Евгения Кайдалова - Колыбельная для Варежки

• Название: Колыбельная для Варежки
• Автор: Евгения Кайдалова
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-9524-1395-1

Такое странное слово — любовь… Ну не странно ли, что можно сказать: «Я люблю шоколад… Я люблю свитера и кроссовки… Я люблю писать гелиевой ручкой… Я люблю Тимура». Студентка-отличница Варя, вечно растрепанная смешная Варежка, размышляла… Тимур, тот терпеть не мог ее пристрастие к свитерам и кроссовкам на все случаи жизни И съеденные на улице шоколадные батончики… Первая любовь, боль и счастье, падения и взлеты — может ли она определить всю дальнейшую жизнь современной женщины?

---

— А что вы планируете на майские праздники? — помолчав, поинтересовалась мама.

— Меня ребята из группы приглашали в поход на пару дней. Кстати, Варежка, хочешь с нами?

— Да, — неживым голосом откликнулась Варя.

— На майские праздники — в лес? Да вы с ума сошли! А если заморозки? Вы же знаете, какая погода в это время неустойчивая…

Варя отложила книгу и посмотрела в стену.

Наверняка она знала только одно: если право дойти рука об руку с Тимуром до конца их сказки должно быть куплено ценой такого унижения, то ей придется заплатить. Ведь, кроме остатков гордости, у нее не осталось ничего, что можно было бы отдать за любовь.

Варя ошибалась.

* * *

Можно хоть сотню раз сходить с друзьями в поход, но сто первый будет не менее прекрасен, чем первый. Бодрящее оживление утреннего вокзала и радость от встречи у пригородных касс, перезвон смеха и гитарных струн в электричке, светлая красота высокого леса и, наконец, тот фантастический момент, когда стоишь над обрывом у реки, глядя на устланные цветами поляны, и чувствуешь, что мир прекрасен благодаря тебе и ты прекрасен благодаря всему окружающему. Все в этот день было настолько хорошо, что, когда Варя сосредоточенно размешивала в котелке тушенку с макаронами для позднего завтрака, Тимур подошел и обнял ее с искренней радостью. Варя замерла, держа половник на весу, а Тимур притянул ее к себе и стал целовать в блаженно закрывшиеся глаза, в кончик носа, краешки губ мелкими и быстрыми, как дождь, поцелуями. От радости Варя не смела открывать глаз, она лишь почувствовала, что Тимур взял половник из ее руки и положил в котелок, а саму ее поднял на руки. Она вслепую прижалась к нему, обнимая за шею, и под ногами Тимура захрустели сухие ветки, а шум их маленького лагеря стал удаляться.

Они вернулись к окончанию завтрака и съели его с удвоенным аппетитом. Весь оставшийся день Тимур был в ударе: он сыпал анекдотами и байками «из жизни», раздевшись до пояса, с гиканьем колол дрова, пытался искупаться в ледяной речке, с одной спички развел случайно залитый костер и по просьбе девушек сделал пару цирковых сальто в память о посещавшейся в детстве акробатической школе. Против обыкновения Тимур постоянно обнимал и прижимал к себе Варю, без чего образ «парня хоть куда» мог бы оказаться неполным. Вечером он взял в руки гитару. Варя несколько раз слышала, как Тимур играет в компаниях, но дома у него как-то не доходили до этого руки. А сейчас левая рука Тимура по-хозяйски уверенно держала гриф, правая обнимала круто выгнутый корпус. Сначала он молча и сосредоточенно, словно готовясь к серьезному разговору, перебирал струны. Потом мелодия ритмично заплясала, и из Вариной памяти стали всплывать слова:

I fell in love with San Pedro.

Warm wind carried on the sea, he called to me

«Те dijo te amo…»

Так я влюбилась в Сан-Педро.

Теплый ветер летел над морем, и я услышала голос:

«Он сказал, что любит тебя» (англ.).

«Так я влюбилась в Сан-Педро…» Варя не знала, что Тимур успел подобрать их «свадебную» песню на гитаре, но вот она мчится со струн — колыбельная, от которой легко засыпать с ножом в сердце. Ласковый мотив, который хорошо напевать цепенеющими губами и слушать, зажимая уши. О чем в ней говорится, в этой песне? За три месяца Варя так и не успела разобрать слова. Наверное, о любви. Да, о чем же еще может быть песня, если не о ней…

«Ибо крепка, как смерть, любовь… Большим рекам не залить любви… Если бы кто давал все богатства дома своего за любовь…»

— Варежка! Не спи, замерзнешь! Народ спрашивает, как название переводится.

— «Spanish lullaby»? «Испанская колыбельная», — машинально ответила Варя.

— Нет, официальное название «La Isia Bonita», — возразил один из юристов.

— Не знаю. Это, видимо, по-испански, а у меня второй язык — немецкий.

— Вот, полюбуйтесь, кого на филфак принимают, — заметил Тимур, перебирая струны, — название перевести и то не можем!

* * *

Ночью Варя проснулась от холода, — должно быть, грянули обещанные мамой заморозки.

Она натянула на себя запасную пару тренировочных штанов, второй свитер и так проспала до утра. А утром проснулась от боли. Боль гнездилась глубоко, сбоку, внизу живота, и была настолько сильной, что, стоило пошевелиться — и на глаза наворачивались слезы. До станции Варя дошла, как больной, вставший с операционного стола, проглотив за полчаса три таблетки анальгина. Еще две таблетки она выпила за час пути в электричке, слушая за спиной доброжелательные комментарии: «Наркоманов развелось…», «Краше в гроб кладут», «А одета вроде прилично…». Развеять сомнения попутчиков было некому: Тимур проводил ее до электрички и вернулся к друзьям, успокоенный Вариными заверениями в том, что «уже все проходит» и «ничего, как-нибудь доеду».

Каким-то образом она действительно доехала до дому. Каким-то чудом самостоятельно села в машину «Скорой помощи» и вошла в приемный покой больницы, чтобы там, подвывая, скорчиться на стуле.

Какое-то время Варя была способна лишь на то, чтобы выдерживать боль. Когда же от уколов наступило облегчение, она смогла уди-. виться тому, как отчаянно плачет мама. Словно дело не в какой-то дурацкой простуде… И через пару дней, когда Варя уже начала подниматься с постели и радоваться тому, что все позади, мама продолжала плакать и с заломленными руками пытать о чем-то врача. Варя невольно запоминала медицинские термины:

«воспаление придатков», «спайки», «непроходимость маточных труб», «возможна потеря репродуктивной функции». В суть она не вникала: да, где-то у нее что-то воспалилось, но ведь все уже проходит! А какая функция может быть потеряна, если и руки, и ноги двигаются как положено? Вечно эти врачи мудрят…

Мама приходила каждый день, и каждый день при виде дочери глаза ее застилали слезы. Почти каждый день она приносила записки от Тимура — тот готовился к зачетной сессии и не мог выкроить для визита в больницу ни единого часа из жесткого графика занятий.

На третий день Вариного больничного заточения приехала Наиля. Она скорбно поцеловала подругу и с трудом водрузила на тумбочку огромный пакет с благоухающими, готовыми растаять во рту абрикосами, — видимо, папа недавно приезжал с гостинцами из солнечной республики.

— Ну, как ты? — спросила подруга, гладя Барину руку.

— Да замечательно! А выписывать не хотят — может, сбежать отсюда?

— Что ты! — в испуге зашептала Наиля, наклоняясь к Вариному уху. — Долечиться обязательно надо! А вдруг теперь у тебя не будет детей?

— Не будет детей?..

Должно быть, от этого плакала мама. От этого с такой болью глядит на нее и Наиля.

Но сама Варя еще не понимала, отчего ей надо сокрушаться. Примерно с тем же успехом ее могли бы запугивать словами: «А вдруг теперь ты никогда не полетишь на Марс?»

Не будет детей… Пока что у нее нет Тимура. После ухода Найди Варя перечитала его последнюю записку и стиснула ее в руке, прикрыв глаза.

"Мое ненаглядное солнышко!

Мне мучительно грустно и тяжело без тебя.

Я счастлив, что дела у тебя пошли на поправку и мы снова будем вместе! Я считаю дни до твоего возвращения. Не забывай меня и помни, что я люблю тебя даже тогда, когда меня нет рядом. В душе я переживаю все твои беды вместе с тобой. Возвращайся ко мне скорее!

Тимур".

Странное это слово «любовь». И странным языком написана эта записка — таким не говорят в двадцать первом веке. И в двадцатом так уже не говорили. И в девятнадцатом. И в античности. И даже тогда, когда создавалась «Песнь Песней». И автор мог бы подписаться не словом «Тимур», а каким угодно именем. Слова без времени и без лица. Слова, которых нет, потому что никто никогда в жизни их не произносил и не произнесет, лишь бумага и стерпела…

И любовь обернулась тем, чего нет в жизни.

Ты любишь — и перестаешь существовать. Ты любишь — и лежишь в объятиях Вечности, покуда она не хлопнет дверью и не выставит тебя в сердцах за порог — доживать. «Ибо жизнь без любви есть подобие смерти…» — так, кажется, писал кто-то из апостолов. Сколько же ей осталось доживать? Лет пятьдесят — шестьдесят?

Защитить диплом и доживать? Написать диссертацию и доживать? Стать специалистом, выйти замуж, завести (вопреки диагнозам) детей, но все равно доживать, доживать без любви все положенные годы. И спросить себя однажды, ложась вечером в постель: зачем же я проснулась тогда, когда Вечность убаюкала меня колыбельной песней?! И стоит ли мне просыпаться следующим утром?

* * *

Однажды Варя заснула на лекции (было жарко, душно и скучно). Когда она проснулась, аудитория была пуста, а перед ней стоял Тимур.

— А я подумал, мне придется выносить тебя на руках, чтоб не разбудить.

— Считай, что я еще сплю.

Она закрыла глаза, и поцелуи, как мотыльки, садились и вспархивали на ее лбу и висках.