Вадим Рабинович - Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух

• Название: Исповедь книгочея, который учил букве, а укреплял дух
• Автор: Вадим Рабинович
• Жанр: Религия

---

Попробуем испытать еще одну возможность эксперимента, который развертывается у нас на глазах и с нашим участием. Ответы представим как вопросы, и наоборот. В случае с Алкуином и Пипином - нашими современниками не случится ничего. В самом деле: если воздух есть "смесь газов, из которых состоит атмосфера Земли...", то столь же неукоснительно и "смесь газов, из которых состоит атмосфера Земли", есть тот же воздух из того же энциклопедического словаря. Мир от такого переворачивания не становится более слаженным, самодостаточно цельным. Мир - лишь сумма отгадок. Загадочности ни мира в целом, ни отдельных его частей по сравнению с миром Алкуина исторического как не было. Ее и в самом деле нет. Мир вещей, сущностно определимых в духе "научности" Нового времени, которой можно энциклопедически "обучить", однороден, взаимно проницаем: ответ - вопрос взаимопереходящи, ценностно и структурно безразличны друг по отношению другу, взаимно нейтральны, как кубики из детского конструктора.

В ситуации "Словопрения..." наших исторических персонажей - иное. Если язык - действительно (а что же еще?) "бич воздуха", то "бич воздуха" - вовсе не язык. Или не только он, а что-нибудь, может быть, и еще. (Вариативность семантики в Уроке загадок Алкуина мы уже наблюдали). При обратных загадываниях ответы в кантилену, в единое - загадочное - целое не сцепить. Самотождественность рушится. Распадается не только связь вещей, но и связь имен, что во времена Каролингов куда тревожней - смертней... Самоценный вид вещи, может быть, и останется, зато причастность, приобщенность ко всеобщей значимости, стоящей над ней, пропадет. Шипы и острия Алкуиновых загадок, не подогнанных друг к другу в завершенный, самодостаточный, в целом загадочный, мир как произволение Творца, рвут душу. А цель Урока - умиротворяющая, гармонизующая.

Сходит на нет способ сложения мира связыванием имен-вещей, а значит, и сам этот мир. Потому что для людей времен Каролингов сделать вещь (мир) и как ее (его) сделать тождественны. Поменяли ответы с вопросами местами и получили почти современную картинку из энциклопедического словаря.

Итак, естественно-номинативная связь вещей, которая распалась...

Если вопросы Пипина-экзаменатора эпохи НТР кажутся вопросами из разных областей - наугад, а не на загад, то в Уроке загадок Алкуина исторического язык - воздух - жизнь - смерть - человек сцеплены естественной чередой самих вопросов. А на экзамене нынешнем связь принципиально иная. Она причинно-следственная научно-исследовательская связь (бывшая живой в исследовании и как бы умертвленная - хотя, конечно, тоже нужная - в нынешней педагогике справочно-энциклопедического типа). Смысл и сущность не только сближены, но и тождественны.

У Алкуина исторического всё иначе. Словесно-номинативная связь всеохватывающей кантилены вовсе не отменяет живого ощущения внезапно явленной взору и слуху вещи. Вот она тут: метафорически неожиданная, акмеистически конкретная, божественно всецелая. Знать ее - вовсе не означает доискаться исследовательски вышелушенной, извлеченной из этой вещи сущности в духе новой науки или хотя бы на манер раблезианского "извлекателя квинтэссенции". Знать - это со-деять себя как ищущего смысл; но прежде лицом к лицу столкнувшись с той вещью и с той: лоб в лоб и глаза в глаза. Случайно, казусно столкнувшись. В удивлении и восхищенности. Шок удивления. Но ради единично-всеобщего Смысла, а Смысл где-то там - за поворотом... И, конечно же, не ради знания сущности (по сходству или по функции): совсем не похож язык на бич воздуха. Каждая вещь мира загадана. Загадан и мир в целом. А где разгадка? - Она в трансцендентном Зазеркалье, никакими учебно-книжными ухищрениями не извлекаемая. Но чтобы внять миру как загадке-чуду, нужно пройти - медленно и вдумчиво - прихотливый и затейливый путь казусно-метафорической книжной учености. Впрочем, обо всем этом так или эдак уже сказано.

Неужели и в самом деле китайская стена меж Алкуином историческим и Алкуином испытуемым (или испытующим) времен новейших? Тогда и впрямь эволюция, лишь освобождающая последующие этапы учительства-ученичества от "детской наивности" и "глуповатой недоразвитости" этапов предшествующих?

Но... стоп. Я сказал: "освобождающая от детской наивности..."

Впадем - временно - в детство. В наше детство. (Понятно, что не натурально в него, а в книжный источник о нем - о детстве в слове.) Вы уже догадались, наверное, о какой книге идет речь? - Верно: Корней Чуковский. "От двух до пяти". О какой же еще?!

- Папа, если в прошлом году будет война, тебя застреляют?

- Может быть.

- И от тебя ничего не останется?

- Нет.

- Даже точки?

- Да. А ты меня будешь жалеть?

- Чего же жалеть, если ничего не останется.

Слово сказанное в восприятии ребенка в силу того, что оно сказано, - в высшей степени правдивое слово. Никаких метонимических переносов, и потому, столкнувшись со словом иного ряда - "жалеть", оно, это слово, высекает бенгальски неожиданную искру удивительности-удивленности, казусной ошарашенности для детского глаза, для взрослого уха. Зрительно-слуховой удар. Как у Шекспира из "Сна в летнюю ночь": "Глаз человека не слыхал, ухо человека не видало..." (Чуковский тоже вспоминает эту Шекспирову "чепуховину" в своей книжке.) Взгляд новичка. Еще не знаемое залатывается уже знаемым. Внезапно, как снег на голову. Лишь бы побыстрее оприходовать новый предмет, новое чудо-юдо. А коли названо, то уже и не чудо. Но чудо иного рода: для практического уха взрослого человека, если только оно не разучилось еще удивляться живому детскому слову как естественному источнику речевого удивления. Детство жизни? Детство каждого взрослого? А может быть, странным образом оставшаяся лишь в быстротечном пространстве от двух до пяти память о некоем исторически завершенном типе мышления, который был да сплыл?..

Послушаем все эти детские словосмешения, верчения слов, коловерти смыслов, перекосы и перегуды синтагм и фонем (как сказали бы "знатоки" (да и я тоже), от своего "многознания" переставшие удивляться сполохам и внезапностям чудословия). Послушаем...

- Я люблю чеснок: он пахнет колбасой.

- Топи, топи, папа, пусть огонь летит на небо, там из него сделаются солнце и звезды.

- Как ты спал? Что видел во сне?

- Ну да! Разве в такой темноте что-нибудь увидишь?

- У меня на правой ноге ладошка чешется...

Или вот. Сын моего коллеги - мальчик Федя, четырех лет, словесно-селекционным путем вывел квассиршу - продавщицу кваса, получавшую деньги наличными, как будто она была еще и кассиршей. Словосмесительство дитяти невинного!

Можно продолжать столько, сколько было, есть и еще будет всевозможных детств. Неистребимый пласт жизни в слове от двух до пяти.

Собственно, а почему только от двух до пяти?

И тут нам пригодится феномен шестилетнего Саши Селезнева, описанный журналистом Евгением Глушаковым.

- Чем отличается ученик от учителя? - У учителя ум в голове, а у ученика - в учебнике.

- В чем суть нового? - Новое состоит из своего будущего.

- Что такое легенда? - Бывшая правда.

- ...Трамплин? - Горка для чувств в воздухе.

- ...Дурак? - Колесо, которое застряло.

- ... Дыра? - Яма воздуха.

- ...Труба? - Окружность дыры.

- ... Человек? - Радость другого человека.

- ... Акробат? - Пропеллер с руками и ногами.

- ... Радуга? - Радость дождя.

- ... Морская пучина? - Корни воды.

- Кто такие философы? - Расширители проблем...

Шесть лет, и такой умный! Вундеркинд. Обогнавший собственное детство. Почти взрослый. Да что там почти... Умнее взрослого. И верно: дети Чуковского - непосредственней и внезапней. Мальчик Саша Селезнев - как бы взрослый человечек.

Но... морская пучина - корни воды. Или: дыра - яма воздуха... Невесть как просочившиеся в наши научно-технически-прогрессивные будни Пипин и Алкуин; только одному из них всего... шесть с половиной.

Ученые головы недоумевают:

- Не такой он, этот Саша, и творческий, - говорят одни, проверяя Сашу на тестовые игры;

- Как бы не ушел до времени из мира детства, - переживают другие;

- Не дать зазнаться, не переутомить бы, не забыть бы о нравственном воспитании, - причитают пятые и десятые...

В обсуждение включаются видные специалисты - А. Петровский, известный советский психолог; Д. Богоявленская - психолог-педагог... Что ни говори, а проблема. Вундеркинд? - Что с ним делать?..

Не далековат ли Алкуин? И что я все вокруг да около, как то колесо, которое застряло?..

Но вслушайтесь еще раз. Саша Селезнев ест огурец: "Хрустит, как шаги по снегу". Доел: "Прошли".

Неистребимый пласт жизни в слове от двух до пяти? Собственно, а почему только от двух до пяти? - Внезапная остановка действительности. Вот она какая удивительная! Кинокадр вдруг и резко, как в ступоре, сдвинутой жизни в сдвинутом слове. Ежемгновенное удивление, детскость мировидения, вынесенные за пределы детства...