Василий Лебедев - Искупление

• Название: Искупление
• Автор: Василий Лебедев
• Жанр: История

---

Уже четвертый час подпрыгивала в седлах пасынковая полусотня, уже и Дмитрий, привыкший к дальним переходам, стал уставать, когда на лесной дороге появился первый встречный. Он загодя устранился на обочину, боязливо крестясь и напряженно всматриваясь в конных из-под ладони - не вороги ли вновь нагрянули? Бренок выскакал вперед и наехал на испуганного крестьянина. Был он в серой однорядке, ниже колен, почти скрывавшей такие же серые холстинные порты, в бараньей круглой шапке с оттянутым верхом и чуть примятым шишаком, но был он не бос, в легких берестяных калигах, а небольшой тоболец, висевший на палке за спиной, выдавал в человеке странника. По виду, по робости это был не мастеровой человек, а крестьянин, но об эту пору драгоценных погожих деньков распоследний кузнец или горшечник, не только крестьянин, не пойдет впусте дорогу топтать, не станет ни первому, ни последнему солнышку брюхо выставлять. Об эту пору богомольца и того собаками в деревнях травят - чует нутро крестьянина дармоядное чрево!

- Ты кто таков? - спросил Бренок,

- Крестьянин землицы князевой, деревни...

- А почто в прошатаях пребываеши?

- С молитвою иду ко кремлевским церквам, а оттуда - на кладбище, только тут он снял шапку и перекрестился.

- Имя твое?

- Егорей...

- Жив еси, почто на кладбище путь править?

- Жив, да что проку-то: аз есмь со одра смертного восстал!

- Лжешь! В татях, поди, ходишь али в душегубцах!

- Истинно реку! Отец Иван намедни соборовал и причащал - приготовил мя на долог путь, иа вечно лето, а я возьми да и подымись... Иду вот пеше, как испокон хаживали ко святым местам. А коли не веришь, боярин, спроси Олферея Древолазца, эвона где живет, поблизку, в Липовой засеке! - кивнул Егорий.

Дмитрий подъехал с пасынками и при первом взгляде на изможденное сухоткой лицо Егория понял, что этот человек не лжет, и спросил;

- Ответь мне, человече: есть ли у того Олферия Древолазца угодья справные, на птичьи и рыбны ловы пригодные?

- Как не быть! Птицы ловит превелико!

- А рыбы?

- А рыбу - не-ет. - Егорий покачал клокастой седеющей головой. - Рыба в Рузе и по ручьям - не его докука.

- На воде и без рыбы? - укорил Дмитрий.

- Почто - без рыбы? Рыбу у его бабы ловят - жена да племянница. Берут грабли - и граблям...

Бренок тронул коня, прижимая крестьянина к кустам. Объявил, грозя:

- Ежели ты лжешь, то лжешь великому князю!

Егорий испуганно пал на колени, не признав в простецком одеянии великого князя, которого он, впрочем, никогда не видел, а глянул серебряная гривна на шее при золотой цепи!

- Истинно реку: граблям!

Егория оставили в покое и двинулись дальше, лишь один озорной дружинник, следовавший верхом за двумя груженными брашном и питием возами, созоровал: кольнул старика копьем.

- Великой княже, а не велишь ли пристать станом у того бортника-древолазца?

Дмитрий и сам подумывал об этом. Лучше не доезжать до града Рузы, а не то воевода с тиуном потянут к себе, станут челом бить, плакаться на крестьянскую лень, на худые сборы даней и недоимок, станут пугать лихими людьми, коих сами же и расплодили. Нет, нечего ехать в Рузу, хватит реки Рузы, где она, ополнив-шись светлыми лесными речушками и ручьями, впадает в Москву-реку, и Дмитрий решительно кивнул.

Вмиг Боброк выслал вперед десяток пасынков во главе с отчаянным десятником Митькой Всеволожем, чей удельнокняжеокий род тянулся, кажись, из Смоленска. Пасынки вернулись с известием, что место найдено отменное: река с ручьем, житные поля с обмолоченными снопами, под самым липовым лесом, а дальше - дремучие ельники до самой Ржевы, если ехать на заход, только ехать туда ныне не к чему: без того измаялась душа от многотяжких да обильных невзгод.

* * *

От ручья пахло дымом костра. Бренок сам выдавал кашевару сарацинское пшено [Сарацинское пшено - рис], сам проверил молоко, что пасынки привезли из деревни Куницыно - деревянную кадь на три ведра, а до этого отправил два десятка ставить петли на глухарей и тетеревов да десяток доброхотов отпустил к реке Рузе, дабы половчей перегородили реку сетью... А от ручья треск сучьев, сдержанный и радостный говор пасынков (шутка ли: сам великий князь на ловы взял!), ржанье стреноженных, отогнанных на отаву коней, и особенно этот запах дыма - сладковатый запах березового корья, памятный с давних, отроческих лет, когда дядьки-бояре старались попроворней взгнести огонь для отца...

В шатер заглянул Бренок и радостно сообщил:

- Ведут от лесу!

Издали послышался вой детишек и два бабьих при-голоска. Вскоре у шатра стоял на коленях и сам Олфе-рий Древолазец.

- Почто бежали? - спросил Дмитрий, не выходя из шатра, лишь откинув полог. Был он в шитой голубым шелком простой рубахе до колен под голубой же кушак крученого шелка.

- Помилуй нас, княже! Сдуру бежали: нонема непокойно по лесам, а тут как узрели конных - ума решились... Прости! Да не велишь ли меду достать?

Олферий оказался не из робких, в лес он подался с

семейством не от обложного страху, а из осторожности и с толком: когда подошли к его избе, она была пуста. Пусты были хлев, конюшня и даже избенка-медовуша. Напрасно пасынки заглядывали в бочки, кади, корчаги, в кринки, ладки и горшки - дух медовый слюну гонит, а меду нет!

- Меду? Велю!

Молодым конем вскинулся Олферий. Разметал ворох соломы, откинул жерди и достал из ямы ушатец меду. Бортник принес и поставил тяжелую ношу к ногам великого князя, и, когда ставил, наклонясь, обнажились на обеих руках недавние, сизые шрамы - от кистей до локтей и уходили выше.

- Медведь? - догадался Дмитрий.

- Он, княже. - Олферий стоял на одном колене и смотрел снизу, как матово посвечивает гривна на шее пресветлого князя. - Медвзди злейшие супостаты мои, кабы не зубы медвежьи, превелико меду наломал бы ныне в дуплах.

- Много ли воеводе отправлено?

- По старине: два берковца да опричь того... Боярин у меня полуберковца выкорил себе.

"Добре живется воеводе, коль с каждого бортника по пяти пудов меду..." - подумалось Дмитрию.

- Сколько душ под крышею?

- Девять чад бог послал, княже, да баба, да я, да племянницу приютил, братову дщерь. Порублен Михайло Рязанью в досюлыны годы... Слава богу и тебе, великой княже, живем покуда...

Бортник поклонился Дмитрию головой до земли.

- И присевок держишь? - кивнул Дмитрий на поле, что светилось стерней во всю свою половину, вторая сочно зеленела всходами озимой ржи.

Бортник осторожно оглянулся на поле, на избу с хлевом, на конюшню и кивнул, договорив ответ:

- Ржица уродит - на овес меняю коньку, понеже свой овес медведи травят, окаянные. Не уродит - пушной хлеб зобаем.

- Птицу берешь?

- Беру, княже. На рождество богородицы воевода повелел воз глухарей да воз куропаток белых прислать. Вот перевесья [Перевесье - сеть на птиц, ставили высоко над землей] поставлю еще...

Бортник не договорил, Дмитрий кликнул Бренка и на просеках и полянах. велел калить чашу меду бражного Олферию. Мужик, все так же стоя на коленях, выпил большую деревянную чашу и крякнул.

- Что сладко кряхтишь? - спросил Бренок.

- Всяк выпьет, да не всяк крякнет, боярин.

- Еще? - спросил Дмитрий, чуть сощурясь и остро вглядываясь в лицо бортника, на котором от улыбки вдруг вылучились повсюду - на лбу, у глаз и на переносице - тонкие брызги морщин.

- Спаси тя бог, великой княже! Отменен мед браж-ной, и тороват боярин, слуга твой: этака чаша едина за семь идет.

- Испей восьмую, - чуть улыбнулся Дмитрий, все больше отходя душой.

- Испил бы, да грех поблизку: понеже за седьмой чашей дьявол идет и с восьмою грехи несет - нелюбье, брань, побои да лихоимство, да... всяко... прелюбодейство.

Дмитрию понравился ответ, но Бренок встрял:

- Прелюбодейство! Небось племянницу-то эвона какую пригрел! А племянников разве не было?

"Уж и высмотрел!" - покосился на мечника Дмитрий.

- Племянника тоже поял бы под крцшу, да не ровен счет ложился: тринадцатым племянник шел за столом, а того не повелось под иконою! Так-то, боярин,..

Ответ был дерзок, и, не будь тут великого князя, Бренок не простил бы. Дмитрий тоже принахмурился:

- А вели-ко жене со племянницею рыбы добыть скоро!

Снова вскинулся Олферий с земли - только лапоть скрипнул, и вскоре из избы вышли две женщины, поклонились Дмитрию и Бренку, Старшая взяла деревянное ведерко, подала молодой, робко остановившейся под взглядами великого князя я его слуги, а сама взяла от пристенка грабли, и обе направились вверх по ручью.

- И верно - грабли! - удивился Бренок.

С минуту Дмитрий любовался легкой походкой молодой рыбачки - шла она, не качнув косой на спине, легко ступая босыми ногами по густой отаве.

- Михайло... - Дмитрий вдруг забыл, зачем окликнул мечника и, все еще держа взглядом русую косу, мелькавшую над кустами, придумал: - Мед пасынкам подели. Посматривай!