Вера Лукницкая - Николай Гумилев

• Название: Николай Гумилев
• Автор: Вера Лукницкая
• Жанр: Искусство и Дизайн

---

Зреет план поездки во Францию. План глубоко спрятан, о нем еще никто не знает. Но когда это может осуществиться? Времени терять нельзя: гимназисту скоро девятнадцать. И хотя он учится второй год в седьмом классе - это его нимало не огорчает.

Можно сказать, что в 1904-1905гг. и до середины 1906г., то есть до самого отъезда в Париж, Гумилев ждал каждого номера "Весов" с нетерпением и читал все от корки до корки. Особенно прислушивался к В. Я. Брюсову, поставившему целью журнала не только объединить русских символистов, но пропагандировать свою основную эстетическую концепцию свободы искусства, впрочем, лишь на страницах "Весов", где он намеренно ограничивал личную заинтересованность вопросами общественно-политическими и революционными.

Брюсов предстал перед Гумилевым идеологом свободного искусства, пропагандистом нового, западного.

В "Весах" Гумилев знакомится с поэтами средневековья, с поэтами-парнасцами, символистами конца XIX века, постсимволистами "молодыми", а чуть позже читает их оригинальные произведения, поскольку начиная с 1905г. расширяется сфера деятельности журнала.

В "Весах" No 1 за 1904г. Гумилев читает о "внутреннем брожении", которое, по мнению автора "Писем о французской поэзии" - постоянного корреспондента "Весов", французского символиста, проповедника "научной поэзии" Рене Гиля, должно привести к новому возрождению литературного творчества во Франции.

И об оккультизме он узнал из "Весов". В No 2 за 1905г. там была опубликована статья о книге Папюса " Первоначальные сведения по оккультизму" с разъяснениям терминов для начинающих и портретами выдающихся деятелей современного оккультизма.

Большое впечатление на Гумилева произвели отрывки из тюремных записок О. Уайльда.

"До сих пор я верю, что от начала Бог создал для каждого человека отдельный мир и что в этом мире, который внутри нас, каждый и должен жить".

"Мне не нужно напоминать вам, что только выражение своей жизни - для художника высший и единственный способ жить. Мы живем - поскольку воплощаем жизнь в слове".

"В "Дориане Грее" я сказал, что величайшие грехи мира совершаются в мозгу. Но и все совершается в мозгу. Мы не знаем того, что мы не видим глазами и не слышим ушами. Глаз и ухо - это в действительности лишь каналы для передачи адекватных или неадекватных чувственных впечатлений. Это в мозгу - маки красны, яблоко душисто и поет жаворонок".

"Человек, стремящийся стать тем, чего нет в нем, членом парламента, преуспевающим оптовщиком, выдающимся чиновником, судьей или кем-нибудь еще, столь же скучным, всегда достигает в том, к чему он стремится. В том его кара. Кому нужна маска, должен и носить ее.

Но иначе обстоит дело с силами, движущими жизнь, и с теми людьми, которые воплощают в себе эти силы. Люди, которые заботятся только о воплощении собственного "я", никогда не узнают, куда это приведет их. Они не могут знать.

В известном смысле слова, конечно, необходимо познать себя самого, как того требовал греческий оракул; это первый шаг ко всякому знанию. Но сознание того, что человеческая душа непостижима, есть последний вывод мудрости. Последняя тайна - мы сами. Если взвешено солнце, измерен путь луны, занесены на карту семь небес, звезда за звездой, все-таки остается еще одно: мы сами. Кто может вычислить орбиту собственной души?"

Мысли, подобные мыслям Уайльда, рождались и у Гумилева, но были неоформленными и будоражили его, еще совсем мальчика, в Тифлисе, когда он бесповоротно поставил своей целью постижение премудрости выражения себя в Слове.

Позже Гумилев процитирует слова Уайльда в своей статье "Жизнь стиха": "Сейчас я буду говорить только о стихах, помня слова Оскара Уайльда, приводящие в ужас слабых и вселяющие бодрость в сильных: "Материал, употребляемый музыкантом или живописцем, беден по сравнению со словом. У слова есть не только музыка, нежная, как музыка альта или лютни, не только краски, живые и роскошные, как те, что пленяют нас на полотнах венециан и испанцев, не только пластические формы, не менее ясные и четкие, чем те, что открываются нам в мраморе или бронзе, - у них есть и мысль, и страсть, и одухотворенность.

Все это есть у одних слов".

Пройдет время, и Гумилев благоговейно скажет о Слове:

СЛОВО

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо свое, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

И орел не взмахивал крылами,

Звезды жались в ужасе к луне,

Если, точно розовое пламя,

Слово проплывало в вышине.

А для низкой жизни были числа,

Как домашний, подъяремный скот,

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангельи от Иоанна

Сказано, что слово это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И как пчелы в улье опустелом

Дурно пахнут мертвые слова.

В Павловске, на концерте, Гумилев познакомился с братом Анны Горенко Андреем. С этого момента началась их дружба. Андрея он считал единственно культурным, превосходно классически образованным человеком на фоне всей царскосельской молодежи. Андрей Андреевич знал латынь, был прекрасным знатоком античной поэзии и при этом отлично воспринимал стихи модернистов. Он был одним из немногих слушателей Гумилева, слышал из уст автора стихотворения "Смерти", "Огонь", стихи "Пути конквистадоров", относящиеся к Анне Горенко, "Русалку" и поэмы. Андрей обсуждал с Гумилевым не только его произведения, но и современную поэзию, публиковавшуюся в журнале "Весы" и издательстве "Скорпион". И Аню Горенко Николай Степанович стал теперь видеть чаще - приходил к другу домой.

А когда на пасхальной неделе затеял дуэль с гимназистом Куртом Вульфиусом, Андрей Горенко стал его секундантом. Правда, дуэль не состоялась - гимназическое начальство не допустило.

ИЗ ДНЕВНИКА ЛУКНИЦКОГО

АА:

"В 1904 - 1905гг. собирались по четвергам у Инны Андреевны и Сергея Владимировича20, называлось это "журфиксы". На самом деле это были очень скромные студенческие вечеринки. Читали стихи, пили чай с пряниками, болтали. А в январе 1905 года Кривич женился на Наташе Штейн21 и они жили в гимназии на Малой, там же, где жил Иннокентий Федорович (Анненский. - В. Л.), только у них была отдельная квартира. У них собирались по понедельникам. Приблизительно то же самое было, только параднее, потому что там лакей в белых перчатках подавал.

Папа меня не пускал ни туда, ни сюда, так что мама меня по секрету отпускала до 12 часов к Инне и к Анненским, когда папы не было дома. А на каток вечером папа запрещал ходить, так что я бывала там очень редко: каток бывал раз в неделю, вечером, по пятницам кажется. Тогда, например, нельзя было думать о том, чтобы принимать у себя гостей. Приходил Николай Степанович к брату Андрею, приходил Коковцев к нему же (очень редко); Гучковский - приятель Николая Степановича - был. А я была в таком возрасте, что не могла иметь собственных знакомых - считалось так.

Коля был приятелем Андрея, потому бывал. Пока сестра не была замужем, бывали Дешевов (брат композитора), Селиверстов (директор радиостанции) и Кемниц (который потом под поезд бросился). Это были приятели моей старшей сестры.

Валя Срезневская тут бывала всюду, неотступно. Валя - живой свидетель этого.

У Штейнов бывали Максимов (В. Е. Евгеньев-Максимов. - В. Л.), теперь председатель Некрасовского общества, бывали какие-то петербургские товарищи. Раз был Слонимский Александр.

Летом 1905 года я ни с кем из них вообще не виделась, кроме Штейна, который бывал у нас. В августе я уехала в Евпаторию. Тогда, собственно, произошла катастрофа. Папа вышел в отставку, стал получать только пенсию и поэтому решил отправить семью в провинцию".

В октябре 1905 года вышел первый сборник стихов Гумилева "Путь конквистадоров". В ноябре В. Брюсов опубликовал в "Весах" рецензию на этот сборник. Рецензия строгая. Тем не менее в ней было и поощрение поэта: "...в книге есть и несколько прекрасных стихов, действительно удачных образов. Предположим, что она только "путь" нового конквистадора, и что его победы и завоевания - впереди".

Гумилев ни разу не переиздал свою первую книгу. Он начал свой поэтический "счет для всех" книгой "Романтические цветы", изданной в Париже в 1908 году.

После выхода книги Гумилев стал общаться с И. Ф. Анненским. Наверное, из-за разницы лет и положений - гимназист и директор гимназии - вначале все же довольно отдаленно. Скорее так: начал бывать у Иннокентия Федоровича. Сделал надпись Анненскому на экземпляре книги.

Экземпляр книжки отправил и в Евпаторию другу - Андрею Горенко. И хотя многие стихи посвящены Анне Горенко, ей он книги не послал - их отношения были в разладе.