Иван Никитин - Сочинения

• Название: Сочинения
• Автор: Иван Никитин
• Жанр: Поэзия

---

Любо сердцу, душа вся в очах!

"Не погоняй, Семен! устали!"

Хозяин весело сказал,

Но кони с версту пробежали,

Пока их кучер удержал.

Лениво катится телега,

Хрустит под шинами песок;

Вздохнет и стихнет ветерок;

Над головою блеск и нега.

Воздушный продолжая бег,

Сверкают облака, как снег.

Жара. Вот овод закружился,

Гудит, на коренную сел;

Спросонок кучер изловчился,

Хвать кнутовищем - улетел!

Ну, погоди! - Перед глазами

Мелькают пестрые цветы.

Ум занят прежними годами

Иль праздно погружен в мечты.

Евграф вздохнул. Воображенье

На память детство привело:

В просторной комнате светло;

Складов томительное чтенье

Тоску наводит на него.

За дверью шум: отец его

Торгует что-то... Слышны споры,

О дегте, лыках разговоры

И серебра и рюмок звон...

А сад сияньем затоплен;

Там зелень, листьев трепетанье.

Там лепет, пенье и жужжанье

И голоса ему звучат:

Иди же в сад! иди же в сад!

Вот он в гимназию отправлен,

Подрос - и умный ученик;

Но как-то нелюдим и дик,

Кружком товарищей оставлен.

День серый. В классе тишина.

Вопрос учитель предлагает;

Евграф удачно отвечает,

Восторга грудь его полна.

Наставник строго замечает:

"Мещанский выговор у вас!"

И весело хохочет класс;

Евграф бледнеет. - Вот он дома;

Ему торговля уж знакома.

Но, боже! эти торгаши!..

Но это смрадное болото,

Где их умом, душой, работой

До гроба двигают гроши!

Где все бессмысленно и грязно,

Где все коснеет и гниет...

Там ужас сердце обдает!

Там веет смертью безобразной!..

Но вот знакомый изволок.

Уж виден хутор одинокой,

Затерянный в степи широкой,

Как в синем море островок.

Гумно заставлено скирдами.

Перед избою на шесте

Бадья заснула в высоте;

Полусклоненными столбами

Подперта рига. Там - вдали

Волы у стога прилегли.

Вокруг безлюдье. Жизни полны,

Без отдыха и без следа,

Бегут, бегут, бог весть куда,

Цветов, и трав, и света волны...

Семен к крылечку подкатил

И тройку ловко осадил.

Собака с лаем подбежала,

Но дорогих гостей узнала"

Хвостом махая, отошла

И на завалинке легла.

Евграф приказчика Федота

Застал врасплох. За творогом

Сидел он с заспанным лицом.

Его печаль, его забота,

Жена смазливая в углу

Цыплят кормила на полу,

Лентяем мужа называла,

Но вдруг Евграфа увидала,

Смутясь, вскочила второпях

С густым румянцем на щеках.

Приказчик бормотал невнятно:

"Здоровы ль? Оченно приятно!"

Кафтан поспешно надевал

И в рукава не попадал.

"Эй, Марья! Ты бы хоть покуда...

Слепа! творог-то прибери!

Да пыль-то с лавки, пыль сотри...

Эх, баба!.. Кши, пошли отсюда!..

А я, того-с... велел пахать...

Вот гречу будем васевать".

Евграф сказал: "Давно бы время!

В амбар приказчика повел

И гречу указал на семя;

Все закрома с ним обошел;

В овес, и в просо, и в пшеницу

Глубоко руку погружал,

Все было сухо. Приказал

Сменить худую половицу

И, выходя, на хлев взглянулs

Федота строго упрекнул:

"Эх, брат! навозу по колени...

За чем ты смотришь?"

- "Всё дела!

Запущен, знамо, не от лени...

Кобыла, жаль, занемогла!"

"Какая шерстью?"

- "Вороная.

Евграф конюшню отворил,

Приказчик лошадь выводил.

С боками впалыми, больная,.

Тащилась, чуть переступая.

"Хорош присмотр! Опоена!"

"Ему, знать, черти рассказали",

Приказчик думал. "Нет-с, едва ли!

Мы смотрим. Оттого больна

Не любит домовой. Бывает,

На ней всю ночь он разъезжает

По стойлу; поутру придешь

Так у бедняжки пот и дрожь".

Евграф вспылил: "Ведь вот мученье!

Найдет хоть сказку в извиненье!"

Но, проходя межами в поле,

Казалось, он вздохнул на воле,

Свою досаду позабыл

И всходы зелени хвалил.

Приказчик разводил руками:

"Распашка много-с помогла...

Вот точно пух земля была,

Так размягчили боронами!"

- "Где овцы? Я их не видал".

- "Вон там... где куст-то на кургане".

Но взор Евграфа замечал

Лишь пятна серые в тумане;

Что ж! ночью можно отдохнуть

И он к гурту направил путь.

Заснула степь, прохладой дышит,

В огне зари полнеба пышет,

Полнеба в сумраке висит;

По тучам молния блестит;

Проворно крыльями махая,

С тревожным криком в вышине

Степных гостей несется стая.

Маячит всадник в стороне,

Помчался конь, - хвостом и гривой

Играет ветер шаловливый,

При зорьке пыль из-под копыт

Румяным облачком летит.

Неслышным шагом ночь подходит,

Не мнет травы, - и вот она,.

Легка, недвижна и темна.

Молчаньем чутким страх наводит...

Вот енова блеск - и гряну" гром,

И степь откликнулась кругом.

Евграф к избушке торопился,

Приказчик следом поспешал;

Барбос их издали узнал,

Навстречу весело пустился,

Но вдруг на ветер поднял нос,

Вдали послышав скрип колес, - И в степь шарахнулся.

За ними.

Румян и потом окроплен,

Меж тем посиживал Семен.

Его веселыми речами

Была приказчика жена

Чуть не до слез рассмешена.

"Эх, Марья Львовна! Ты на волю

Сама недавно отошла;

Ты, значит, в милости была

У барина: и чаю вволю

Пила, и всё... А я, как пес,

Я, как щенок, средь дворни рос;

Ел что попало. С тумаками

Всей барской челяди знаком.

Отец мой, знаешь, был псарем,

Да умер. Барин жил на славу:

Давал пиры, держал собак;

Чужой ли, свой ли, - чуть не так,

Своей рукой чинил расправу.

Жил я, не думал, не гадал,

Да в музыканты и попал.

Ну, воля барская, известно...

Уж и пришло тогда мне тесно!

Одели, выдали фагот,

Играй! Бывало, пот пробьет,

Что силы дую, - все нескладно!

Растянут, выдерут изрядно,

Опять играй! Да целый год

Таким порядком дул в фагот!

И вдруг в отставку: не годился!

Я рад, молебен отслужил,

Да, видно, много согрешил:

У нас ахтер вина опился

Меня в ахтеры... Стало, рок!

Пошла мне грамота не впрок!

Бывало, что: рога приставят,

Твердить на память речь заставят,

Ошибся - в зубы! В гроб бы лег,

Евграф Антипыч мне помог.

Я, значит, знал его довольно,

Ну, вижу - добр; давай просить:

"Нельзя ль на волю откупить?"

Ведь откупил! А было больно!"

И пятерней Семен хватил

Об стол. "Эхма! собакой жил!"

Евграф за ужин не садился;

И не хотел, и утомился,

И свечку сальную зажег,

На лавку в горенке прилег.

Раз десять Марья появлялась,

Скользил платок с открытых плеч,

Лукавы были взгляд и речь,

Тревожно грудь приподнималась...

Евграф лежал к стене лицом

И думал вовсе о другом.

Носилась мысль его без цели;

Едва глаза он закрывал,

В степи ковыль припоминал,

Над степью облака летели;

То снова вздор о домовом

В ушах, казалось, раздавался,

Приказчик глупо улыбался...

"Гм... Знахарь нужен-с... Мы найдем..."

Взялся читать, - в глазах пестрело,

Вниманье скоро холодело,

Но, постепенно увлечен,

Забыл он все, забыл и сон.

Уж петухи давно пропели.

Над свечкой вьется мотылек;

Круг света пал на потолок,

И тишь, и сумрак вкруг постели;

По стеклам красной полосой

Мелькает молния порой,

И ветер ставнем ударяет...

Евграф страницу пробегает,

Его душа потрясена,

II что за песнь ему слышна!

"Вы пойте мне иву, зеленую иву..."

Стоит Дездемона, снимает убор,

Чело наклонила, потупила взор;

"Вы пойте мне иву, зеленую иву..."

Бледна и прекрасна, в тоске замирает,

Печальная песня из уст вылетает:

"Вы пойте мне иву, зеленую иву!

Зеленая ива мне будет венком..."

И падают слезы с последним стихом.

Уходит ночь, рассвет блеснул,

И наконец Евграф уснул.

Май 1859

ДНЕВНИК СЕМИНАРИСТА

(Повесть)

1844... июля 18

Слава тебе, господи! Вот и каникулы! Вот, наконец, я и дома... Да! Нужно, подобно мне, позубрить круглый год уроки, ежедневно,- да еще два раза в день, - за исключением, разумеется, праздников, - промерить от квартиры до семинарии версты четыре или более; потом в душной комнате, в кружке шести человек товарищей,. подчас в дыму тютюна, погнуться до полночи над запачканною тетрадкой или истрепанною книгой, потвер-дить греческий и латинский языки, геометрию, герменевтику, философию и прочее и прочее и после броситься с досадою на жесткую постель и заснуть с тощим желудком, оттого что какие-нибудь там жиденькие, сваренные с свиным салом щи пролиты на пол пьяною хозяйкою дома, - нужно, говорю я, все это пережить и перечувствовать, чтобы оценить всю прелесть теплого, гостеприимного, родного уголка... Ух! Дай потянусь на этом кожаном стуле, в этой горенке с окнами, выходящими в веленый, обрызганный росою, сад, в этом раю, где я сам большой, сам старшой, где имеет право прикрикнуть на иеня только один мой добрый батюшка... А право, здесь настоящий рай: тихо, светло. Из сада пахнет травою и цветами; на яблонях чирикают воробьи; у ног моих мурлычет мой старый знакомец, серый кот. Яркое солнце смотрит сквозь стекло и золотым снопом упирается в чисто вымытую и выскребенную ножом сосновую дверь. Батюшка мой такой тихий, такой незлопамятный! Если ж случается мне что-нибудь набедокурить, он покачает головою, сделает легкий упрек - и только. Между тeм, странное дело! я так боюсь его оскорбить... А вот, помню я, был у нас учитель во втором классе училища, Алексей Степаныч, коренастый, с черными нахмуренными бровями и такой рябой и корявый, что смотреть скверно. Вызовет он, бывало, тебя на средину класса и крикнет: "Читай!" А из глаз его так и сверкают молнии. Взглянешь на него украдкою и начнешь изменяться в лице, в голове пойдет путаница, и все вокруг тебя заходит: и ученики, и учитель, и стены - просто диво! И понесешь такую дичь, что после самому станет стыдно. "Не знаешь, мерзавец! - зарычит учитель, - к порогу!.." И начнется, бывало, жаркая баня... Что ж вы думаете? Попадались такие ученики, которые, не жалея своей кожи, находили непонятное удовольствие бесить своего наставника. Бывало, иной ляжет под розги, закусит до крови свой палец - и молчит. Его секут, а он молчит. Его секут еще больнее, а он все молчит.