Николай Симонов - Солнцеворот

• Название: Солнцеворот
• Автор: Николай Симонов
• Жанр: Научная Фантастика

Кн.2 "Солнцеворот" повествует о том, как московский журналист Дмитрий Павлов вместе со своим Наставником из параллельного мира попадают в неведомые геологические и исторические времена, когда озеро Байкал соединялось проливом с Тихим океаном, а Уральские горы были выше Гималаев. Человеческая цивилизация, в которой они очутились, приблизительно, соответствует бронзовому веку, подобному микенской и гомеровской Греции. Главного героя ждут опасные приключения, военные подвиги, а также любовь и предательство. Параллельно развивается сюжетная линия о программисте Геннадии Галыгине, влюбленном в Елену Сергеевну Павлову — жену прототипа главного героя, которая догадывается о том, что ее муж скрывает какую-то тайну.

---

— Что же делать? Если похоронить неглубоко, то звери разроют могилу. Тот же медведь, который здесь побывал. Кстати, как здешние аборигены хоронят своих покойников?

— Не знаю, не видел, — ответил бес и громко зевнул.

— А что вы в таком случае видели? — полюбопытствовал Павлов.

— То, о чем вы, молодой человек, меня попросили: флору и фауну. Я в восторге от столь обильного разнообразия здешнего растительного и животного мира. Взять хотя бы корешок, который вы так небрежно обрубили. Это — женьшень.

— Где? — удивился Павлов.

— Да вот же он. Подставляйте ладонь, — сказал бес.

Куча корней, которая образовалась в результате земляных работ, зашевелилась. Из нее выпрыгнул и, повисев секунды три в воздухе, очутился в его ладони разлапистый увесистый корешок. Павлов помял его пальцами, понюхал, отряхнул от земли и положил в сумку. Дикий женьшень — очень редкая находка. Научное название этого растения Panax ginseng С. А. Меу. Первое слово происходит от двух греческих, и его можно перевести как "панацея", или "все исцеляющий", второе — имеет китайское происхождение и переводится как "человек-корень".

Тем временем бес скучным голосом начал перечислять замеченные им породы деревьев:

— Кедр, или, по-научному, Pinus koraiensis; черная береза — Betula dahurika Pall; пихта — nephrolepis; ильма — Ulmus campestris; тополь — Populus suaveolens Fisch; ель сибирская — Picea obovata. Липа маньчжурская — по латыни не помню, а также пробковое дерево. Между прочим, по латыни называется очень красиво: "Phellodendron amurense Rupr".

— Пробковое дерево? — удивленно переспросил Павлов.

— Да, пробковое дерево. Похоже на ясень. С красивой корой, бархатистой на ощупь, — сказал бес и пустился в пространные объяснения: Следует заметить, что данные всех наук ХХ века о диком животном мире были собраны всего лишь за какие-то два столетия. Притом каждый вид практически описан только один раз, редко — два раза. Не так уж много любителей лазить по опасным джунглям, горным вершинам, тайге и тундре с одной только целью описать растительный и животный мир планеты. Заметьте, что даже подходящий для съемок компактный фотоаппарат был изобретен в первой четверти XX века. Поэтому каждый натуралист старался овладеть навыками рисования, иначе буквами точно не опишешь. Теперь сопоставьте, сколько из весьма редких натуралистов-путешественников было еще и сколько-нибудь способных художников?

— Понятно, Арнольд Борисович, вы еще и непревзойденный художник. Но меня интересует другое — люди. Люди здесь поблизости есть? — не выдержал Павлов.

— Людей поблизости я не заметил. Зато разыскал парочку реликтовых гоминид. Тех самых, которые ваши ученые называют "снежный человек", "бигфут", "йетти". Мне больше нравится "йетти". Кстати, они направляются в вашу сторону, — огорошил бес неожиданным известием.

— Далеко они? — встревожился Павлов и на всякий случай снял со спины автомат.

— Метров триста, — отозвался бес и успокаивающе добавил: Но вам не следует их опасаться, поскольку они, как и гориллы, являются травоядными.

Павлов вылез из ямы. Близкое соседство с непонятными науке гоминидами его нисколько не вдохновляло. Он повесил автомат на шею и с трудом перетащил покойников в вырытую могилу, уложил, засыпал землей, завалил могильный холм сучьями и ветками, которые попались под руку. Он даже водрузил на могилу подобие креста, на что бес отреагировал саркастическими замечаниями. Но Павлов пропустил его слова мимо ушей.

— Упокой, Господи, души рабов твоих, безыменных, — прошептал он, отходя от могилы.

Вернувшись к жилью, он увидел, что девушка пытается выбраться из своего спального мешка наружу. Она высунула голую руку, на запястье которой блеснул массивный золотой браслет, попахала ею и что-то сказала. Павлов растерялся, не зная, что делать. Может, помочь? А, вдруг, она совсем голая и он, вместо благодарности, схлопочет по морде? В этот момент он услышал своим левым ухом многозначительное покашливание, а потом громкий шепот:

— Не мешайте ей. Она хочет пи-пи.

Павлов понял, что имеет в виду бес и деликатно повернулся к девушке спиной. Он слышал, как она выбралась из спального мешка и пробормотала что-то невнятное. Прошло три минуты. А потом кто-то тронул его за плечо. Павлов нехотя повернул голову, мельком взглянул на нежное девичье тело, смутился и немедленно перевел взгляд на верхушки елей. Как он и предполагал, девушка была голой, да и к тому же недозрелой: ни девочка, ни женщина, а очень непредсказуемое существо среднего школьного возраста, вроде Леночки Водонаевой.

Девушка заговорила, вроде как будто о чем-то его попросила.

— Она хочет пить, — подсказал ему бес голосом Зиновия Ефимовича Герда, и Павлов, подал девушке кувшин, стараясь не смотреть на дрожащие овалы маленьких грудей и пикантную выпуклость гладкого лобка, украшенного татуировкой виде узора из листьев и цветов.

— Вряд ли такая татуировка могла появиться на теле современной европейской женщины, значит, она — не туристка, а представитель какого-то дикого племени, — подумал он по поводу необычного рисунка.

Девушка сделала несколько глотков, схватилась руками за живот, нагнулась, закашлялась, а потом ее начало рвать. Павлов заволновался, так как, желая прийти на помощь, не мог преодолеть стеснение.

— Все нормально, прочистит желудок и, возможно, пойдет на поправку, — заверил его бес.

Проблевавшись, девушка попила воды, и снова заговорила.

— Она спрашивает, где папа и мама? — сообщил бес, переведя ее слова на русский.

Павлов, не зная, как ей ответить, показал рукой в направлении могилки. Девушка-туземка снова залезла в свой мешок и что-то зло выкрикнула. Павлов почему-то сразу решил, что это — в его адрес. Он покрутил головой, давая понять, что хочет услышать перевод. Бес, хихикнув, шепнул ему в левое ухо:

— Если перевести ее слова на русский, то они означают, приблизительно, то же самое, что по-английски: "You look like a stupid", — то есть, что вы — идиот.

Павлову и в самом деле показалось, что туземка произнесла слово, похожее на то, которое бес перевел, как "идиот". Только звучало как-то забавно, с ударением на первый слог.

— Вот, стерва! — подумал Павлов.

— Не обижайтесь. Она больная. Слишком ослабла. Еще минута-другая и она заснет. О! Уже спит! — заметил бес.

Из вигвама, соблюдая правила маскировки, по-пластунски, вылезли малыши, а вслед за ними два серых щенка. Увидев Павлова, малыши загалдели, а щенки завыли.

— Чего они хотят? — испугался он.

— Того, что и все дети — пожрать, — прокомментировал их поведение его невидимый собеседник.

— Чем же я их буду кормить? — задумался он.

И тут он вспомнил про сгущенное молоко и сухари, которые находились на катере.

— Простите, Арнольд Борисович, — зашептал он, прикрыв ладонью рот, — вы не могли бы доставить сюда с катера пару банок сгущенки и десяток сухарей?

— Отчего же не доставить? Телекинез, как вы уже изволили убедиться, проще телепортации, — сказал бес и снова попросил пару минут.

Когда время истекло, бес довольным голосом произнес:

— Vua la!

К ногам Павлова упали две банки сгущенки и десяток сухарей. Он сделал в каждой банке при помощи топора отверстие, чтобы молоко можно было высасывать без опасения пораниться об острые края. На глазах у пацанов он отпил из каждой банки по глоточку, сунул банки детям в руки и жестом показал, что они должны делать. При этом он аппетитно чмокал и облизывался. Пацаны удивились, но примеру его все же последовали. Сначала они глотали сгущенное молоко с осторожностью, а потом от банок их и за уши нельзя было оттащить.

— Да, — прокомментировал бес, — дети они и в Африке дети, если их угощают настоящей советской сгущенкой, сваренной по ГОСТу.

С сухарями было еще проще. Павлов перелил воду из кувшина в сравнительно чистую деревянную посудину, похожую на глубокую тарелку, размочил в ней шесть сухарей и дал малышам отведать новое блюдо. Понятное дело, что кушали они руками и не очень-то старались прикрывать рот, чтобы приглушить чавканье. Ели сами и кормили своих щенков. Три сухаря достались Азору, а последний он съел сам.

Дождавшись, когда дети закончат свой завтрак, Павлов начал осматривать аборигенскую стоянку, чтобы собрать вещи, которые могли бы пригодиться. Он начал вытаскивать из вигвамов и складывать возле костра все, что там находилось: звериные шкуры, свернутые в рулоны, увесистые кожаные мешки и т. п. Вещей набиралось порядочно.

О том, что он все-таки не на прогулке в Измайловском парке или в Ботаническом саду, а в глухой тайге вскоре напомнил и заставил взять АК-47 наизготовку встревоженный голос беса:

— Йетти подошли совсем близко. Они слева, метрах в двадцати. Вам их не видно, но мне кажется, что ими двигает не просто любопытство. Они сильно возбуждены и хотят вас о чем-то предупредить.