Рустам Гусейнов - Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)

• Название: Ибо прежнее прошло (роман о ХХ веке и приключившемся с Россией апокалипсисе)
• Автор: Рустам Гусейнов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Глава 41. ДУХ

- Однако вот вопрос, Глеб: если наш разум - материя, то где же искать дух? И как возможно разумом - свойством материи отыскать нематериальное? Ну, скажем, где искать - более или менее еще понятно - в человеке. А вот как искать? Материю нам не дано понимать, но дано видеть. Дух нам не дано ни видеть, ни понимать. Произнося еще даже не "Высший Дух" - но и просто "дух" - одновременно с выходом за пределы материи, мы выходим и за пределы разума. Ни одного философа не приводили и не приведут никогда к успеху поиски в разуме духа. Искать дух в мозгу человека, в разуме его, как функции этого мозга - все равно, что искать Бога на облаках. Ибо дух - не есть разум, и познается не разумом. Очевидно, что в разуме и разумом мы можем найти лишь последствия наличия в нас духа. И в этих поисках нам очень поможет знание основного свойства всего материального причинности, о которой мы упоминали уже. В материи нет и не может быть ничего беспричинного, кроме аксиом, от которых расходятся в разные стороны цепочки причинно-следственных связей. В материи все взаимообусловлено. Находясь в пределах материи, наш разум также скован нерушимой цепью причин и следствий. Все внутри нас, все снаружи нас, все, что мы видим, слышим, делаем, говорим - все имеет причину. Мы - свойство материи, и поэтому мы несвободны. Вы помните, как писал об этом Толстой? Я хочу проверить, что я свободен, что в любой момент я могу без всякой причины поднять руку. Я поднимаю руку, и что же оказывается? Оказывается, я поднял руку, потому что хотел проверить, что я могу поднять ее без причины. Толстой разбирался в пропорциях свободы и необходимости в человеческой истории. Мы же можем и дальше продолжить его эксперимент. Мы вправе спросить себя: но, может быть, само желание проверить это - свободно, беспричинно? Нет - мы хотим проверить это потому, что хотим уяснить себе наше место в истории и вообще в мире. А это-то для чего нам нужно? Для того, чтобы удовлетворить нашу потребность в знаниях. Да откуда же в нас эта потребность? Может быть она-то и беспричинна, свойственна нам как духу? Вовсе нет. Мы вынуждены постоянно совершенствовать наш разум с развитием общества. Почему же развивается наше общество? Потому что развиваются производительные силы. Почему? Потому что человеку постоянно хочется лучше есть, комфортнее жить? Почему? Потому что человек существо биологическое - ему нужно есть, пить и экономить энергию организма. Почему? Потому что в организме его происходит обмен веществ, и вещества эти должны восполняться. И вот, пройдя через биологию, мы уже в химии. А можем спуститься и в физику. Так незримыми цепочками причин и следствий все, что происходит в нашем разуме, все поведение наше, которое самим нам представляется иногда ничем не обусловленным, каждый наш шаг, жест, слово - связано с материальным миром - восходит от аксиом его. Это, может быть, непросто представить себе, но мы никогда ничего не делаем и никогда ни о чем не думаем без причины. Если бы человеческий разум был дух, психологии, как науки, не могло бы существовать - ей нечего было б изучать в нем. Однако она существует и даже развивается довольно успешно - изучает причинно-следственные связи человеческого разума. И все проявления этого разума совершенно четко выстраивает в систему поведения человека - в систему этих самых причин и следствий. В эту систему четвертый уровень живой материи человеческий разум - включается через набор своих собственных аксиом - потребностей. И так же, как биология не способна ответить - почему такая-та комбинация химических веществ дает нам жизнь, а такая-то биологическая необходимость - дает нам инстинкт; так же и психология не способна ответить, почему тот или иной инстинкт нашего биологического естества вызывает в нашем разуме потребность - осознание этого инстинкта и способность подчинять его разуму. Но так же, как биология не может сомневаться в том, что все проявления жизни связаны так или иначе с определенными химическими процессами, а любой инстинкт имеет в своем основании биологическую необходимость; так же и психология не может сомневаться, что та или иная потребность нашего разума связана с тем или иным инстинктом нашего биологического естества. Где бы ни родилась и не воспитывалась ваша домашняя кошка, запах мяса будет всегда привлекать ее, если только она не объелась - потому что это врожденный ее инстинкт. Однако, если кошку эту с рождения изолировать от других кошек и самому не играть с ней ни в какие игры, увидев мышь, она представления не будет иметь, что полагается ей с ней делать. Потому что охота - это ее социальный инстинкт. Если этой кошке вы будете регулярно показывать банку тушенки, а потом кормить ее из этой банки, то вскоре, едва завидев банку, она станет вожделенно мяукать - и это будет уже ее индивидуальный инстинкт. Точно так же все наши потребности - все аксиомы нашего разума - психология разделяет на потребности биологические - приобретенные нами в процессе эволюции жизни; потребности социальные - приобретенные в ходе человеческой истории; и потребности индивидуальные приобретенные в ходе конкретной жизни. Вот теперь уже, наверное, будет понятно, что, дабы найти нам в человеке дух, нам необходимо найти в его разуме потребность, не обусловленную ни эволюцией, ни историей, ни нашей собственной жизнью. Дабы найти в нашем материальном мире дух, нам надо найти в нем нечто беспричинное.

- Но ведь это очевидно! - воскликнул Глеб. - Это наша потребность делать добро! Потребность отказать себе в своей потребности ради потребности другого.

- Ничего похожего, Глеб, - покачал головою Гвоздев. Разве кошка не делает добро своим котятам? Не отказывает себе в иных инстинктах, подчиняясь более сильному?

- Но здесь же совсем другое!

- Что - другое?

- Мы можем делать добро незнакомым людям.

- Что, все можем?

- Не все, но...

- То-то, что но. По-вашему, выходит, что не во всех нас есть дух?

- Не все осознают просто, - уже не очень уверенно пробормотал Глеб. - Надо осознать это...

- Разумеется, надо. Потому что нами руководят не инстинкты, а разум. А потребность делать добро - совершенно разумная, а, значит, материальная потребность.

- И где же ее причина? Вы же говорили - нужна причина.

- Она есть, Глеб. Осознанная, либо несознаваемая - она есть, и совершенно очевидна. Уж нам-то с вами лучше других видно, как достаточно убрать ее - и потребность эта исчезает.

- Это вера, Иван Сергеевич, - сообразил Глеб.

- Безусловно, Глеб, это вера.

- Но тогда, значит, вера наша беспричинна. Вы же не ответите, почему мы верим.

Гвоздев усмехнулся.

- Вы не находите, Глеб, что вы пришли к абсурду? Духом вы хотите наделить только верующих людей. И при этом хотите доказать наличие в нас духа нашей же верой в него. Причина эта есть, Глеб, и я отвечу вам, почему мы верим; почему верит каждый верующий человек, сознаваясь, или не сознаваясь себе в этом. Я только боюсь немного обидеть вас этой причиной.

- В чем же она?

- С позиций психологии мышления, вера в дух во все времена поддерживалась всего одним из четырнадцати простых категорических силлогизмов и всего одной мотивированной потребностью человека. "Чудо - это то, чего не может случиться с материей. Тем не менее чудо случается. Следовательно, есть не только материя." Это силлогизм, Глеб, но второй посыл его сегодня оказался ложным. "Я хочу жить после смерти. Если я только материя, я не буду жить после смерти. Следовательно, я не только материя." Это мотивированная потребность. Но далеко не всякого способна привести она к вере? Потому что разум наш ясно различает здесь подмену силлогизма алогизмом. Логический вывод из этих двух посылов был бы: "Я хочу быть не только материей." Кстати, вы помните, Глеб, как Левин в "Анне Карениной", подобно вам, нашел для себя доказательство духа в добре, живущим якобы с рождения в сердце каждого человека. Но в то время еще не существовало психологии как науки. И Левин вслед за Львом Толстым ошибался. Сейчас нам легко проследить ту логическую ошибку, тем более что прошедшие шестьдесят лет - все как бы нарочно были одним гигантским экспериментом, проверяющим это умозаключение. Ошибка заключалась в том, что причина и следствие поменялись местами. Не надо быть психологом, чтобы из мотивированной потребности в бессмертии вывести потребность в добре, как единственном способе "сговориться" с Богом и достигнуть бессмертия. То есть не добро в сердце человеческом доказывает нам бытие Божие, а напротив - признание необходимости бытия Божьего единственным средством достижения своей потребности приводит человека к необходимости делать добро. Я боюсь, не вспомню сейчас дословно, как говорил Левин о возникновении в себе доброты, но суть была та, что в детстве ему сказали, а он якобы радостно поверил. Здесь главное в этом слове - "радостно". Мол, человек радостно принимает добро, потому что оно соприродно ему с рождения. Но вот немного спустя после окончания Толстым "Анны Карениной" человеку в детстве стали говорить, что Бога нет, что на бессмертие рассчитывать не приходится, а поэтому все позволено, что служит его пролетарским интересам. Что буржуев надо душить, стрелять и давить, дабы награбить награбленное. Что попов, эсеров и гнилую интеллигенцию необходимо выжечь каленым железом, дабы не мешали они пользоваться этим награбленным. И так же радостно люди поверили и в это. И бросились душить, давить и выжигать. Так что, Глеб, добро в человеке отнюдь не врожденно, отнюдь не выходит за рамки разумного выбора, за рамки причинно-следственных связей, присущих материи. И это, кстати, свидетельствует о том, что в мире Духа нет ни добра, ни зла, что и добро и зло - понятия лишь нашего, материального, целесообразного мира. Я, впрочем, вовсе не хочу сказать, будто атеист в этом мире не способен быть добрым. В пределах так или иначе понимаемых нравственных рамок атеиста могут держать иные мотивированные потребности. Во-первых, социальная потребность не сесть в тюрьму - страх перед гражданским законом; во-вторых, социальная потребность нравиться окружающим людям; в-третьих, индивидуальная потребность нравиться самому себе соответствовать принятым в обществе стандартам поведения. И, напротив, самому искреннему христианину - сколько тому примеров - очень несложно оказывалось замутить мозги и послать убивать турок ли, колдунов ли - во имя Божье - для достижения все того же "сговора" с Ним. Так что врожденной доброты нет, Глеб. И нет врожденного зла. Мы же с вами, дабы найти в себе дух, должны найти в себе потребность, присущую всем людям без исключения, и при этом - потребность, не выводимую ни из эволюции жизни, ни из истории человечества, ни из индивидуальных условий существования; потребность, на вопрос о которой, почему она существует в человеке, можно было бы ответить только - потому что существует. Потому что человек - большее, чем разумное животное; потому что человек - не только материя, из которой он состоит.