 — А что именно? — с надеждой спросила Галя.

 — Обожди до Нового года! — Лукашин явно не мог решиться на объяснение, что-то ему мешало.

 — Боюсь, у тебя никогда не хватит смелости! — подзадоривала Галя.

 — Трусость старого холостяка. Однажды я уже делал предложение женщине. К моему великому изумлению, она согласилась. Но когда я представил себе, что она поселится в этой комнате и будет всю жизнь мелькать перед глазами, туда-сюда, туда-сюда, я дрогнул и сбежал в Ленинград.

 — А от меня ты тоже убежишь? — Галя сняла со стены гитару.

 — Нет, от тебя не убежишь! — В голосе Лукашина прозвучала нотка обреченности. — Все уже решено окончательно и бесповоротно. Я так долго держался и наконец рухнул.

Галя победно улыбнулась, глаза у нее блеснули.

 — Женя, а когда люди поют?

 — Поют?.. На демонстрации поют…

 — А еще?

 — В опере…

 — Нет, нет!

 — Я не знаю… когда выпьют, поют…

 — Балда! — нежно сказала Галя. — Не знаешь, когда поют…

 — Когда нет ни слуха, ни голоса!

 — Люди поют, когда счастливы! — подсказала Галя и протянула Лукашину гитару.

Сообразив, что он на самом деле счастлив, Лукашин тепло взглянул на Галю, взял гитару и встал у окна. За окном виднелись снежные поля Подмосковья, которые еще не успели застроить. Лукашин начал напевать. У него оказался негромкий, как говорят, домашний голос, немного хриплый, но приятный. Теперь таких доморощенных акынов у нас пруд пруди.

 —  Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой,
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега,  — никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься у двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют…

 — Это чьи слова? — спросила Галя, прижимаясь к Лукашину.

 — Пастернака. — Лукашин отложил гитару в сторону и… поцеловал девушку.

После долгого поцелуя Галя вырвалась из объятий и выбежала в переднюю. Лукашин помчался следом.

 — Женечка, мне пора! — Галя вела беспроигрышную игру. — У меня еще столько дел сегодня.