Олег Верещагин - Я иду искать. История вторая

• Название: Я иду искать. История вторая
• Автор: Олег Верещагин
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9942-0238-8

Если не во что верить — изменит самый верный. Если не на что надеяться — побежит самый стойкий. Если нечего любить — отчается самый храбрый.

Верь. Надейся. Люби. И не опускай оружия, ты можешь только стоять. До конца. До смерти. До понимания жизни... Либо умереть — как лягут карты судьбы. Как человек. Или как тварь дрожащая. Тебе выбирать.

В этом мире редко доживают до тридцати.

---

— Ты бы спел Гостимир, — попросил Олег. Остальные закивали — после этой радиочуши хотелось послушать что-нибудь свое. Даже где-то почвенное и посконное, как отметил про себя Олег, глядя на Гостимира, достающего гусли. Несколько парней полезли за кувиклами, но Гостимир отмахнулся:

— Ой не надо. Послышит кто ненароком — решит одно Змея в горах казнят... Вот то слушайте, — и он положил пальцы на струны...

...Если честно — Олег плохо помнил, о чем пел Гостимир в тот холод­ный вечер у костра. Он очень устал — больше остальных, потому что еще не оправился от короткого плена, поэтому лежал на плаще, перебирал па­льцами за пазухой дареную Бранкой повязку, которую разыскал в разгромлен­ном лагере Йерикка и отдал Олегу — и не слышал слов. Но было ему грустно и в то же время хотелось поскорее в бой, и отзывалась песня тоской по до­му и ожиданием чего-то великого и радостного, как Чаша Грааля, которую обязательно обретет достойнейший... а те, кто не дойдет, обретут смерть, какой заслуживают воины...

...Говорят, когда пел великий Боян, князь-певец — даже Солнце замира­ло в небе, останавливался Дажьбог послушать земного певца. И даже самые злые и подлые люди не смели творить злых и подлых дел. А все лучшее, что есть в человеке, выходило наружу, и трус совершал подвиги, скупец давал се­ребро, не глядя и не требуя возврата, черствый сердцем влюблялся и шел на смерть за любовь... А Кощей-Чернобог в своем дворце зажимал уши, падал без сил и выл от страха.

Так было, когда пел Боян.

Тогда слово могло расколоть скалу и повернуть вспять реку...

...Те времена ушли. Измельчали слова. А люди стали сильнее. Словом не остановить данвана и не сбить его вельбот. Для этого нужно оружие — атоматы и ракеты.

И еще кое-что.

Смелая душа. Без нее все остальное — хлам. Даже самая могучая техни­ка — ничто.

А смелую душу по-прежнему будят в человеке простые слова.

Как в те времена, когда пел Боян.

... — Чего нам бояться на вольном пути?!
Смотри, еще сколько у нас впереди!
Подумаешь, дождик, подумаешь — снег...
Гроза — на минуту! А Солнце — навек!

Гостимир пел — и время не замечалось, оно таяло на фоне голоса и звона гуслей...

... — Чудеса еще не разгаданы,
И не все слова еще сказаны,
И среди зимы оставляем мы
Полчаса для весны!..

И когда уже люди стали засыпать, Гостимир все пел — для самого себя. Но Олег слушал — слушал, лежа у костра под плащом и подперев голову ру­кой...

...— Но ведь в жизни солдаты мы!
И уже на пределах ума
Распадаются атомы,
Серым пеплом сметая дома!

Как безумные мельницы,
Машут войны крылами во мгле...
Скоро с сердцем простреленным
Припаду я, убитый, к земле...

Крикнув бешеным вороном,
Весь дрожа, замолчит пулемет...
И тогда в моем сердце разорванном
Голос твой запоет...

...Олег уснул под песню. И ему приснилось, что он дома — на Земле, с мамой, отцом, Бранкой и Йериккой сидит на крыльце дедова дома и слушает поющего под гитару Гостимира.

* * *

Утром с горных вершин в обе стороны скатилась волна фёна, который тут называют верховкой — теплого, упругого ветра, срывавшего вниз лавины и камнепады. На перевалах ветер дул и ревел, как в аэродинамических тру­бах на заводских испытательных стендах.

Чета зашевелилась только к девяти утра — лязгая зубами и дрожа, вы­ползали мальчишки из-под плащей, раскочегаривали костер, кипятили чай и, еще не проснувшись, жевали остатки ужина. Потеплело, и над горами скопили­сь тучи.

— Этим днем горы перевалить надо да и спускаться, — Гоймир засыпал кос­тер пылью пополам со снегом. — Ближний перевал далеко ли?

— Девять верст, — сообщил Одрин. — По вечеру уж треть от спуска одоле­ем. Так — разом снег не падет.

Все подняли лица вверх. Тучки выглядели подозрительно — ой, подозри­тельно!

— Добро, гляди не гляди, а снег не заворожишь, — вздохнул Гоймир. — Пош­ли...

...Перевал уже затянуло туманом. Гоймир, осторожничая вполне объяс­нимо, выслал вперед дозор — и скоро выяснилось, что не зря. Дозорные верну­лись бегом.

— Катят! — выдохнул Холод. — Й-ой, много, много!

— Кто-то снега опасался? — спросил в пространство Йерикка.

Гоймир не растерялся ни на миг. Несколькими короткими командами он прояснил ситуацию, и дорога через перевал очистилась — горцы рассыпались по склонам с обеих сторон дороги.

Ждать пришлось недолго. Сначала через перевал проползли несколько раньше Олегом никогда не виденных наземных боевых машин — плоских, широ­ких, ворочавших блоками тонких стволов в угловатых башнях. Олег слышал, как Йерикка рядом ругается по поводу того, что нет взрывчатки, чтобы зак­рыть перевал.

Следом во всю ширину дороги, по два в ряд, чуть ли не сталкиваясь бо­ртами, пошли крытые грузовики с небольшими кабинами, а вперемешку с ними двигались цистерны — тоже практически такие же, как на Земле.

— Горючка, горючка, то вам не шуточка, — пропел кто-то неподалеку. Горцы подтягивали к себе приготовленные к стрельбе «мухи» — этого легкого и простого, как лапоть оружия в чете было немало. По цепи передали излишний приказ Гоймира — сосредоточить огонь на наливниках.

— Излишнее замечание, — не удержался Олег, раскладывая трубу РПГ и прист­раивая ее на плечо. Колонна втянулась в ущелье полностью.

— Рысь! Рысь! Рысь!..

...Честно говоря, Олег не ожидал, что все произойдет так. Он попал в наливник, и тот превратился в огненный клубок.

— Рысь! Рысь!

— Бей, жги!

— Кружи!

Били по наливникам, и те вспыхивали, как пропитанная бензином пакля. Колонна шла неудачно — грузовики с пехотой вперемешку с бензовозами — и теперь волна пламени захлестывала машины, пожирая выпрыгивавших наружу людей. Пламя со свистом и треском растекалось по дороге, ползло в обочины; грузовики, ревя, выползали на склоны, а навстречу били очереди и лете­ли осколочные гранаты двух «многоразовиков». Колонна попала в ловушку своей спешки, они поверили в безопасность этих мест и беззащитность горцев. Теперь предстояло платить, и платить не тем, к сожалению, кто отдал приказ на движение...

Последние машины «раком» начали убираться прочь. Боевые машины, шедшие авангардом, развернулись, но пробиться сквозь горящее железо и жидкий огонь, смешавшиеся на пути, просто не смогли. Они открыли бешеный огонь по горам — достаточно бессмысленно.

Резан, Данок и Воибор, посланные к выходу из ущелья, хладнокровно до­ждались, когда две последние машины, спеша, вошли в узость борт о борт — и подожгли обе, закупорив выход. Пытаясь спастись, стрелки лезли на скло­ны, другие залегли и пытались отстреливаться. Но большинство растерялись совершенно, и горцы выбивали их одного за другим.

Придерживаясь рукой за камни, к Гоймиру подобрался Гостимир. Он тащил за собой трофейную рацию. Мотнул головой в сторону дороги:

— То тебя.

— Меня?! — Гоймир, страшно удивившись, оторвался от ППШ.

— Что смотришь? — спросил Гостимир. — Те-бя!

Гоймир взял гарнитуру, как гранату без чеки. Из черных наушников не­сло руганью, истошными воплями и командами — невыполнимыми и разноречивы­ми, перемешанными все с той же руганью.

— А? — не нашел ничего лучшего Гоймир. Гостимир хрюкнул и помотал расто­пыренной ладонью у виска. — То кто?

Раздался голос — голос зрелого мужчины, сорванный от ярости:

— Ты командир партизан?!

— Пусть и так, — согласился Гоймир, сделав приятелю недоумевающий знак бровями и губами: — А то кто все ж?

— Командир колонны Чубатов...

— Й-ой, с поздравкой тебя! — обрадовался Гоймир.

— Хватит, сволочь... — со злой тоской ответил офицер. — Ловко поймал... Слушай, у меня тут пацаны совсем. Выпусти их, ради Христа — богом, матерью... твоей прошу! Только их, не офицеров, я прикажу мальчишкам оружие бросить... Видел бы тебя — на колени бы, сука, встал! Выпусти пацанов, слышишь, парень?!

Гостимир увидел, как лицо Гоймира сделалось холодным и скучным, как осенний дождь. Таким же был и голос юного князя-воеводы, когда он отвечал в рацию:

— Воин сражается за то, чтоб убивать и умирать... Нет возраста у воина, коли взял он оружие. Умрите все, и я желаю вам умереть мужественно.

— Ты сам подохнешь! Слышишь, щенок?! — заорали наушники. — Не сегодня-завт­ра...

— А и тогда не услышит никто, как я о пощаде молю — ни себе, ни людям своим, — ответил Гоймир, — какой бы смертью нам смерть не показалась.