Ольга Резниченко - Глупые игры... в Любовь

• Название: Глупые игры... в Любовь
• Автор: Ольга Резниченко
• Жанр: Любовно-фантастические романы

---

Тогда, тогда как…

… Доминик давно перестал меня мучить. Жадно обнял, прижал к себе, как маленькую… пытаясь успокоить, и тихо, испуганно что-то шептал.

— … Извини.

Извини.

Я не хотел.

Извини…

Прости… я перегнул палку…

Но я не слушала, не слушала его…

Больное сознание давно уже начало играть в жестокую, жуткую шутку, заслоняя реальность ВОСПОМИНАНИЯМИ.

… отрешенно шептала одно единственное слово,

тихо; едва слышно…

…чтобы больше не бил.

… шизофренический бред, подобно молитве.

Жадно уцепилась руками за рубашку, уткнулась лицом в шею и тихо ревла, выла, изливая ту пекучую, желчную боль, что так давно меня глушила.

Вдруг сжался. Замер, не дыша, мой Доминик.

Невольно отстранился…

Глаза оттаивали, изгоняя мрак из зениц.

Пустой, бессмысленный взгляд.

Ужас. ДИКИЙ УЖАС застыл на его лице.

Не мог поверить в то, что было? случилось со мной? что нарыл в больной голове?

Глубокий вдох — и наконец-то взглянул в глаза.

(испуганно наблюдаю за немой картиной; часто, нервно моргаю, пытаясь прогнать пелену слез, давлю, душу рыдания, дабы не мутили еще больше сознание — чувствую неладное)

Вдруг…

как никогда еще…

Звериный оскал, вместо эмоций.

— ИМЯ!

Не сразу поняла.

(поледенело все внутри)

промолчала…

— ИМЯ!

(Маню? Нет. Не выдам. Если, если я ему скажу, отвечу, то…)

— ИМЯ УБЛЮДКА, — медленно, мерно, как скрежет метала.

— Нет, — испуганно закачала головой. — Нет.

Не скажу.

Вдруг приблизился. Уткнулся своим лбом в мой. Глаза в глаза.

Железное, смертельное, незыблемое.

От этих звуков застыло, заныло все внутри; оцепенело от ужаса внизу живота.

— Жозефина. ИМЯ и ГДЕ НАЙТИ.

— Нет.

Вдруг прикрыл веки. Тягучий, глубокий вдох.

Еще мгновение — и в глаза уже уставились очи демона.

Черные. Жестокие.

Мертвые…

Нервно дернулась, испуганно отстранилась.

— ИМЯ.

— Нет, — и снова машинально отвечаю, но мысли, мысли-то упорно кружатся вокруг правильных ответов, которых никогда нельзя называть ВСЛУХ.

… а это, увы, теперь уже и не надо.

Резко сорвался — и вылетел прочь.

* * *

Пытаясь совладать с собой, поднялась я (как только можно быстро), рванула (поплелась) за ним. Спешные (едва волочу ноги) шаги по ступенькам, в коридор —

… и след простыл.

Тупая минута осознания…

… и тихо завыла.

Скользя спиной по холодной каменной стене, неспешно спустилась вниз.

Забилась в угол.

Испуганно, сражаясь с накатами шизофренических чувств отчаяния, никчемности и обреченности, нервически качалась взад-вперед. Попытки успокоиться. Глупые, пустые старания.

Спустя минуты, а, может, и часы (не помню, не знаю) взгляд (бессмысленно блуждающий попеременно с уткнутым в одну точку) нарвался… на затерявшуюся под деревянными настилами пробку.

Бочонок вскрыт.

Бесстыже брошенные два бокала.

… глупое раздолье.

Это была самая длинная ночь…. в моей жизни.

Ночь, когда даже вино не помогло забыть, убить ужасное чувство, что сегодня из-за меня покалечат, или убьют человека.

Да, мне больно; ужасно, разорвано сердце. Не раз кляла, просила ему (для Маню) смерти.

Но теперь, теперь, когда это реально…СОВСЕМ РЕАЛЬНО! и так близко, я не вижу в этом счастья — только отвращение и гадкая боль.

Дикая, больная боль.

Глава Двадцать Вторая

* * *

— Ты об этом… ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ! — гневно, с храбростью в душе и на устах, сплюнул кровь Мануэль на пол.

Тихое рычание, жужжание люминесцентных лампочек.

Монотонная, равнодушная (где-то вдалеке) капель.

Жуткий полумрак повсюду.

И тихий, мерный, мертвый шепот Палача.

Короткий шаг навстречу.

Лживая, холодная, пустая улыбка, с привкусом едкого яда.

— Нет. "Еще" в твоей жизни… больше не будет, — (присел на корточки рядом со скрючившимся, замученным, связанным, как прыткое животное, молодым человеком; глаза в глаза). — Отсюда тебя уже… только вынесут. И не факт, что не по частям.

— да ПОШЕЛ ТЫ!

Ехидно захохотал в ответ.

— Нет, дорогой. Пойдешь ТЫ, а вот я — ОСТАНУСЬ. Всегда так было. И теперь будет.

Вдруг захлопал по куртке (карманам) парня, что-то ища.

Резкий рывок — достал ключи, деньги, пакетик белого порошка, пузырек с таблетками…

Встал, выровнялся…

Схватившись за краюшек целлофановой упаковки, вытянул руку перед собой. Немного покачал, потрусил незамысловатую находку, всматриваясь сквозь нее на свет.

— Балуешься?

Промолчал (лишь в очередной раз сплюнул накопившеюся во рту слюну с кровью)

— Зря. Между прочим, укорачивает жизнь. Хотя, — (развернулся на мгновение, короткий взгляд на Маню), — не в твоем случае. Тут ты укоротил ее себе… еще быстрее, да более радикальным способом.

— Ты, вообще, КТО ТАКОЙ? (попытка выказать гнев; угрозы)

Ехидно улыбнулся. Вышвырнул прочь найденные трофеи и снова присел рядом. (проигнорировал вопрос)

— Только не говори, что ты не куришь? — снова принялся выстукивать поверх куртки, в попытке отыскать нужное.

И вот! Браво!

Нырнул в карман — и достал оттуда пачку сигарет.

Еще попытка — и запестрела в руках зажигалка.

— Вот, так уже лучше, — улыбнулся сам себе.

Встал. Прошелся пару шагов в сторону.

Привычные (или уже давно позабытые) движения — и подкурил сигарету.

— Выбрасывать пока не буду. Думаю, времени у нас будет предостаточно, — казалось, пробормотал (или мило оповестил жертву?)… сам себе под нос и тут же спрятал найденное в карман.

И снова шаг к Маню; присел рядом.

— Так что? Чем занимался… в былой жизни?

— Что ты от меня, вообще, ХОЧЕШЬ?

— Я? — ядовито рассмеялся. — Ничего. Правда, могу передать привет от ЖОЗЕФИНЫ.

— А-а… — вдруг захохотал Маню, но едва воздух попал в легкие — как дикий, хриплый, лающий кашель перебил всю радость. И снова сплюнул… багровую жидкость на пол. — Маленькая шлюшка.

Нервно хмыкнул Доминик в ответ и затянулся дымом сигареты.

Уткнув локти в колени (и невольно перекрестив руки перед собой), выжидающе уставился в глаза.

Медленно (смакуя) выпустил из себя дым.

— Что она тебе понарассказывала?

(вот и попытка оправдаться; недолго, сладкая, заставляла себя ждать)

Но Палач молчит. Выжидает.

— Она сама меня хотела. Сама расставила ноги, а потом, вдруг, оказалось, что это я ее заставил, — (отхаркнулся кровью). — Спроси любого — подтвердят.

И вновь затянул Доминик дым сигареты вместо ответа.

Тягучее молчание.

— Да сука, она, эта Жозефина. Тягается со всеми, а потом…

— Знаешь, — вдруг перебил отчаянную тираду Бельетони, — я бы мог вырвать тебе язык. Прямо сейчас. Мгновенно, что даже сам момент не почувствуешь…, -

(затих, замер Маню, едва дыша), -

Но тогда ты очень быстро скончаешься от массивной потери крови. А это… в мои планы не входит. Мог бы, — (вдруг резкое движение, рука подалась вперед), — Выпалить тебе глаз… этим бычком, — (и тут же потушил сигарету об лоб — дикий, жалкий, отчаянный крик; парень отдернулся в сторону; невольно перекосился и завалился набок), — Но не буду. Опять-таки… твои обмороки и болевые шоки — меня не вдохновляют.

Вдруг встал и медленно, растяжисто прошелся вдоль комнатки (подвального помещения).

— ТЫ — ЧОКНУТЫЙ! — отчаянно завопил Мануэль, едва не захлебываясь собственными слезами.

Захохотал. Жестоко. Холодно.

Бесчеловечно.

— Обычно, мне давали определение "кровожадный демон", "бездушный псих", "адский живодер". Но чокнутый? — (немного помолчал), — А знаешь, мне нравиться. Эх, какие красивые слова пошли! Да уж, за последние двадцать лет… я много чего пропустил.

(молчал, молчал Маню, испуганно вслушиваясь в больные слова своего ката)

— Так что, — вдруг Бельетони подошел ближе. Милая, "добрая", ласкова улыбка. — На чем остановимся? Как хочешь УМЕРЕТЬ?

(молчание; тяжелое, частое сопение)

— А знаешь, как в старину… убивали… домашний скот?

(схватил за чуб и приподнял голову, дабы взглядом встретиться с жертвой)