Аурел Михале - Тревожные ночи

• Название: Тревожные ночи
• Автор: Аурел Михале
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В сборнике рассказывается о мужественной борьбе румынского народа в самый ответственный период его истории — в канун и после вооруженного восстания 23 августа 1944 года.

В ярких, полных драматизма эпизодах, повествуется о том, как румынская армия, повернув оружие против гитлеровской Германии, плечом к плечу с Советской Армией сражалась на равнинах и в горах Румынии, Венгрии и Чехословакии.

С большим мастерством Аурел Михале рисует духовный облик бойцов, сержантов, рядовых офицеров, показывает рост их самосознания, их тяжелые раздумья и веру в светлое будущее своей страны.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

Так я снова остался один на своем ложе из конопляной пакли. Мне было жаль, что я рассердил Мартона. Весь день я промучился, упрекая себя. Но в то же время не переставал следить за движением немцев в саду. До молока я не дотронулся. Какую пользу могло оно мне принести? Больна была моя душа, не тело.

Позднее, после полудня, в самый разгар жары, я вдруг услышал испуганное тявканье собаки и немецкую речь во дворе… «Они напали на след, — подумал я с ужасом, — и пришли взять его». Снова подполз я под стреху и приподнял черепицу. Два молодых солдата, краснощеких, белокурых, со сдвинутыми на затылок касками, стояли перед домом, держа в руках гроздья фляг. Дяденька Mapтон вышел к ним с ведром и не спеша наполнил им фляги водой. Немцы давно уже скрылись за деревьями, а он все еще стоял с ведром в руке и собакой у ног…

Вскоре после этого я услышал скрип шагов по лестнице, и дяденька Мартон появился в отверстии чердака. Молчаливый и задумчивый, он сел у моего изголовья. Я увидел, что он больше не сердится на меня, и сразу успокоился. Некоторое время Мартон испытующе смотрел на меня, покручивая свои пышные черные усы. Потом спросил:

— Когда придут наши, сынок?

Я увернулся от прямого ответа, пробормотав что-то невнятное: не мог же я выдать ему военную тайну, сказать, что именно сегодня в ночь наш батальон горных стрелков должен атаковать Луну и мост у Джилэу. Мартон Хорват понял мое замешательство и не настаивал. Но я сам не мог скрыть от него всего до конца: без его помощи я не смог бы выполнить ничего из того, что задумал.

— Хочу кое о чем попросить тебя, дяденька Мартон, — сказал я, схватив его руку и тихонько прижав ее к груди. Мартон посмотрел на меня еще более подозрительно. Когда наши взоры встретились, я добавил шепотом: — Дяденька Мартон, снеси меня ночью на кукурузное поле. Мне нужно до полуночи добраться к своим.

— Как же ты пойдешь? — возразил он, указывая на мою привязанную к доске ногу.

— Я уже набрался сил, дяденька Мартон, — заверил я его. — Мне бы только до поля дойти, а там легче будет, оттуда доползу…

Мартон Хорват только покачал головой и снова погрузился в свое суровое молчание. Видя это, я не решался раскрыть ему свои дальнейшие намерения и тоже замолчал. Потом подполз опять под стреху и стал смотреть на поля, за которыми находились наши.

«Если бы мне только попасть туда, — размышлял я про себя. — Может, хватило бы у меня сил доползти до батальона…» Мне нужно было попасть туда во что бы то ни стало. Ночью батальону предстояло выступить на Клуж и отрезать немцам путь к бегству. Для этого ему нужно было прежде всего пройти через Луну. А здесь были немцы… Погруженный в свои мысли, я не сразу почувствовал, что Мартон растянулся рядом со мной. Долго смотрели мы оба на ржавые осенние поля и на дороги, которые вели к нашим. Так и застали нас сумерки, набросившие на все кроваво-красный покров. Тут дяденька Мартон схватил меня за плечо и, повернув так, чтобы мы снова могли смотреть друг другу в глаза, прошептал раздельно:

— Я пойду.

Что мне было сказать ему? Я так растерялся, что не находил слов. О таком исходе я даже не смел думать. Мне казалось, что будет гораздо проще, если я пойду туда сам, даже такой калека, каким я был сейчас, чем Мартон Хорват. А он, не выпуская моего плеча, повторил:

— Я пойду, сынок.

— Трудно тебе будет, дяденька Мартон, — попытался я отговорить его.

Но Мартон Хорват сделал мне знак молчать, и мы снова припали к поднятым черепицам. В слабом сумеречном свете растрепанные кукурузные листья казались медными. За ними в глубине виднелась в дымке полоса леса. Там стояли наши. Справа, в стороне Сомеша, поднимался молоденький лес: голый и неподвижный, он казался бронзовым.

— Я пойду по тропке, — раскрыл мне свой замысел Мартон. — Возьму сперва на Джилэу, чтобы обмануть немцев. Войду в лесок и потом выйду из него в сторону полей. А оттуда одним махом к фронту…

Я тут же, на чердаке, набросал несколько строк на бумаге. Мартон Хорват смотрел на нее с таким уважением, будто это была какая-то драгоценность. Сложив вчетверо, он заботливо сунул ее за подкладку кромки штанины. Потом спустился по лестнице и вышел во двор. Подозвал к себе собаку и, приласкав, привязал ее у двери дома. Навесил на дверь замок и широким, размеренным шагом, все такой же задумчивый, пересек двор по направлению к конюшне. Вывел оттуда рослого вороного красавца с гладким блестящим крупом, дрожавшего от возбуждения. Видно было, что крепко любил Мартон Хорват своего коня — он смотрел на него словно с изумлением. Постоял еще немного во дворе, потрепал коня ладонью по шее, потом взял за узду и вывел за ворота. На улице вскочил на него, помолился, глядя на небо, и тихим шагом двинулся по дороге к Джилэу.

Я видел все, что произошло потом. Мартон Хорват вскоре свернул с дороги в лесок, тот самый, что поднялся на месте вырубки. Он оставался там до тех пор, пока настолько стемнело, что он мог скрыть свой побег от немцев, и пока еще было достаточно светло, чтобы можно было различить дорогу. И вдруг из лесочка вылетел галопом всадник и помчался по направлению к кукурузному полю. Первые пять — шесть сотен шагов он пролетел как видение, словно паря в воздухе… Я окаменел, не спуская с него глаз и затаив дыхание. «Если домчится до кукурузы, его жизнь будет спасена и наше задание будет выполнено», — подумал я. Но немцы открыли по нему яростный огонь из нескольких пулеметов, когда до поля оставалась какая-нибудь сотня шагов. Мартон Хорват припал к шее коня и помчался еще быстрей… Пули преследовали его по пятам, как гончие. Они ударялись о землю то впереди, то позади него, взметая столбы пыли. И вот на расстоянии всего тридцати шагов от края поля конь рухнул на всем скаку и, перекувырнувшись несколько раз, распластался на земле. А вместе с ним и Мартон Хорват.

* * *

Всю ночь просидел я у входа на чердак с рукой на винтовке и гранатами рядом с собой. Горько упрекал я себя, что позволил Мартону идти, и хотел отомстить немцам, как только они откроют дверь. Думал я и о наших, которые тщетно будут ждать нас с вестями. К полуночи немецкие пулеметы еще раз тревожно затрещали, вспугнутые, возможно, шелестом кукурузы. А потом все погрузилось в тишину и тайну.

Однако к рассвету со стороны Джилэу послышался яростный гул сражения. Бешено, как при наступлении, стучали пулеметы. Тяжело, как далекие подземные удары, бухали орудия. «Дошел! — обрадованно подумал я. — Мартон Хорват дошел!»

Сражение развернулось на фланге и в тылу немецкого фронта у Луны и на пути к Джилэу.

«Спасся, значит, Мартон! Жив!» Мне хотелось громко кричать от радости: «Жив! Жив!» Вся кровь прихлынула к сердцу. Я пополз к месту своих наблюдений, под стреху. Ночь все более светлела, и все яснее выступали из мрака тропки на кукурузных полях и просеки в лесочке. Перепуганные немцы, сгрудившись у пулеметов, били в направлении Сомеша и Джилэу. Они знали, что путь к отступлению им отрезан, и охвачены были тревогой, как дикие звери в предчувствии бури.

На рассвете вступили в село первые разъезды батальона горных стрелков. И тогда же обрушились на немцев роты, придвинутые за ночь к кукурузным полям и лесочку. Бой был короткий и суровый, неистовый.

Тут пробудилась и жизнь на селе, дни, недели таившаяся в амбарах и на чердаках. Улица перед домом Мартона Хорвата вдруг заполнилась шумом, гиканьем, радостными возгласами, неожиданным плачем. Кто-то нетерпеливо стучал в ворота, крича:

— Эй, дяденька Мартон, выходи с хлебом, с салом… Солдаты подходят…

«Ну, теперь пора и тебе, — сказал я сам себе. — Выходи поглядеть, как вступит победителем в село Мартон Хорват».

Вскоре горные стрелки заполнили фруктовые сады и улицы села. Почти обезумев от радости, я раздвинул черепицы и, выставив винтовку, несколько раз выстрелил в воздух. От рядов отделились несколько человек и направились ко мне, приветственно размахивая беретами.

Но тут улыбка застыла у меня на лице. Следом за ними два бойца несли носилки с лежащим на них телом. Потрясенный, узнал я в убитом Мартона Хорвата…

В венгерской степи (Рассказ инвалида)

Перевалив через горы, мы пересекли границу и, рассевшись по советским танкам, устремились к Тиссе. Однако в болотах у Ньяредьхазе нас вскоре остановили немцы. Здесь нас встретил поистине непреодолимый огонь. Достаточно было поднять ствол винтовки над бруствером окопа, как в насыпанный перед тобой холмик земли немедленно впивался целый сноп пуль. Стоило колыхнуть камышовую тростинку, как раздавался заранее пристрелянный и подготовленный минометный залп.

За день полк дважды поднимался в атаку, однако каждый раз был вынужден залечь и вернуться в окопы. После третьей попытки мы, понеся большие потери, вернулись на исходные позиции. Настроение у всех было скверное. Люди утратили веру в свои силы. Некоторое время мы не высовывали носа из ячеек и окопов, почти потеряв голову от шквального огня, который нам пришлось вынести. Однако, перевязав раны, мы начали снова готовиться к атаке. Несколько разведчиков ползком отправились сквозь заросли кустарника и камыша на разведку огневых точек гитлеровцев. Но, кроме одного пулеметного гнезда да немецких укреплений в глубине помещичьей усадьбы, они не смогли ничего обнаружить. Тогда мы потребовали от артиллеристов, чтобы они обработали позиции немцев метр за метром, участок за участком. Несколько минут на линии наших позиций раздавались лишь команды артиллерийских наблюдателей. И вдруг воздух загудел от проносившихся над нами снарядов, немецкие позиции покрылись дымом. Вся прилегающая к усадьбе площадь, на которой укрепились немцы, превратилась в кромешный ад. Мины глухо шуршали и устремлялись к земле, словно хищные птицы. Снаряды из противотанковых пушек летели с высоким и резким свистом, оставляя за собой еле заметный молниевидный светящийся след, а снаряды тяжелой артиллерии, словно заблудившись, с протяжным воем клокотали в воздухе, долго и тяжело сотрясая его. Земля вокруг усадьбы бурлила как в котле. Разрывы распознавались лишь по слуху: фил-фил-буф! — хлопали мины… тиу-бу, тиу-бу! — били противотанковые снаряды… ууах, ууах! — стонали снаряды тяжелой артиллерии.