Анатолий Калинин - Лунные ночи

• Название: Лунные ночи
• Автор: Анатолий Калинин
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

---

Еремин не хотел вспоминать старое и теперь уже отболевшее, но почему-то, взглянув на остриженную ежиком голову Семенова, не сдержался:

— Зато, Федор Лукич, соседи осенью на три недели раньше нас отрапортовали.

— Ну, это ты брось, не мальчики, — скользнул по его лицу помрачневшим взглядом Семенов. Шея у него, туго охваченная галстуком, покраснела. — В общем, хлеб у вас есть.

— Есть, — сдержанно согласился Еремин.

— Вот это по-государственному, — повеселел Семенов. — И если говорить откровенно, хлеба у вас неистощимые запасы.

— А этого я бы не сказал, — ответил Еремин. — Засуха и нас обидела.

— Обидела? — иронически переспросил Семенов. — Если ты думаешь, что я это говорю громкие фразы, не зная хлебных ресурсов вашего района, то ты жестоко ошибаешься. По дороге я побывал в ваших колхозах. — и не по полчаса. Я тебе сейчас назову колхозы, где еще на три года хватит хлеба. Например… — он порылся в своем портфеле с застежкой-молнией, доставая бумаги. Еремин ждал, что он назовет сейчас «Красный кавалерист», и немало удивился, когда Семенов, достав нужный лист бумаги и скользнув по нему глазами, назвал: —…Например, колхоз имени Кирова. Но председатель там жила.

— Кто? Морозов?

— Да. Ты не знал? Ого, еще какая жила! Зажал хлеб, — Семенов показал руками, — и держит. Я вынужден был лично обязать его заключить дополнительно договор на продажу еще пятисот тонн хлеба.

Еремин помрачнел:

— Вот это зря!

— Как — зря! — округленными глазами повел на него Семенов.

— Колхоз Кирова вывез все, что мог и что должен был вывезти, и сверх того добровольно решил продать еще сто пятьдесят тонн.

— Жалкая подачка, — пренебрежительно сказал Семенов. — А у самих хлеба не перекачаешь.

— Это только так кажется, Федор Лукич.

— То есть как — кажется?! — возмутился Семенов. — Я у них ситуацию с хлебом целый день изучал. Лично все амбары проверил.

— Это же передовое, многоотраслевое хозяйство, с высокоразвитым животноводством. Взять у них еще пятьсот тонн — совсем подорвать кормовую базу. А «Красный кавалерист» может триста тонн без ущерба продать.

— Ты что, шутишь?! — раздраженно посмотрел на него Семенов. — Или не знаешь положения дел в колхозах? Был я и в «Красном кавалеристе» и могу сказать, что на Черенкова вы, пожалуй, зря так ополчились. Конечно, он в состоянии вывезти еще пятьдесят — сто тонн, и он мне обещал, но не больше. Простые цифры говорят, что в колхозе имени Кирова в два и три раза больше хлеба. Какая у них средняя урожайность?

— Тринадцать и восемь десятых центнера с гектара, — сказал Еремин.

— Ну вот, видишь, я и говорю, что ты не знаешь положения, — торжествующе сказал Семенов. Он достал из кармана очки, водрузил на переносице, заглядывая в бумаги. — А в «Красном кавалеристе» — восемь и две десятых центнера. Ай-яй-яй, Еремин, этого я от тебя не ожидал! — складывая дужки очков и пряча их в футляр; укоризненно покачал головой Семенов. — Да в колхозе имени Кирова останется хлеба больше, чем в любом другом колхозе района.

— И больше голов скота на каждый гектар пашни. Конечно, если взять цифру в отрыве от всего, то действительно может сложиться такое впечатление. Давайте разберемся. — Еремин достал и раскрыл свою записную книжку, взял карандаш. — Вот сравнительная таблица интенсивности развития животноводства по району. Крупного рогатого скота в колхозе имени Кирова…

— Ты что, меня учить вздумал? — побагровев, перебил его Семенов.

Еремин удивленно поднял голову от стола:

— Почему учить? Я предлагаю вместе разобраться.

— Потом разберешься. Наедине с самим собой, — насмешливо сказал Семенов. — Мне твоя итальянская бухгалтерия не нужна. Ты что, Еремин, младенец?! Речь идет о хлебе, а ты ко мне с рогатым скотом!

— Это нельзя отрывать.

— Всему свое время. Ты понимаешь задачу? Речь идет о хлебе.

— Хлеб мы сдадим. Но внутри района разрешите нам по хлебозакупкам придерживаться наших наметок, которые составлялись с учетом состояния и перспектив животноводства в каждом колхозе.

— Опять за рыбу деньги! — Семенов даже хлопнул по столу ладонью. — Ты что сегодня, белены объелся?!

— Я думаю…

— Я думаю, — покраснев, не дал ему досказать Семенов, — что в вашем районе зажимают хлеб. И вынужден буду говорить об этом на бюро обкома.

— Этого вам никогда не удастся доказать, — холодно улыбнулся Еремин. Чем больше выходил из себя Семенов, тем больше Ереминым овладевало спокойствие. — Можно подумать, что мы тут действительно саботажники. Но в этом малоурожайном году наш район уже сдал и продал тринадцать тысяч тонн — в два с половиной раза больше, чем в позапрошлом, высокоурожайном.

— Опять бухгалтерия! Упиваешься заслугами? Не в цифрах дело. Для меня это становится делом принципа.

— А для нас это вопрос жизни. Вы, товарищ Семенов, побудете у пас два-три дня, а нам здесь оставаться с этими людьми жить и работать.

— Кто-то из нас двоих здесь — секретарь обкома, — прозрачно намекнул Семенов. — Тебе, Еремин, известно это выражение: «демократический централизм»?

— Известно и другое: «коллегиальное руководство», — в тон ему ответил Еремин.

— Ого, да ты, оказывается, серьезно зазнался! — с интересом посмотрел на него Семенов. — Теперь мне понятно, кто в вашем районе главный зажимщик хлеба.

Побледнев, Еремин встал. Но Семенов, не попрощавшись, уже пошел к двери. Из окна райкома Еремин видел, как «Победа» Семенова развернулась на площади и стала подниматься по улице вверх, в степь. Кажется, он действительно направился в колхоз имени Кирова.

Еремин еще побыл в райкоме, покурил, потом спустился вниз, к райкомовскому гаражу, разбудил спавшего в кабинете газика Александра и поехал в «Красный кавалерист» на общее колхозное собрание.

По дороге он решил заехать к Михайлову на хутор Вербный, узнать, не захочет ли и он поехать с ним на собрание, посмотреть и послушать, что будут говорить люди. Поселившись в районе, Михайлов просил Еремина давать ему знать обо всем интересном, что происходит в колхозах. Собрание в «Красном кавалеристе» обещало быть бурным, и, пожалуй, интереснее этого сегодня ничего нельзя придумать.

Решив осесть в районе, Михайлов изъявил желание поселиться не в райцентре, где все-таки было веселее и удобнее — магазины, Дом культуры, довольно солидная библиотека — и где приставали большие пароходы, а в шести километрах от райцентра, в хуторе Вербном. Еремин сперва подумал, что человека утомили город, беспокойная, шумная жизнь и его привлекла к себе хуторская тишина, но Михайлов его разуверил.

— Конечно, тишина для нервных людей нужна, и при уединенной работе это большой плюс, — сказал Михайлов, — но, по-моему, от тишины в слишком больших дозах тоже можно устать. И не ее я ищу, не в этом дело. Просто, мне кажется, лучше будет, если я из колхоза буду приезжать в район, а не из района в колхоз. В районных центрах мне приходилось жить, а в колхозе нет. В Вербном же довольно интересный колхоз, многоотраслевой: полеводство, виноградарство, животноводство.

— Даже не колхоз, а всего три бригады, — уточнил Еремин. — До укрупнения там был колхоз.

В глубине души он не совсем одобрял решение Михайлова. Надо же человеку подумать и о семье. У Михайлова двое детей, старшая дочь уже пошла в школу.

— До четвертого класса Наташа будет здесь учиться, а потом, слепой сказал, посмотрим, — ответил и на это Михайлов.

— Не глуховато? — усомнился Еремин.

— Люди здесь живут? — спросил его Михайлов.

— Они, Сергей Иванович, тут родились.

— Это же крупный хутор, двести тринадцать дворов, электрический свет, своя почта. Я узнавал: центральные газеты на третий день доставляют. И потом, Иван Дмитриевич, вряд ли вы еще назовете такое красивое место в районе.

Место и на самом деле было красивое: широкая река с островом посредине, вербный лес на том берегу, а за лесом заливные луга, пестрые пятна станиц и сел на зеленом холсте и дальше табунные степи. На этом же берегу виноградные сады, тяжелыми волнами спадающие к реке по склонам. Дом, в котором поселился Михайлов, стоял на обрывистом берегу. В ледоход источенные солнцем льдины терлись о суглинок крутого яра.

Со временем Еремин привык заезжать сюда, направляясь в колхозы района. Нередко Михайлов садился в газик Еремина, и они дальше ехали вместе, а если он мог оторваться от работы, то Еремин заворачивал к нему на обратном пути и рассказывал, где был, с какими людьми встречался, что узнал нового. Встречая Еремина из поездки, Михайлов тотчас же уводил его под большое, растущее на обрыве, рядом с домом, дерево-кудряш; они садились на скамью и начинали разговаривать. Шофер Еремина, прикорнувший в кабине машины, видел уже третий сон, а они все говорили. Если же Еремин, приезжая, не заставал Михайлова дома, он уже знал, где его искать: или в садах, где работали женщины, или на бугре у трактористов, или же у реки. Михайлов обычно сидел в приткнутой к берегу лодке и смотрел на Дон.