Ольга Тартынская - Хотеть не вредно!

• Название: Хотеть не вредно!
• Автор: Ольга Тартынская
• Жанр: Современные любовные романы

Она — преподаватель московского университета, он — железнодорожник из далекого забайкальского поселка. Что может быть у них общего? Память, юность, первая любовь. Когда, казалось бы, все уже позади и в жизни нет места чувствам, судьба дает им шанс. Любовь преодолевает расстояние, побеждает трусость, малодушие и трезвый расчет. Выходит, хотеть не вредно!

---

— Понял.

Весна выгоняла нас из дома, кружила головы, и так не совсем здравые, толкала друг к другу. Уроков, проведенных вместе, нам казалось мало, мы готовы были не расставаться сутками.

Наверное, так было не со всеми моими одноклассниками. Скорее всего, память моя выборочная и фиксирует то, что приятнее помнить, и то, что связано лично со мной. Все события прошлого я вижу сквозь призму восприятия шестнадцатилетней девочки. А что может быть у девочки на уме в мае, когда на сопках цветет багульник, а пьянящий воздух рождает мечты, и когда девочка влюблена?

Первого мая выпал снег. Такой пушистый, крупный! В Забайкалье зимой бывает очень мало снега, но он не тает, как в Москве. Ни разу за зиму. По срезу наста можно, как по кольцам деревьев — их возраст, посчитать, сколько раз за эту зиму выпадал снег. А тут в мае падает с неба не сухой, скудный, колючий, а мохнатый и влажный, который липнет на деревья, заборы, ресницы. Все вокруг становится похожим на сказку. Но все по порядку.

С утра, кажется, ничто не предвещало природных катаклизмов. Мы сходили на демонстрацию, последнюю в нашей школьной жизни. Никто не проявил инициативы в организации праздника у кого-нибудь на дому, и мы разбрелись кто куда, не зная, чем заняться. Ко мне прибилась Любка Соколова, и мы тоскливо слонялись по микрорайону. Зашли в магазин с "оригинальным" названием "Забайкалье", купили с горя шоколадных конфет целый кулек. Гуляли, жевали конфеты и заклинали:

— Мальчики, милые, ну, придумайте что-нибудь. Мы вам все простим!

Вдруг слышим, кто-то вслед нам свистит. Ну, мы девушки воспитанные, на свист не реагируем и не оборачиваемся. Нас догоняют. Марат сразу залез рукой в пакет, а Борис заскромничал. Я сама предложила ему конфеты. Он молчал и улыбался. Любка набросилась на друзей, кокетливо используя капризные интонации:

— Ходим, ходим, никого нет. Может, вы хоть что-нибудь придумаете? Неужели не соберемся? Такой повод пропадает!

Боря кивнул:

— Сейчас все организуем. Мы вам дадим знать, когда и где.

Наши "баптисты" все удачно провернули. Мы сидели на лавочке у Любкиного дома, когда прибежал Колобоша и сообщил:

— Сбор в четыре часа у Ирки Савиной. Давайте деньги, у кого что есть.

Мы вывернули карманы и наскребли два рубля. Теперь можно было беззаботно отправляться домой и готовиться к празднику. Любка все восторгалась мальчишками, забыв, что она давно разочаровалась в Борисе.

— У меня есть новое платье — сама шила, так хочется показаться в нем Боре! Говорят, мне идет.

Нарочно, что ли, она меня дразнит? Мне нечем было похвастать, более того, мне вообще не в чем было идти на праздник, и настроение пало ниже некуда. Я притащилась домой вся в растрепанных мыслях и решила, что никуда не пойду. Пусть Люба хвастает своим платьем, пусть они все радуются, но без меня. Мне будет очень плохо, я буду реветь, но я не пойду на вечер! Окончательно разжалобившись по поводу своей скорбной судьбы, я поплакала и заснула.

Проснулась как-то неожиданно, после хорошего сна. Глянула в окно и ахнула. Снег! Он падал, падал плотной стеной, потом вдруг стало тихо-тихо. Я взглянула на часы: полшестого вечера. Плевать, что мне нечего одеть. Пойду к ребятам, там весело, а на улице светло от снега, как в замке Снежной королевы, но совсем не холодно. Одевшись в первое, что подвернулось, я отправилась к Ирке Савиной.

Компания была уже в хорошем градусе, все танцевали или бродили с блаженными улыбочками. Пока я раздевалась в прихожей, успела разглядеть, что Борис танцует с нетрезвой Любой (что она пьяна, я определила сразу по ее томному лежанию у него на плече). Ну, что ж!

Танец закончился. Борис возник в проеме дверей, ведущих в комнату. Он мешал мне пройти. Я сделала несколько безуспешных попыток, не глядя на него. Конечно, юноша навеселе, то-то расхрабрился!

— Может, пропустишь? — сказала я, наконец.

— Пойдем, потанцуем? — кусая губу, и совершенно серьезно предложил он.

Я опять сделала прежде, чем подумала: отодвинув Бориса и входя в комнату, громко сообщила:

— Предупреждаю: с пьяными не танцую!

Потом Любка скажет мне, что Борис побледнел. Но она могла придумать, романтическая натура. Я на него больше не смотрела. В этот момент ко мне подскочил Витька Черепанов с просьбой о танце, но Колобоша решительно оттеснил его:

— Я не выпил ни капли. Можешь проверить!

Борис завалился на диван, где сидели Марат с Гришкой, и больше не вставал с него. Он наблюдал за нашим танцем, поэтому Сашка дурачился, кривлялся, чем раздосадовал меня окончательно. Веселье медленно шло на спад. Девчонки помогали Ирке Савиной убирать посуду, наводили порядок в комнатах. Мальчишки пили, хохотали, устроив возню на диване, а Витька Черепанов фотографировал этот декаданс. Сашка подал идею пойти в кино на девятичасовой сеанс и погулять по снежку.

Поставив пластинку с песенкой "Как прекрасен этот мир", он объявил последнее танго и пригласил меня. Еще только одна пара вышла на середину комнаты: Любка с Шуриком Ильченко. Танцуя со мной, Сашка почему-то без конца переглядывался с Борисом и многозначительно улыбался.

— Может, ты с ним пойдешь танцевать? — сердито одернула я его.

Но Колобошу этим не проймешь. Он только посмеялся на мои слова и продолжал посылать Борьке свои телепатемы.

Братья Карамазовы не пошли с нами в кино, они исчезли по дороге. Когда я это обнаружила, мне стало опять скучно и как-то пусто. Доколе я буду зависеть от него?!

Сашка всеми силами пытался компенсировать нам отсутствие ребят. От меня он не отставал ни на шаг. Пока ехали в автобусе до клуба, снял с моего ворота дешевенькую брошь, имитирующую гроздь ягод то ли калины, то ли смородины, и не отдал.

Посмотрели какой-то итальянский фильм пятидесятых годов. Я сидела рядом с Таней Вологдиной, а Сашка за ней. Мы мешали Тане весь фильм своей болтовней и комментариями. На обратном пути Колобоша носился по снегу, как щенок, впервые выпущенный на прогулку. Он кидался снежками, а меня это занятие наводило на грустные ассоциации. Сашка до того расшалился, что швырнул несколько снежков в окно нашей квартиры. Когда мама выглянула, он дал деру. Потом, когда Сашка зайдет к нам домой, мама назовет его Соловьем-Разбойником.

Снег быстро растаял, и опять наступила бурная весна, которая кружила наши бедные многострадальные головы. Однажды я принесла в класс фотоаппарат, а Сашка его тут же реквизировал. В тот день мы сдавали нормы ГТО по стрельбе. Я специально тренировалась долго, чтобы не подвести Юрия Евгеньевича. Отогнала от себя всех, кто мог мешать. Мы с Таней Вологдиной завалились перед мишенями и без конца целились. На сей раз я прихватила с собой очки и не стала стесняться, водрузила их на нос. Сдала, к великому удивлению, на золотой значок. Норма была тридцать семь очков, а я выбила сорок два. Юрий удовлетворенно кивнул:

— Молодец, Аня!

Впрочем, Таня тоже сдала на золотой. Борис и Марат оказались в другой группе, они стреляли на час позже.

Сашка весь день бегал с моим фотоаппаратом, а вечером радостно сообщил, что использовал всю пленку. При этом вид у него был такой загадочный, что я спросила:

— А что снимал? Что-нибудь интересненькое?

Сашка ухмыльнулся:

— Ты будешь в восторге.

— Приходи ко мне завтра, вместе попечатаем, — предложила я ему.

Мы договорились на поздний вечер, благо, что следующий день был воскресенье.

Печатание фотографий на дому, это замечательное действо, равносильное таинству, как нам тогда казалось, теперь ушло из жизни обычной семьи. А сколько было радости у нас, мальчишек и девчонок, осваивающих премудрости фотодела. Мы сами выбирали фотобумагу, проявитель и закрепитель. Были любители, которые предпочитали, скажем, особую тонкую и глянцевую фотобумагу, а была еще матовая потолще и зернистая. Тогда почти в каждом семейном доме в темной кладовой устраивалась фотолаборатория. Фотобачок для проявки пленки, ванночи, пинцеты, глянцеватель, рамочка, фонарь с красным стеклом и тяжелый, черный фотоувеличитель, центр всего этого великолепия, составляли атрибутику домашней лаборатории. Мы с детства учились управляться с ними.

Сам процесс печатания фотографии всегда вызывал у меня волнение. В одиночку это делать было неинтересно, всегда хотелось поделиться удовольствием. Что может сравниться с моментом появления изображения на снимке, когда лист бумаги уже просвечен и опущен в проявитель! Сначала черные пятна, затем серые, все четче, яснее. Теперь главное — не передержать. Скорее прополоскать в воде и в закрепитель на какое-то время. Постепенно снимки бросаются на промывку в большую емкость. Кто-то приспосабливает ванну, если печатает в ванной. И не дай Бог, если вдруг кто, по неосторожности, во время процесса войдет и включит свет! Если снимки не зафиксировались, а бумага не убрана в специальные черные пакеты, все пропадет! Таинство происходит при красном свете, участники его похожи на заговорщиков, почему-то шепчутся, а не говорят вслух. Может, потому что уже очень поздно и в доме все спят?