Аурел Михале - Тревожные ночи

• Название: Тревожные ночи
• Автор: Аурел Михале
• Издательство: Воениздат
• Жанр: О войне
• Год: 1961

В сборнике рассказывается о мужественной борьбе румынского народа в самый ответственный период его истории — в канун и после вооруженного восстания 23 августа 1944 года.

В ярких, полных драматизма эпизодах, повествуется о том, как румынская армия, повернув оружие против гитлеровской Германии, плечом к плечу с Советской Армией сражалась на равнинах и в горах Румынии, Венгрии и Чехословакии.

С большим мастерством Аурел Михале рисует духовный облик бойцов, сержантов, рядовых офицеров, показывает рост их самосознания, их тяжелые раздумья и веру в светлое будущее своей страны.

Книга рассчитана на широкий круг читателей.

---

— А Колю Бошкова можно видеть?

В глазах партизана вспыхнул огонек, и лицо его прояснилось. Но он быстро овладел собой, сел за стол и начал расспрашивать у Маринчи, что и от кого он слышал о Коле Бошкове. Маринча торопливо рассказал ему о том, как все лето прятал у себя Бошкова, с того самого дня, когда он, преследуемый немцами и жандармами, перебрался через Дунай, и до той ночи, когда переправил его обратно в Болгарию на своей лодке.

— Так, так, — задумчиво повторял человек в штатском, слушая рассказ Маринчи.

Но по тону его голоса нельзя было понять, уступает он или остается при прежнем мнении. Он забарабанил пальцами по столу, внимательно разглядывая Маринчу с ног до головы. В землянке установилась тягостная тишина. Все чувствовали себя очень неловко и не знали, как выйти из этого затруднительного положения, для разрешения которого было мало одной лишь доброжелательности. Тогда Маринча, еще ближе подойдя к партизану, решительно посмотрел ему в лицо;

— Ты командуешь партизанами? Может быть, ты коммунист?

Тот ничего не отвечал и не отводил пронизывающего взгляда от рыбака. Маринча тихо проговорил:

— Я тоже коммунист!

Я удивленно посмотрел на Маринчу. Партизан обошел стол и остановился перед Маринчей, потом повернулся и исчез за незамеченной мной раньше дверью в бревенчатой стене, в глубине землянки. В комнате остались я, Маринча, болгарский капитан, не спускавший глаз с принесенной мною карты, и неподвижно вытянувшийся перед дверью партизан. Теперь и он, как мне показалось, смотрел на Маринчу более теплым и дружественным взглядом.

Я подошел к столу, желая более подробно объяснить болгарскому офицеру всю опасность продвижения немцев к Железным Воротам… Но как раз в этот момент в глубине землянки открылась дверь, и в комнату вошел Коля Бошков. Увидев Маринчу, он, казалось, в первую минуту не поверил своим глазам, а потом бросился к нему с протянутыми руками. Их большие натруженные ладони сплелись в крепком пожатии, глаза загорелись, оба были взволнованы неожиданной встречей. Коля Бошков первый не выдержал и по-мужски крепко обнял Маринчу. Когда они выпустили друг друга из объятий, я заметил, что у обоих от радости посветлели глаза.

— И мы, браток Маринча, начали! — с какой-то почти мальчишеской гордостью прошептал Бошков. Потом он подошел ко мне и, озорно улыбаясь, сказал: — А мы ведь с вами знакомы, господин младший лейтенант… Как-никак старые друзья.

Я смущенно улыбнулся, не веря своим глазам. В самом деле, передо мной стоял не кто иной, как тот усатый крепыш немой с худым оливкового цвета лицом, черными глубокими глазами и поседевшими висками, которого я не раз видел среди рыбаков.

Коля Бошков сделал нам знак войти в находившуюся в глубине землянки дверь. Мы оказались в потайной маленькой комнатке с бревенчатыми стенами и деревянными лавками вдоль них; в центре комнаты стоял сколоченный из досок стол. За ним сидели болгарский полковник, командир отряда из Кулы, офицер югославской Народно-освободительной армии, который командовал отрядами, действовавшими в югославской части Карпат, и один сербский партизан. Партизан был ростом чуть выше Бошкова, но тоньше, подобраннее, с острым и холодным взглядом. «Это больше того, на что мы могли надеяться! — удовлетворенно подумал я. — Если и сербы вмешаются в дело, немцам не пройти по Дунаю!»

Мы сели за стол и склонились над большой развернутой картой района. Я снова объяснил всем нашу задачу и пути продвижения гитлеровских частей, идущих по обоим берегам Дуная при поддержке речной флотилии. Два других офицера также обрисовали положение в районе Железных Ворот на их участке границы.

— Плохие дела, — сказал Коля Бошков. — По направлению к Дунаю движется также колонна немцев, удирающих из Софии. Наши силы пока еще рассеяны в горах и плохо вооружены. Нам надо как можно скорее спуститься к. Дунаю. Этим же вечером трогаемся!

Югославы также приняли наше предложение и решили направить свои отряды к Железным Воротам. Но всем было ясно, что имеющихся у нас сил будет недостаточно для того, чтобы остановить наступление немцев, которые стремились рассечь на отдельные участки фронт наших армий в Карпатах и на Дунае. К тому же и мы, и югославы, и болгары все еще вели бои с немцами на территории своих стран…

Затем Маринча повернул к себе карту и показал пальцем на черный кружок, прижавшийся к голубой ленте Дуная.

— Каково положение в Видине? — спросил он Колю Бошкова. — Порт в ваших руках?

Бошков посмотрел на луч света, пробивающийся сквозь окошечко землянки, и задумчиво ответил:

— Думаю, что да!.. Конечно да! — повторил он с большей уверенностью. — Правда, у нас пока еще нет известий, но сегодня ночью туда ушел отряд!

— Надо непременно овладеть портом! — сказал Маринча. — Я думаю, что Красная Армия уже достигла берегов Дуная. Вчера ночью она была в Крайове! Если мы предупредим вовремя русских товарищей, они переправятся на эту сторону, и тогда мы покажем немцам, где раки зимуют!

* * *

Коля Бошков, я и Маринча покинули партизанский лагерь и, когда стемнело, сели в лодку и поплыли назад. Сойдя на берег, я поспешил в штаб дивизии, а Коля и Маринча отправились в город Калафат, навстречу Красной Армии. Этой же ночью части советских войск вступили на болгарскую землю и овладели портом Видин. Они отрезали дорогу немцам, удирающим из Болгарии, и по берегу Дуная вошли в Югославию…

Из штаба дивизии я тут же направился на свою пограничную заставу. На следующий день нам предстояло совместно с русскими, югославами и болгарами уничтожить здесь, на Дунае, немецкую колонну, направляющуюся в район Железных Ворот…

На переправе (Рассказ раненого)

Долгое время я слышал грохот боя как бы во сне. От разрывов снарядов, казалось, стонала вся земля. Они раздавались то совсем близко, то где-то далеко-далеко, а иногда сотрясали все вокруг с устрашающим ревом, словно само небо неожиданно раскалывалось на части и падало на землю. Время от времени ветер доносил тонкое посвистывание пуль, бешеный лай пулеметов, крики наступающих солдат. Вдруг в каких-нибудь пятидесяти шагах сухо и резко ударила противотанковая пушка. Впереди что-то вспыхнуло ослепительным светом, и я почувствовал, как меня обдало волной горячего воздуха…

Я открыл глаза. В небо, описывая дугу, взлетела ракета. И как только она потухла, ночь показалась еще темнее. Высоко-высоко над собой я увидел крохотные мигающие серебристые искорки звезд. Снова послышался нарастающий гул боя, темный лес на вершине холма загорелся от взрывов и окутался клубами дыма. Я попробовал было приподняться на локте, чтобы повернуться на бок, но тут же упал от пронизывающей, нестерпимо острой боли в плече.

Постепенно я припомнил, что произошло, и осознал, где я теперь нахожусь. Земля вокруг была изрыта снарядами, исполосована окопами, обожжена взрывами. С бруствера обвалившегося окопа свешивался труп немецкого солдата. Его рука по-прежнему судорожно сжимала винтовку, как в тот момент, когда его настигла смерть, голова упиралась в землю. «Значит, мы захватили их окопы», — промелькнуло у меня в голове. А высота впереди продолжала сверкать огнями — там все еще шел бой.

Проклятая высота! Вчера мы скрытно перешли Муреш и заняли северный берег реки. Четыре раза ходили на штурм, стремясь выбить немцев из их окопов и траншей, чтобы захватить хорошо укрепленную возвышенность Сынджиорджиу. Но мы так и не смогли сбросить врага с вершины. На склонах Сынджиорджиу были расположены ступенями укрепления, прикрываемые мощным огнем. Когда немцы открывали пальбу, казалось, сам ад разверзается перед нами. Иногда они выходили из своих укрытий и яростно бросались в контратаку, пытаясь сбросить нас назад в воды Муреша.

Наступила ночь, а бои с немцами на скатах высоты все еще продолжались. Многие из наших остались лежать на пути от пожелтевшей прибрежной рощи до первой линии вражеских окопов на вершине; в батальоне осталось меньше половины людей. Когда же наступила темнота, мы, как кроты, укрылись в наспех вырытых окопах и траншеях. Все страшно устали, хотелось есть, боеприпасы были на исходе. Кое-кто из нас был так напуган огнем немцев, что то и дело с тревогой посматривал назад, надеясь увидеть наши части, которые должны были переправиться через Муреш и прийти к нам на помощь.

Наш батальон пополнился совсем недавно, поэтому многие не знали друг друга. В батальоне были и пограничники, и горные стрелки, и саперы, и кавалеристы без лошадей, и артиллеристы без пушек. Они прибыли к нам из частей, разбитых в начале боев на границе Трансильвании, когда танковые дивизии немецких и хортистских захватчиков вторглись сюда из Венгрии. Больше всего в батальоне было нас, пехотинцев, и пограничников.

С наступлением ночи по всей линии внезапно установилась необыкновенная тишина. Мы уже диву давались, с чего это немцы проявляют такую заботу о нашем отдыхе. Однако вскоре все выяснилось: немецкие части, обойдя нас с обоих флангов, атаковали наш тыл у переправы через Муреш. Надо было во что бы то ни стало удержать эту переправу. Только в этом случае мы смогли бы избежать окружения и обеспечить подход других наших частей с противоположного берега. Но переправу охранял всего лишь один стрелковый взвод при двух пулеметах!