Леонид Могилев - Черный нал

• Название: Черный нал
• Автор: Леонид Могилев
• Издательство: “Азбука”, Книжный дом “Терра”
• Жанр: Триллер
• Год: 1996
• ISBN: 5-7684-0133-4

Не просто определить жанр «Черного нала» Леонида Могилева. Детектив, приключенческая психологическая повесть, боевик-экшн, политический роман, утопия? Начало, действительно, типично детективное — на рыбалке убивают «пустого человека Алябьева», друга рассказчика. Потом начинается погоня за этим художником и дискетой, похищенной Алябьевым и легкомысленно спрятанной им на квартире друга. Погони, перемещения из Санкт-Петербурга в Москву и обратно, переход через эстонскую границу по тонкому льду, убийства, взрывы, слежки и прочее… Постепенное вмешательство спецслужб России и Эстонии, и, наконец, история о городе, где втайне живет или содержится легендарный команданте кубинской революции Че Гевара…

Роман-боевик «Черный нал» рассказывает о таинственных и подчас фантастических событиях. Вместе с тем это лирические повествования, увлекающие читателя глубоким психологизмом и тонким проникновением в характеры героев. Сейчас редко встретишь роман, где автору удалось бы успешно совместить воедино захватывающий сюжет, динамизм изложения и плотный, прозрачный язык текста. Леонид Могилев блистательно демонстрирует все эти неотъемлемые качества настоящей литературы.

---

Мы две недели кормили москитов. В условленное место человек этот не вышел, точнее, его не вывели. Там у них начались нескладухи. Отряд их партизанский блуждал, за ним шли боливийцы, где-то рядом были американцы. Мы дважды сталкивались с партизанами и охотниками за ними. И тех и других пришлось положить. Наконец, пришла вводная. Тот, кто нам нужен, уже захвачен. Игера. Сто тридцать верст от Камир. А может быть, я названия и путаю. Мы были в тридцати верстах от этого места. По джунглям за ночь столько пройти невозможно. Это для туристов. Или героев триллеров. Но мы прошли. Наш человек был неподалеку от объекта. В пять утра он встретил нас на окраине дрянной деревеньки. Указал дом, где находился раненый человек, за которым мы пришли. Ваня Макаров и Петя Гречнев вышли на открытое пространство и пошли к домику. Американцев еще не было. А боливийцы оплошали.

Пацаны сняли охрану. Остальная компания спала. От радости, что они взяли этого революционерами с устатку все перепились. Дело обычное. Так что положить пришлось всего шестерых. Когда вывели человека, мы узнали его. Это был Эрнесто Че Гевара.

В этом месте мы со Струевым спохватываемся, выключаем диктофон, перекручиваем ленту.

— Это был Эрнесто Че Гевара…

А потом на джунгли стал падать американский спецназ. Мы никуда не вышли бы никогда. Командир операции самовольно ввел в бой роту морской пехоты. Нас тогда подставляли, но мы узнали об этом позже. Тогда и начнется самое интересное. А пока война продолжалась. Наши проскочили узкий чилийский перешеек и часть Боливии. Не ищите нигде. Об этом, естественно, нет ни строчки. Вот тогда мир был на грани настоящей войны. Она уже началась, по сути. Наши вертолеты выбросили морпехов в джунгли, и они все там остались. Все до единого. Но мы вышли на границу с Чили, там нас подобрали две вертушки и кинули на авианосец, который уже дефилировал возле чилийского берега. В это время вводную уже получили стратеги, ракеты встали на отсчет. О чем говорил Хрущев с американцами, при чем там был Фидель, никто не узнает ближайшие сто лет. Кто вначале сдал нас, почему, знал один человек. Николай Митрофанович Клепов. Для нас он и был генеральным секретарем, президентом, маршалом, генералиссимусом. Он был нашим начальником. К нему мы еще вернемся. Пока суть да дело, нас поместили на подводную лодку вместе с Че.

Война не началась. Это была попытка переворота. Людей потом увозили пачками и расстреливали. Потопили пару своих же бортов. Нас искали по всем морям и океанам. Мы отлежались на одной базе. Вроде бункера в океане. Потом Че мы высадили в районе Владивостока, и Клепов лично его отвез и спрятал. Куда — неведомо. Мы отсиживались в Союзе. Где — говорить не могу. Потом нам сделали всем новые документы. Нас осталось всего семь человек. Мы разъехались по городам разным, поступили на работу. В общежитиях жили. Кто как сумел. Фамилии другие. Документы были классные. Настоящие. Легенды у всех простые. Родственников ни у кого нет. В основном, все поселились в Прибалтике, в европейской части Союза. На сегодняшний день нас осталось совсем немного. Больше по этому поводу не скажу ничего. Амбарцумов был с нами. И еще один человек. Вы его теперь часто видите по телевизору. Он теперь большой политик. Он и сдал нас. У Клепова были наши деньги. Общак. Изредка мы брали оттуда на жизнь. Когда Амбарцумов с политиком убрали Клепова, Амбарцумов на эти бабки открыл свое агентство. У меня нет доказательств. Но я уверен. И интересы политика и Амбарцумова — его зовут по-настоящему Котов Семен Вячеславович — пересеклись. Один женился на обкомовской дочке, сделал карьеру и сломался. Смотрели фильм «Чужие»? Когда тварь селится внутри, и человек как бы снаружи тот же, только он уже инопланетная мразь. Мутант. Политик хотел идти дальше, выше. Амбарцумов-Котов хотел стать богатым. Но у них же другие фамилии. За ними джунгли и такая тайна. Я знаю, что они ходили вокруг людей из ФСБ, но рот раскрыть боялись. И где спрятан Че, не знали. Вообще, что там у них произошло с Клеповым, загадка. Мне кажется, они его пытали и он умер. Или что-то подобное. Я так мучился все эти годы. А вдруг я ошибаюсь? Я же хотел кончить и того, и другого. С Ежовым встречались. Не решились. И тогда Сема стал кончать нас. Потом его кончит политик. Теперь самое главное. В Москве есть человек. Он знает все. Как его найти, знает вдова Клепова. Настоящая фамилия Клепова — Петров. Звать Степан Ильич. Адрес — улица Полежаева, дом шесть, квартира двенадцать. Торопитесь. Вот все, что я мог сказать. Не знаю почему, я вам верю. Ну, все.

— А у Политика-то руки коротковаты, — заметил Струев в тамбуре московского поезда, куда он вышел покурить.

Я в жизни выкурил всего одну сигарету, и потому мне завидовали многие. Но говорить спокойно о государственных тайнах можно было только в тамбуре, а еще, может быть, в сквере, в лесу, на озере, но никак не в купе, где то ли пассажиры, то ли свидетели.

— Политик плотно работает с безопасностью. Видимо, у него завязка на какую-то часть структуры, на своих людей. Иначе ты бы уже был взят со списками, дискеткой, опознан и пристрелен. Амбарцумов ведь хотя и спецназовец, но бывший. И не оперативник, солдат, хотя и высшей категории. А тут облажался. Почему, думаешь?

— Он сопли распустил. Товарищей своих укладывать — слабо. Он же джин лакал в аэропорту как кефир. Его трясло, как лист осенний. А то, что он дефилировал открыто возле меня и сволочь свою держал рядом, в автомобиле, так это значит просто, что у них в Эстонии все прихвачено. Я бы хоть сто заявлений сделал, меня бы никто не слушал.

— А почему же он все-таки арестован?

— Предполагая полную продажность тамошней правоохранительной системы и полную ее зависимость от другого дяди, думаю, что Политик так избавлялся от Амбарцумова. И в таком случае он уже никогда не покинет камеру. Повиснет на чужих шнурках или умрет от сердечного приступа.

Струев накануне был у друзей в новгородской милиции, распечатал в тихую дискету, и мы сейчас рассматриваем список от «Юрвитана». Текст сканирован. Отрезана шапка какого-то документа и подписи внизу, видны хвосты рассеченных букв, край печати, штампа прямоугольного, и ничего нельзя более понять. В монологе Александра Ивановича речь идет о двенадцати фамилиях. Здесь восемьдесят. Может быть, это и есть рота из Боливии?

Дом на улице Полежаева пятиэтажный, старый, эпохи вождя народов. Хорошие дома строились при вожде. Есть чем теперь приторговывать.

Мы с Клеповым слепы. Не знаем, против чего подняли свои головы и пустые кулаки. Что такое табельный пистолет Макарова? Может быть, Клепова и не вдова уже, может быть, скажем, квартира под наблюдением. Может быть, всякое другое. Может быть, она вообще сейчас в Сочи.

Двенадцатая квартира на третьем этаже, окна большие, с занавесками. Машин у дома нет, подъезд до самого чердака чистый, решаем идти. Договариваемся о месте встречи, на случай, если придется уносить ноги. Струев остается на лестнице выше, я нажимаю кнопку звонка. Потом еще раз. Никто не отвечает и не открывает. Не спрашивает из-за двери. Мы уходим.

— Давай, Струев, покуда осмотрим местные ларьки.

— И то дело. Смотри. Пива у них больше нашего. Вот это, с медведем белым, я пробовал. Десять процентов. Спирт там, что ли?

— Голландия. Народ крепкий. Голландского ерша я не хочу. Давай местного. С хлеборобом. Смотри, какой хлебороб.

— Это не хлебороб. Вон рожа краснющая. Это пивовар.

Мы берем пиво, садимся на лавочку, решаем возвратиться вечером, чтобы не светиться около дома. Денег у меня еще триста долларов. Струев на нуле.

— Добьем деньги Амбарцумова, что дальше делать?

— Я думаю, не успеем их добить, — говорит Струев. — Нас вечером возьмут в клеповской квартире.

— Ты, если что, стреляй. Не жалей их. И я зря жалел. Надо было вышибать им мозги. А Амбарцумова топить в срамном месте. Сунуть рожу и держать до летального результата.

Мы не узнаем Москвы. Изменились названия станций метро, улиц, и если бы только это. Мы блуждаем по совершенно чужому городу, смотрим триллер в кино и отходим душой в русском бистро. Это я привожу сюда Струева.

— В «Макдональдс» пойдем?

— Зачем? — говорит сытый и благодушный Струев. — Поедем в парк Горького.

— И там все не так. Не надо туда ехать. И на ВДНХ тоже.

Мы возвращаемся к дому вечером, видим свет в окнах. На улице все чисто, подъезд в порядке, и я опять поднимаюсь на третий этаж. Струев остается на лестнице.

Девочка, лет пятнадцати, открывает без опаски и не спрашивая, кто там пришел. Большая по нашим временам редкость.

— Здравствуйте. Я старый знакомый покойного Николая Митрофановича. Приехал из Ленинграда на несколько часов. Мне бы супругу его увидеть.

— Мама умерла. Год назад. — Подумав с полминуты: — Войдите, пожалуйста.

Меня проводят в комнату.

— Меня Аней зовут. Сейчас я вам чаю подогрею. Кофе нету.