Василий Лебедев - Искупление

• Название: Искупление
• Автор: Василий Лебедев
• Жанр: История

---

- Я его топором упредил - плечо порушил! - говорил с жаром Лагута. Ежели желаешь, найду его. Жив был, да, видать, конями затоптали. Найти?

- Невидаль! Не на-адо...

- Я жалеза сейчас насобирал мешков шесть, ей-богу! Вот токмо не увезти все-то на единой подводе: ты, татарка, жалезо...

- Туман вельми плотен... Не нападут?

- Кому нападать-то? Мала толика утекла в степь, а так все порублены да побиты! Лежи покойно... Больно? Ну, лежи!

- Водицы бы испить...

- От незадача! Ну, лежи, я подале отойду: вода красна в Воже, трупье плават. Так и плават, на всяк шаг по два да по три... О, господи! Я шлемом зачерпну...

* * *

К ночи остановили погоню: темнота и обычай татарских воинов на скаку отстреливаться своими страшными, рубящими кольчугу стрелами были просто не на руку русским. Дмитрий велел свежим конным полкам всю ночь продвигаться шагом, покормить немного коней, а поутру настигнуть отступавшего врага и напасть на него еще раз. Вторая половина воинов, в основном сильно пострадавший, головной полк самого Дмитрия и два полка поменьше - тысячи по три воинов - Монастырева и

Кусакова, вернулись на левый берег Вожи и стали на костях.

- Княже! Монастырева несут! - воскликнул Бре-нок, еще потемну войдя в шатер великого князя.

Дмитрий прилег не раздеваясь, рассердившись на покладника Уду, пытавшегося снять с него хотя бы доспехи, и теперь медленно поднялся, постукивая латами. Зажег свечу от трута и перекрестился. Он помнил, как в тот тяжкий час, когда татары стали расстреливать русских из луков в три ступени - пригнувшись в седле, второй ряд - сидя прямо, третий - привстав в стременах - они осыпали стрелами стоявших неподвижно во-ев, сотнями вырывая их из рядов головного полка, когда Дмитрий велел наступать на врага и головной полк ударил в лицо, когда все перемешалось на берегу Вожи и невозможно было понять и предугадать, чем все кончится, тут-то и налетели Монастырев с другом Кусаковым, не сговариваясь и не ожидая великокняжеского повеления, сразу двумя запасными полками. Лучше нельзя было придумать: полк Монастырева кинулся в промежуток между головным полком Дмитрия и правым крылом окольничего Тимофея и Пронского, а Кусаков бросил свой полк меж левым крылом и головным полком. Эти два кинжальных удара в помощь большому полку спутали еще раз замысел Бегича, вовсе не ожидавшего встречных ударов Дмитрия. Полк Монастырева глубоко, почти до воды, прорвал ряды Бегичева войска и первый учинил там смуту. Когда Дмитрий ворвался со своими стремянными ратниками в гущу татар, враг дрогнул и начал сопротивляться уже из последних сил... И вот, несут Монастырева... Кусаков был убит у Дмитрия на глазах - стрелой в лицо.

- Роют ли скудельницы? - спросил Дмитрий Бренка.

- Готова одна. Еще роют, княже... А Митю - тоже?..

- Монастырева Митрея - царствие ему небесное! - положить во гроб и немедля везти на Москву. Такоже и Назара Даниловича Кусакова, царствие ему небесное...

Дмитрий вышел из шатра. Перед ним проступало в рассветном сумраке укутанное плотным августовским туманом поле боя. Река была близко, но ее еще не было видно. Там, внизу, у самой воды, влево и вправо по берегу, светились огни. Слышались стоны раненых, скрип обозных телег, на которые укладывали их и отвозили к Коломне. Пахло свежеразрытой землей... В соседнем шатре тихо пробовал голос теремной дьякон Нестор, готовясь к панихиде.

- Княже! - подлетел молодой ратник, возбужденный первой, видимо, битвой в своей жизни. - Вели слово молвить, княже!

Дмитрий кивнул.

- Окольничий Тимофей Васильевич велел сказать: убитых у нас покуда четыре тыщи семьсот и восемнадцать! Токмо!

- А у ворога?

- А у ворога - за сорок тыщ! На сим бреге токмо! Дмитрий снял шлем и широко перекрестился на чуть проступившее на востоке светлое пятно.

- Чей ты, отроче?

- Пастух Андроньева монастыря, княже!

- На коне?

- А вон-а стоит!

В стороне от шатра стоял стреноженный конь татарских кровей, низкоросл и космат. Юноша захватил его в бою, а бился, видимо, в пешем строю. Но как одет! Одна кольчужка под длинной, ниже колен, рубахой да бараний кожушок. На голове кожаная стеганая шапка с поддевкой - и все... Зато уже успел подобрать отменную татарскую саблю и короткое копье - сулицу. "Хоть бы шлем подобрал..." - подумал Дмитрий и велел юному воину скакать к Вельяминову с наказом: впереди обоза везти убиенных Монастырева и Кусакова и положить в Симоновом монастыре, в церкви, на три ночи.

Вскоре рассвело, и Дмитрий пошел к скудельницам на панихиду. Вниманье его привлекла возня у реки, уже открывшейся из тумана. Оттуда скакал весь мокрый Квашня и орал, не щадя покоя мертвых:

- Княже! Попа повязали на том берегу! Подвели попа.

Вмиг набежало воев сотни две.

- Кто таков? - строго спросил Дмитрий. - Не из Сарая?

Маленький, темный лицом и глазами попик замялся.

- Да то - Жмых, княже! Это Жмых! Московской сотни горшечников человек! - сунулся в круг Лагута.

Кузнеца Дмитрий узнал сразу и обрадовался, что он жив и будет днями на Москве, в своей семье, в кузнице...

- Княже! А ну, сторонися, православные! Княже! У попа...

- Да не поп ен! - повысил голос Лагута и крепко

махнул мощной-корявой ручищей. - Ен просто худой человек! Жмых!

- Великой княже! У сего Жмыха отобран мешок, а в том мешке... - Квашня огляделся, но сказать не посмел при всех, подал мешок Бренку.

Тот раскрыл, сунул туда ноздри и отпрянул лицом в сторону:

- Никак злое зелье. Так сие и есть - зелье!

- Оковать его! - велел Дмитрий и пошел к свежим и страшно длинным могилам - скудельницам.

Все расступились и двинулись следом, оглядываясь на Жмыха, которого Квашня потащил к тысячнику Капустину.

Над братскими могилами началась панихида. Пел дьякон Нестор, пел справно, ему подтягивали вой, недружно, но сильно и страстно. Пахло ладаном и свежей землей. Дмитрий и сквозь горечь потерь ощущал радость победы первой большой победы над врагом за полтора столетия...

С высокого места еще дальше открылось поле боя и другой берег Вожи, тоже усыпанный темными точками и грудами тел. Там ходили и собирали трупы врагов, готовясь тоже предать их земле. Сносили на телеги оружие. Вдали двигался захваченный у татар обоз. Гнали коней и невиданное многим москвичам диво - верблюдов! А еще, было заметно, скакали к Воже десяток всадников, распластанных в дикой стлани.

- Торопятся, - тихо заметил Бренок, грустно опиравшийся на меч Дмитрия Монастырева: веселый человек тысячник Монастырев как в воду глядел, когда однажды в великокняжеском терему сказал Бренку: "Убьют - твой меч будет!"

Прискакавшие спешились, но ждали конца панихиды, и лишь потом приблизился к великому князю Тютчев:

- Княже! У Оки видали Ольга Рязанского с дружиною!

Дмитрий подумал и ничего на это не ответил.

- Стоит и смотрит, а его вой почали мертвых обдирать. Что повелишь, княже?

- Пусть ворогов обдирают и пусть хоронят их. - Он пошел к шатру и уже на ходу докончил: - На их земле татарва побита, пусть хоть этим попользуются.

- А не взять ли полк да отогнать, а? Дмитрий не ответил.

К ночи вернулась погоня и пригнала несколько сот пленных татар.

5

Москва такого еще не видала никогда. Поднятая слухом о победе на реке Воже, она выслала своих доброхотов аж до Коломны, и скакали во все концы молодые пастухи, кузнецы, горшечники - непоседы всех ремесел, и, взглянув своими глазами на полки, на полон, на обозы с добычей и престранными для русского глаза войлочными ставками на арбах, гонцы-доброхоты поворачивали коней к гнали их крутой стланью обратно, растекаясь по селам, деревням, по слободам, погостам, по малым русским городам - у кого где родня, - и конечно скакали к Москве, куда стекались все новости, слухи, вся радость еще не виданной ни разу победы над страшным врагом, победы, по-настоящему большой и полной, сулящей какую-то неясную радость и тревогу в грядущем.

Елизар Серебряник очнулся от колокольного звона - били в тяжкие, благовестные и били на многих церквах. Сначала ему показалось, что это все еще звонят в Коломне, в той церкви., где он крестил Халиму, но потом понял, что Коломну давно миновали и миновали новую, еще не достроенную каменную церковь, что взградили там по повелению самого великого князя в память о его венчании с княгиней Евдокией, что миновали и Симонов монастырь и что теперь, судя по многоголосому гомону за войлоком ставки и по этому мощному звону, заглушавшему плач по погибшим и крики радости, везут его уже по Москве.

- Елизар! Жив ли? - В войлочную ставку заглянул Лагута. Он пошире распахнул дверь-прореху. - Гли-ко ты: вся Москва набежала к нам! Вси черные сотни и бояря, и купцы, и бельцы, и пришлые люди!

Елизар лежал в повозке еще с двумя ранеными. Правила повозкой, запряженной двумя быками, молодая татарка. Изредка она позыркивала назад черным глазом, вылавливая в сутеми Елизара, видимо потому, что он перебросился с нею на ее языке. Она же подавала пить раненым, спрыгивала при остановках, поправляла упряжь ловко и деловито - делала привычное ей дело.