Павел Молитвин - Возвращение Ктулху

• Название: Возвращение Ктулху
• Автор: Павел Молитвин
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00091-0

В сборник вошли лучшие рассказы и повести отечественных авторов, использовавших в своих произведениях мифологию Говарда Филиппа Лавкрафта, одного из создателей жанров «черной фантастики» и «хоррора».

Лавкрафт не получил признания при жизни, но с годами его произведения приобретали все более широкую известность и породили новое направление в литературе, которое условно можно назвать «Ктулхианой». В разных концах света есть общества почитателей его творчества, а созданная им мифология нашла отражение во всех слоях современной культуры: литературе, музыке, кино, компьютерных, настольных и ролевых играх.

Имена Ктулху, Азатота, Шуб-Ниггурата, Ньярлатотепа и других мифологических персонажей давно стали нарицательными. Эти монстры не перестают ужасать, а порой и смешить читателей, неизменно заставляя вспомнить, что сказка — ложь, да в ней намек…

---

— Я же предупреждал! — раздается знакомый голос. Звяк!

В следующее мгновение граненая металлическая шишка выпадывает из люка сверху. Стукается об пол, отскакивает со звоном; катится, подпрыгивая и виляя, и останавливается перед Григорьевым прямо на расстоянии вытянутой руки.

Еще через мгновение старшина ложится на гранату животом.

Момент 0

Один, считает старшина.

В следующее мгновение боль ломиком расхреначивает ему ребра — почему-то с левой стороны. Еще через мгновение Григорьев понимает, что его пинают подкованным флотским ботинком.

— Слезь с гранаты, придурок! — орут сверху.

Еще через мгновение семьдесят килограмм старшины оказываются в воздухе и врезаются в стену. Каждый сантиметр занят краниками и трубами, поэтому Григорьеву больно. Старшина падает вниз и кричит.

Пол снова вздрагивает. Только уже гораздо сильнее. Старшина открывает глаза — над ним склонился каперанг Меркулов с гранатой в руке. Кольцо в гранате, думает Григорьев, ах я, дурак.

Через открытый аварийный люк восьмого отсека льется дневной свет. Становится холодно.

— Ктулху фхтагн, — слышит старшина сверху. И не верит своим ушам. Ему невероятно знаком этот сильный красивый баритон — глубокий, как дно океана. Только в этом голосе сейчас звучит нечто звериное, темное. Этот голос пугает, словно говорит сама глубина.

— Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'льех вгах'нагл фхтагн. Но однажды он проснется…

Автоматная очередь. Крики.

— Ктулху зовет, — изрекает капитан-лейтенант Забирка. Его не видно, но голос разносится по всем отсекам. У Забирки автомат и гранаты, но он забыл, что нужно выдернуть кольцо. Капитан-лейтенант стремительно превращается в первобытное существо.

Адмирал Васильев встает на ноги и говорит Меркулову:

— Теперь ты понял, для чего нам ядерные торпеды?

Каперанг кивает. Потом выдергивает чеку, размахивается и кидает гранату через люк вверх, как камешек в небо.

— Ложись, — говорит командир К-3. — Три. — Меркулов падает, закрывая голову руками.

Два, считает старшина. В ту же секунду пол вздрагивает и слышен потусторонний жуткий скрежет.

Один, думает старшина.

Пять секунд после

По лодке словно долбанули погрузочным краном. От взрыва гранаты лодку прибивает к краю полыньи — скрежет становится невыносимым. Матросы зажимают уши. Каперанг вскакивает, делая знак матросам — вперед, наверх! Если этот псих еще жив — его нужно добить. Поднимает пистолет. «Черт, что тут нужно было отщелкнуть?! А, предохранитель…»

Вдруг динамик оживает:

— Товарищ командир, рубочный люк задраен!

Сперва Меркулов не понимает. Потом думает, что это хитрость. Забирка каким-то образом пробрался в центральный и захватил лодку.

— Кто говорит?

— Говорит капитан-инженер Волынцев. Повторяю: рубочный люк задраен.

— Очень хорошо, центральный, — каперанг приходит в себя. — Всем по местам! — командует Меркулов. — Срочное погружение!

Пробегает в центральный пост. Там лежат два тела в черной форме: сердце колет ледяной иглой, Паша, что же ты… А кто второй?

Посреди поста стоит «механик» Волынцев с рукой на перевязи. Лицо у него странное, на лбу — огромный синяк.

Вторым лежит Рокуэлл, лейтенант Военно-Морского флота США, с лицом, похожим на шкуру пятнистого леопарда. Глаза закрыты. На черной робе кровь не видна; только кажется, что ткань немного промокла.

— Вот ведь, американец, — рассказывает «механик». — Забрался наверх и люк закрыл. Я ему кричу: слазь, гад, куда?! Думал, убежать штатовец хочет. А он меня — ногой по морде. И лезет вверх. — Волынцев замолкает, потом говорит: — Люк закрывать полез, как оказалось. Герой, мать вашу.

Топот ног, шум циркуляционных насосов. Лодка погружается без рулей — только на балластных цистернах.

— Осмотреться в отсеках!

— И ведь закрыл, — заканчивает Волынцев тихо, словно не веря.

— Слышу, — говорит акустик. Лицо у него побелевшее, но сосредоточенное. — Цель движется. Даю пеленг…

— Боевая тревога, — приказывает Меркулов спокойно. — Приготовиться к торпедной атаке. Второй торпедный аппарат — к бою.

Ладно, посмотрим, кто кого, думает каперанг. «Многие мили» ростом? Что же, на то мы и советские моряки…

В колхозном поселке, в большом и богатом,
Есть много хороших девча-ат,
Ты только одна-а, одна виновата,
Что я до сих пор не жена-ат.

Ты только одна-а-а, одна виновата,
Что я до сих пор не жена-ат.

Вадим Калашов Тайные охотники

Хоуп считал меня сумасшедшим.

Не он первый. Еще бы: рассказываю чушь, пишу министру, ненавижу зеркала. Впрочем, я не люблю собственную внешность еще с Вест-Пойнта, а вот полоумным меня стали считать недавно — четыре года, два месяца и двадцать четыре дня назад, если быть точным. За этот срок я рассказывал свою историю триста шестнадцать раз. И тем не менее ради Хоупа мне пришлось рассказать ее снова.

— …после этого эпизода, как вы знаете, я был сначала уволен из полиции, потом вынужден пройти курс принудительного лечения в клинике Святого Франциска в Провиденсе. Выйдя оттуда, я продолжил бороться за свое честное имя. Меня хотели упрятать в больницу во второй раз, но тогда, как вы помните, в дело вмешались газетчики, которые устроили мне независимую психиатрическую экспертизу в Европе. Потом был суд и такая же бесполезная апелляция. А сейчас я — настоящий профессионал с клеймом сумасшедшего — не могу найти работу не то что в захудалом детективном агентстве, а даже грузчиком на рыбном складе. У меня нет ни поддержки, ни денег на адвоката. Я вынужден был беспокоить министра только потому, что не вижу другой возможности доказать свою правоту…

— Мистер Джоули, после того суда вам предлагали неплохую пенсию, — перебил меня Хоуп.

Это очень скверная привычка: перебивать. В достойном обществе такое не приветствуется. Но Хоуп работает в министерстве…

— Мне не нужны дармовые деньги, сэр. Не скрою, я долгое время не работаю и мое финансовое положение далеко от стабильного. Но никаких средств от министерства я не приму. По закону Соединенных Штатов Америки я не заслужил почетную пенсию и потому не имею на нее никаких прав. Я лишь требую вернуть мне работу, репутацию правдивого и умственно здорового человека и честное имя. Мне не нужна денежная компенсация за моральный ущерб от лиц, решивших, что они имеют право выставлять офицера то сумасшедшим, то лжецом, жаждущим дешевой славы. Я просто настаиваю на официальном публичном извинении. Именно поэтому…

— Именно поэтому вы написали министру сорок писем, — опять перебил меня Хоуп.

— Тридцать семь, сэр, если быть точным, — сказал я тем же тоном, что и раньше, — сдержанно, но жестко.

— Вы производите впечатление человека, у которого есть цель, — кивнул Хоуп.

Глупая фраза. Разумеется, у меня есть цель, иначе я бы не повторял триста семнадцать раз одни и те же слова и не писал все эти письма на один и тот же адрес.

— Да, сэр, и я не делаю из этого тайны. Восстановление чести рода Джоули. Мой отец погиб, сражаясь в рядах нашей армии, а я, как вы знаете, не только охранял граждан от преступников, но и бился за них в Нормандии. Я всю жизнь гордился отцом, которого никогда не видел, и хочу, чтобы мой будущий сын тоже не стыдился своей фамилии.

Теперь настал черед Хоупа говорить. Я знал, что он скажет, но не перебивал.

— Хм… Джоули, ваши заслуги перед страной неоспоримы, но поймите: официальное извинение… Признать, что офицер полиции, задерживая обычных сатанистов, убил демона или… — как его там? — оборотня, или рыбочеловека?.. Это ведь нелегко. Вы беспокоитесь о чести своей семьи, но не осознаете, что подобные признания из уст официальных лиц затрагивают честь государства. Вы же патриот, Джоули, вы должны понимать такие вещи.

— Сэр, я не утверждал, что тот, кого я убил, был демоном или оборотнем. Я не специалист по бесам, сэр. Я всего лишь, как честный человек, описал то, что происходило. Он поднялся, получив шесть пуль из «магнума» сорок пятого калибра, и остановил его только серебряный крест, вонзенный в глаз или то, что заменяло орган зрения. Признаюсь, когда я увидел его, сразу вспомнил легенды о вервольфах, потому и схватился за крестик. Но при осмотре тела обнаружилось, что то, что я принял в темноте за вздыбленную шерсть, оказалось наростами, напоминающими иглы морского ежа. Вставая на четвереньки, это существо походило на волка, но термин «морской волк» имеет в английском языке другое значение. А так как, стоя на двух ногах, он был похож на человека, то я и использовал термин «рыбочеловек»…

— И чем же дышала на суше эта рыба, напоминающая волка и человека одновременно? — снова перебил меня Хоуп.