Олег Верещагин - Я иду искать. История первая

• Название: Я иду искать. История первая
• Автор: Олег Верещагин
• Издательство: Ленинградское издательство
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9942-0140-4

Ты можешь только стоять. До конца. До смерти. До понимания жизни... Либо умереть, как лягут карты судьбы. Как человек. Или как тварь дрожащая. Тебе выбирать.

Молодость и ненависть против расчета, закон против совести, режущий глаза «свет цивилизации» против утренних туманов без запаха химии... Война на уничтожение.

В этом мире редко доживают до тридцати.

---

— Я без обувки не останусь, — отмахнулась Бранка и, присев, начала разуваться. — Сейчас отдохнём немного, поедим и пойдём дальше. Дождь скоро станет. Хорошо, следы наши вовсе замоет.

— Дождь? — Олег поднял голову к небу в проёмах крон, на котором и следа не было от вчерашних тучек. — Откуда?

— Добрый дождь, — невозмутимо повторила Бранка. — Смотри, как стрекозы летят — кучно, низко, крылышками часто бьют... К дождю. Доставай там хоть моркву, погрызём...

— Я бы, если честно, от мяса не отказался, — Олег в самом деле почувствовал, что очень голоден. — Есть же консервы.

— А вот вечером рыбу половишь, я поохочусь — будет мясо и рыба, — обнадёжила Бранка. И тут же подозрительно спросила: — Ты рыбачить умеешь?

— Я даже охотиться умею, — ответил Олег.

— Ты заряды береги, — посоветовала Бранка. Посмотрела на свой самострел, лежащий рядом на траве. — А с самострелом сумеешь?

— Дело нехитрое, — Олег, доставая морковь, с сожалением посмотрел на банки с аппетитными рисунками. А повернувшись, увидел, что Бранка сняла жилет (он стоял на траве — именно стоял, словно кожа была продублена до жёсткости металла, как кираса) — и теперь стягивала через голову рубаху. Смешно было ожидать, что под нею окажется лифчик. Олег отвернулся, чувствуя, как сердце прыгнуло вверх и заколотилось где-то в горле.

— Позагорать решила? — спросил он хрипло, надеясь, что Бранка не заметит перемен в голосе.

— Нет, обувку тебе мастерить буду... Возьми, чего в сторону глядишь?

Она подошла, неслышно ступая по траве и, нагнувшись, положила рядом с Олегом свои шкуро-сапоги. При этом она нагнулась, и Олег увидел то, от чего отворачивался — крепкую тугую грудь, покрытую таким же восхитительным ровным загаром, как и остальное тело. Мысли заскакали, как монстрики в компьютерной игре. Олег перевёл дыхание, словно боялся, что Бранка услышит его — слишком громкое и неровное.

ТАКОГО он не видел никогда, если конечно не брать в расчёт телик, видео и печатную продукцию. Но весь объём виденного (в том числе — и вполне похабного порно, что уж греха таить!) мерк перед теми несколькими секундами, когда Бранка была рядом. А она совершенно спокойно уселась на травку, скрестив ноги, достала свой нож и принялась ловко отпарывать страшным лезвием рукава у рубашки (или куртки, Олег не мог понять до сих пор). При этом девчонка что-то мурлыкала без слов, а потом спросила:

— Ты знаешь какие песни? Только не для войны, их наши часто поют, тяжко слушать.

Она не стала объяснять — почему, а Олег, удивлённый вопросом, повернулся, забыв о виде Бранки. Девчонка смотрела на него ясным взглядом, и он рассердился на себя. Да что такое, в самом деле?! Она же неизвестно что про него может подумать — непохоже, что сама Бранка как-то неудобно себя чувствует, а он смотрит в сторону и краснеет, как морковка, которую они только что грызли! Ну девчонка. Ну красивая. Ну голая, так ведь только до пояса! И вообще, что в этом странного или неприятного?!

— Знаю, только я петь не умею, — наконец ответил Олег.

— А ты всё одно — спой, — попросила Бранка. — Какие у вас поют. Мне любопытно.

Она с усилием надпарывала крепкие нитки, то и дело кидая на Олега выжидающие взгляды. Тот снова находился в смущении. Вряд ли она поймёт «Нау» или ДДТ, а если попробовать вспомнить что из въевшейся против своей воли в память попсы, то эта девица чего доброго решит, что все жители Земли давно помешались. «Может, так и есть, » — отметил про себя Олег, но тут же безо всякой связи с этой мыслью вспомнил начало песни Высоцкого «Про несчастных лесных жителей». Высоцкого обожал слушать отец Олега, мама тоже любила, ну и мальчишке передалась некоторая увлечённость песнями этого архаичного для его времени барда. Правда, множество песен, приводивших в восторг родителей, Олегу были не очень понятны, но имелись и другие — о, так сказать, вечных вещах.

— Вот, — немного неуверенно протянул Олег, — одна... Только предупреждаю — когда я в походах пел — лесники от инфаркта помирали и медведи с деревьев осыпались.

Олег наговаривал на себя. Конечно, Вадим пел лучше, а тот же Юрка — гораздо лучше, но и у Олега был вполне приятный голос. Обычный мальчишеский дискант, местами ломающийся. Бранка выжидающе и подбадривающе молчала, и Олег, быстренько пробежав в памяти куплеты песни, набрал — для решимости — в грудь побольше свежего лесного воздуха и начал, посматривая на вершины деревьев:

— На краю края земли, где небо ясное,
Как бы вроде даже сходит за кордон,
На горе стояло здание ужасное,
Издаля напоминавшее ООН.

Всё сверкает, как зарница,
Красота,
Но только вот: в этом здании царица
В заточении живёт...

Он распелся, излагая душераздирающую историю — строчки припоминались сами собой. Но примерно со слов «и началися его подвиги напрасные» Олег обратил внимание на реакцию Бранки и чуть не подавился очередной строчкой. Бранка слушала совершенно серьёзно! Она воспринимала шуточную песню, как былину о подвигах неизвестного ей богатыря Ивана! Конечно, некоторые, а то и многие слова былины ей были непонятны, но общий смысл — вполне ясен. Олег так обалдел, что даже не расхохотался, глядя на серьёзное лицо своей спутницы — и продолжал петь на автопилоте...

— Тут Иван к нему сигает,
Рубит головы, спеша.
И к Кащею подступает,
Кладенцом своим маша!

И грозит он старику двухтысячелетнему:
«Щас, — грит, — голову те мигом обстригу!
Так умри ж ты, сгинь, Кащей!» — а тот в ответ ему:
«Я бы рад, да я бессмертный — не могу...»

Но Иван себя не помнит:
«Ах ты, гнусный фабрикант!
Ишь — настроил скока комнат!
Девку спрятал, интригант!

Я докончу дело, взявши обязательство!..»
И от эдаких неслыханных речей
Помер сам Кащей. Без всякого вмешательства.
Он неграмотный, отсталый бал — Кащей...

А Иван, от гнева красный,
Пнул Кащея, плюнул в пол,  
И к по-своему несчастной
Бедной узнице зашёл...

— Хорошая песнь, — похвалила Бранка. — И напрасно клепал на себя — ты хорошо поёшь. У меня брат есть, так он певец настоящий, его все люди слушают, а мне думается — ты немногим хуже спел.

— Это же шуточная песенка, — попытался объяснить Олег, но Бранка возразила:

— Чего тут шуточного? Про Кащея не шутят, это не бер скомраший... Ну вот, готова обувка.

Она успела, пока Олег копировал Высоцкого, отпороть оба своих рукава, завернуть их внутрь самих себя так, что получились двойные матерчатые трубки, зашить один конец ниткой, вынутой из кисета на поясе, настлать внутрь травяную стельку и, обув эти«»пакеты«»на ноги, перетянуть их у верхнего края.

— Тебе не холодно без рубашки? — спросил Олег, разглядывая с немалым удивлением результат её трудов.

— Что ты, душно, — возразила Бранка. — Я же говорю — гроза идёт.

Но рубашку надела. А Олег и правда с удивлением почувствовал, что в воздухе повисло замешанное на духоте, тихое предгрозовое напряжение. Он пододвинул к себе шкуро-сапоги. Бранка поднялась на ноги:

— Давай покажу, как обувать...

— Сам разберусь, не муж вроде, — заметил Олег, стараясь вспомнить, как и что делала Бранка. А девушка нахмурилась:

— При чём тут муж?

— Ну это ведь мужа положено обувать и разувать, — щегольнул Олег познаниями в истории. И был огорошен ответом:

— Чего ради? Нет у нас такого обычая... А у вас есть?

Олег уклончиво пробурчал себе под нос нечто такое, чего и сам понять не мог. Мысленно он дал себе зарок — не забывать, что тут всё-таки другая планета — и обычаи могут быть другими, чем у славян, про которых он читал и учил. А обуваться и правда оказалось легко — шкура и ремни словно сами занимали нужные места, и когда Олег, справившись, встал, то испытал чудесное ощущение: нога была обута, защищена — и в то же время двигалась свободно, легко, не теряя контакта с почвой. Бранка, слегка насмешливо за ним следившая, пояснила:

— Это обувка горца. Лесовики всё больше лапти носят, а в городах данванскую обувь — похожа на ту, что у тебя была... А данваны у нас эту нашу обувку украли.

— Украли? — спросил Олег, вертя ступнёй. — Как украли?

— Украли, — подтвердила Бранка. — Я сама не знаю, не видела того, но старики рассказывают, что во взмятение, когда твой дед воевал, так ужас сколько самих данванов в наших горных лесах сгибли. Они в лесу иной раз, как слепые. От ловушек медвежьих, от самострелов настороженных... А покалечилось и того больше, да по-обидному: малую ямку выроют наши, тонкий колышек навострят и в дно вобьют, а верхом листву кладут. Данван наступит — ногу насквозь, вместе с обувкой. Так они тогда стали делать обувку по-нашему, только из своей кожи, и пряжки по-иному, а в подошву — чешую, как у рыбы. Ходить не мешает, и от колышков бережёт... Та чешуя — лёгкого металла. Не сталь, не железо — серый, лёгкий и крепкий такой!