Михаил Ишков - Сен-Жермен

• Название: Сен-Жермен
• Автор: Михаил Ишков
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1998
• ISBN: ISBN 5-7632-0804-8

Что за человек граф Сен-Жермен, имя которого попало во многие солидные энциклопедии при том, что о жизни его известно так мало достоверного? Авантюрист, благосклонно принятый во дворах европейских монархов и принимавший участие в крупнейших исторических событиях XVIII века? Алхимик, утверждавший, что владеет тайной эликсира жизни и философского камня? Человек, удивлявший современников феноменальной памятью, знанием множества языков, искусством живописи и виртуозной игрой на скрипке? Кем бы ни был на самом деле таинственный граф Сен-Жермен, в нем, несомненно, присутствовала искра неведомого. Он так и остался навсегда человеком-загадкой.

---

Мирза Мехди-хан опять надолго примолк. Наконец удивленно вымолвил.

— Воистину ты, чужеземец, знаток истории. Надир-хан любит слушать рассказы о древних героях. Но откуда ты узнал, что именно Искандер Двурогий[51] сжег дворец в Персеполе? Ведь он, как утверждают многие, был сыном Дара, тогдашнего царя Ирана. Зачем ему надо было сжигать собственный дворец?

— Я присутствовал при этом, — и, заметив недоверчивый взгляд собеседника, улыбнулся и поправился. — Наблюдал во сне. Меня иногда посещают очень увлекательные сны. Александр Македонский не был ни в каком родстве с Дарием, царем персов. Это выдумки поздних эпох. Великий полководец родом из Северной Греции, которую здесь называют Румом.

— Тогда тебе более чем кому-либо другому, должно быть ведомо, что вряд ли Персия может похвастать сокровищницей тайного знания. Мы расплескали сосуд… Взгляни в ту сторону.

Он показал на полуразвалившуюся мечеть, мимо которой мы проезжали, потом взмахнул рукой, и конный отряд гулямов,[52] сопровождавший нас в пути, тоже остановился. Всадники тут же принялись спешиваться. Понемногу начало приседать облако пыли, подвисшее над разбитой дорогой. Мы с Мирза Мехди-ханом тоже слезли с коней и направились к развалинам. Останки минаретов, украшавших южный портал мечети, лежали неподалеку, в степном колючнике, редкими кустиками разбегавшимися окрест. В местечке царило запустение. Каменная ограда, окружавшая поселение, была развалена, высокие дувалы, скрывавшие внутренние дворики домов, почти повсеместно лежали на земле, открывая внутренности жилищ — святое святых обитателей этой земли. Как женщина обязана скрывать лицо, так и дом должен хранить тайны хозяев. Лишь кое-где над плоскими крышами тянулись в ослепительно-ясное небо струйки дымков. Они таяли низко, и повыше их, над трепещущей густовато-желтой дымкой, застилавшей горизонт, были видны горы. Так и плыли, лишеные подошв, недвижимо удалялись к западу. Крупные зазубрины вершин кое-где были покрыты снегом, над ними величавым, выбеленным тюрбаном высился великан Демовенд.

Мы подошли к мечети на полсотни шагов. Дальше мне ходу не было. Даже разрушенное, это место считалось святым, недоступным для иноверца.

— Три года назад, — объяснил Мирза Мехди-хан, — город захватили кочевники-гильзаи. Содрали с жителей выкуп, тех, кто не мог уплатить, угнали в рабство. Опоганили мечеть — устроили в ней конюшню. Поклонники сунны — что с них возьмешь! Какие у нас могут быть тайны, когда голову муллы так и не нашли. Так и опустили в нишу безголовым. Кто их будет хранить? Бессмертный Ходжа Хизр, пророк, нашедший источник с живой водой и помогающий путникам в пустыне? Так его уже несколько столетий не видел никто, чьему рассказу можно доверять. Хизр отвернулся от людей. Огнепоклонники, поселившиеся в Йезде, о которых вам рассказывали индийские парсы? Эти язычники лет пять назад сговорились с афганцами и местный калантар[53] едва успел сжечь весь их квартал, чтобы те не открыли ворота врагу. Наши дервиши из орденов хейдериев и ни'метуллахиев? Среди них почти не осталось образованных, чтобы в полной мере оценить и воспринять учение суфиев. Да и вообще я не верю ни в какие подобные тайны, которыми, по-видимому, так увлекаются у вас, в стране «франков». Чтобы не попасть в руки иблиса,[54] правоверный мусульманин должен остерегаться подобного колдовства.

Скоро приспело время очередного намаза.[55] Я терпеливо ждал в сторонке, в тени обгорелой, но все ещё пышно-зеленой чинары. Наблюдал за окрестностями… Прошло три года со времени нападения кочевников, городок лежал в руинах, но поля и сады вокруг, пропитанные влагой, обильно зеленели. Посверкивала на солнце поверхность открытого водоема. Вода поступала сюда по подземным каналам и затем уже струилась по многочисленным арыкам, прорытым в желтоватой, местами потрескавшейся земле. То там, то здесь можно было видеть работающих мотыгами крестьян. В их мерном завораживающем покачивании, в покрывшей поля изумрудной шерстке, в восстановленных круглых люках, прикрывавших глубокие колодцы, через которые подземные воды собирались в каналы, — ощущалась неистребимая сила жизни. Люди неутомимо тянули тягло, платили налоги, добывали пропитание для семей, и все только для того, чтобы поднакопить зерно, изюм, припрятать несколько туманов,[56] за которыми через некоторое время вновь нагрянет враг, сожжет городок, ограбит, угонит жителей в рабство. Вечный круговорот природы вверг меня в уныние, я сам не заметил, как впал в состоянии транса и увидел вокруг себя голую пустыню. Себя, бредущего по пескам, свой труп, тысячелетие пролежавший в яме, заполненной черным песком. Некому было пробудить меня от жизни. Единственное шевеление удалось рассмотреть на севере, вблизи Кавказских гор, на склонах Арарата. В той стороне воевал Надир-хан.

В пути Мирза Мехди-хан Астерабади (что означало, родом секретарь правителя из города Астерабада, лежавшего у южной оконечности Гирканского моря) рассказал мне подлинную историю человека, призванного Аллахом спасти Персию и весь мир.

Родом он был из кызылбашского (азербайджанского) племени афшар. Родился по нашему летоисчислению в 1688 году, в ноябре, 22 дня, в бедной семье в деревне Мервидшахиджаке, что возле Мешхеда. Этот город знаменит гробницей, в которой похоронен восьмой имам Али-Реза. Отец занимался выделкой овчин, случалось, пас овец, а бывало, с группой молодцев выходил по ночам на большую дорогу. Что было, то было, вздохнул Мехди-хан. Свет очей наших, Надир-хан сам рассказывал, что другой возможности заплатить налоги у бедняков не было. Восемнадцати лет Надир-кули вместе с матерью попал в полон, был угнан узбеками в рабство в далекий Хорезм. Бежал оттуда, добрался до Хорасана…[57]

Здесь мой спутник опять замолчал. По-видимому, давняя история, изложенная им в своих хрониках, имела кое-какие несовпадения с тем, что он знал об этом человеке. Разумно ли было открываться перед чужеземцем? Кем я был для него? Кем-то вроде колдуна и мага, взыскующего тайных знаний или подлинный, без мистического подмеса искатель истины. Он тоже посвятил истине свою жизнь. Хранил её, добывал, как золото роют в горах, свидетельствовал… Теперь явился иноверец, который ждет, что он, Мирза Мехди-хан, поделится с ним сокровенным?..

Я не торопил его. Огонек души этого красавца-перса был жгуч и осязаем, мне было так уютно в пределах источаемого им тепла. Борода его была черна, но уже серебрилась искорками, брови были обширны и выгнуты, лицо полное, гладкое. Орлиный нос подпирали изящно изогнутые, необыкновенной яркости губы. Он весь излучал неброское нравственное здоровье и природную животную силу. Все в нем было немного чересчур, но все эти излишества одолевали и осеняли глаза. Взгляд у него был добрый, полновесный, звучный…

— Было дело, — неожиданно хриплым голосом начал он, — во время похода на Герат, в трудную минуту повелитель признался, что ненавидит кочевников. Звери они! Дети шайтана!.. — неожиданно яростно выругался Мехди-хан. Надир-кули в ту пору был искренний юноша, верил, что его удел — нечто большее, чем, пастушество, выделка овчин и разбойные набеги. Знаешь ли ты, фаранг, что такое «кули»? — с той же яростью воскликнул хан. — Это означает «раб»! А что такое рабство? Это конец жизни, вечное ожидание смерти, бесконечные молитвы, обращенные к Аллаху, чтобы он поскорее взял несчастного в райский сад. И-эх!..

Он хлестнул плеткой своего коня. Тот заржал, заерзал под седоком и вдруг стремглав скакнул вперед. Успокоившись, Мехди-хан продолжил.

— Когда узбеки ворвались в его родное селение, Надир-кули был с отцом в горах. Услышав о беде, он сорвался с места и, как отец не уговаривал его, помчался домой, чтобы спасти мать и любимого брата Ибрагима. Не спас, конечно, сам угодил в аркан и три года просидел в колодках, которые поутру снимали, чтобы раб мог трудиться и отрабатывать свой хлеб. Там проявился его неукротимый нрав, и хозяин решил сделать из него евнуха, чтобы усмирить молодца, но не успел. Надир-кули бежал из плена. Сумел увести с собой и мать, и брата… Вот так-то, фаранг.

Вернулся в Хорасан он уже совсем другим человеком — стремившимся выжить, защитить свой очаг. Он проникся мудростью, подсказавшей ему, что спасать одного человека бессмысленно. Одну деревню, один город или провинцию тоже. В том-то и заключается труд правителя, чтобы попытаться спасти всех. Как? Об этом следует спросить пророка. Тот подскажет, если цели властителя чисты. В любом случае власть в руках слабого, коварного, неразумного — это наихудшее из бедствий, которые могут обрушить на головы райятов и честных илятов.[58]

Он научился говорить громко, красиво — люди поверили ему. Скоро Надир-кули собрал отряд, с которым нанимался к разным сильным людям потомственным землевладельцам, и захватившим власть в тех или иных местах эмирам. На службе у Бабул-бека он похитил дочь хозяина и женился на ней. Бабул-беку ничего не оставалось, как признать Надир-кули зятем. От этого брака у Надир-хана сын Риза-Кули. Тут подоспела весточка от его дяди, жившего в Келате. Надир отправился к старшему в роде — отец его в ту пору уже умер — и был встречен сурово. Дядя упрекнул племянника за разбои, за то, что слава о нем идет недобрая, в то время как в священном главном городе провинции Мешхеде хозяйничают гильзаи. Отщепенцы, чьи предки предали святого Али, разграбили гробницу Али-Риза, содрали с купола золотые пластины, берут деньги с каждого верного шиита за вход, за поклон, за молитву, за верность невинно пострадавшим единокровным потомкам Мухаммеда. Вот к чему ты должен приложить руки, сказал дядя, если хочешь спокойно спать, растить сына, благодетельствовать нищих. Если хочешь, чтобы Аллах благосклонно взглянул на тебя. Однажды воля Создателя помогла тебе вырваться из плена. Только не говори мне, что ты сам смог одолеть пустыню, привести домой мать и брата!.. Долго ты ещё будешь препятствовать предначертанной тебе судьбе?