Михаил Болтунов - АЛЬФА -смерть террору

• Название: АЛЬФА -смерть террору
• Автор: Михаил Болтунов
• Издательство: Яуза, Эксмо, 2003 г.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-03193-6

О российских командос написано немало. Благо есть о чем писать. От штурма дворца Амина до освобождения заложников в `Норд-Осте` - таков славный путь наших спецназовцев. Полковник Михаил Болтунов правдиво и занимательно рассказывает в своей новой книге о деятельности самого знаменитого и заслуженного подразделения специального назначения - легендарной `Альфе`. Книга написана эмоционально - автор не понаслышке знаком с `альфовцами`, их тяжелой службой и героическими делами. Возможно, именно поэтому она читается на одном дыхании.

---

Руководство мог волновать Китай, Пакистан, Иран. Что угодно, только не Афганистан. Эта азиатская страна десятилетиями не вызывала опасений.

Так привыкли думать политики, дипломаты, Генеральный штаб. Да и его, Алексея Дмитриевича, ведомство - тоже. В общем, никакой головной боли. Так было при шахе, при Дауде, и даже еще раньше, когда Эмманула-хан чуть не в друзьях с Лениным ходил.

А теперь вот Амин. Еще полгода назад он клялся в верности и любви Тараки. Как это он говорил? «Я могу потерять Афганистан, но никогда не соглашусь с потерей моего любимого учителя и вождя». А любимый вождь отвечал ученику: «Я и Хафизулла Амин близки, как ногти и пальцы».

И после этого люди Амина зверски задушили Тараки. Одно слово восток. После убийства Тараки КГБ перехватил американскую шифровку. Бесчастнов прочел слова телеграммы: «Советы не в восторге, но осознают, что сейчас им ничего не остается, как поддерживать амбициозного и жестокого Амина».

Интересные ребята в ЦРУ. Амин живьем сбрасывает в ямы с хлорной известью сторонников Тараки. Рассеивает, как пепел по ветру, тысячи людей. Просто так - загружает самолет и над Гиндукушем раскрывает рампу. Это у него называется - «десант».

А Советам, значит, ничего не остается, как целовать Амина в заднее место. И ждать. Чего, собственно? Пока новоявленный азиатский фюрер передушит полстраны, как задушил своего дорогого учителя, или отдастся за доллары американцам, и те появятся у наших южных рубежей?

«Н-да, - подумал генерал, - замечательная перспектива».

Ну и крутой завязался узелок. А развязывать, значит, его ребятам. Только вот развязывать ли, скорее всего - разрубать мечом.

Лес рубят - щепки летят. Кабы только щепки…

Знал ли он, начальник управления, на что посылал людей? Тогда казалось: знал. Теперь, по прошествии лет, ясно, что он только догадывался о тяжких трудах. Эту догадку и тревогу, связанную с ней, пытался передать майору Романову. Ему было поручено возглавить группу, вылетающую в Афганистан. Это они, его, Бесчастнова, ребята, станут первыми бойцами первыми инвалидами, первыми героями той девятилетней войны. Именно они откроют скорбный список погибших в Афганистане, и несчастные жены, падая на крышки гробов, не в силах будут понять, во имя чего отдали жизни их мужья.

Во имя Родины, скажут им. Так почему ж тогда Родина спешно зароет тела погибших, не разрешив даже на гранитной плите выбить слова о месте их гибели, почему назначит мизерную пенсию и забудет на десятилетия? Что с тобой, Родина, если не дорожишь ты своими сыновьями?

Их не забудут друзья. Они и утешат, помогут, поддержат.

Но все это будет потом.

- Понимаешь, - выдавил улыбку генерал, - командир сказал: сможешь выполнить задачу. Собирай людей. Поскольку дело государственной важности, едут добровольцы, малосемейные, хорошо, если и вовсе неженатые.

Бесчастнов умолк, долго и как-то грустно, по-отцовски глядел на майора.

- Лучшие из лучших, - продолжал он, - бойцы нужны. Там не только вы, но и в вас стрелять будут. Понял меня?

- Так точно, товарищ генерал, - ответил четко, как положено по уставу, майор.

Но ответ этот как-то не понравился Алексею Дмитриевичу. Сухостью, что ли своей, бесцветием. Ну да бог с ним, с ответом, время готовить людей - экипировку, оружие, боеприпасы. Достаточно одного слова генерала, и все закрутилось бы, завертелось, и через час-другой группа «А» была бы готова к бою… Но Бесчастнов сказал совсем другое:

- Часа через два-три отпустить ребят к семьям. Легенда такая: уезжают на учения. Кто в Ярославль, кто в Балашиху. Вопросы есть?

- Оружие, товарищ генерал? - начал майор. Генерал остановил его взмахом руки.

- Оружие и боеприпасы по максимуму.

Ивон и Романов собрали группу. Сказали, что велел генерал. Не забыли добавить главное: стрелять будут и в нас.

Сообщение восприняли спокойно. Будут стрелять - ну что ж, для этого они, в конце концов, и готовились столько лет.

Готовились, но разве для этого?

Разъехались по домам. Впереди их ждал неведомый Афганистан.

ВДОВЬЯ ДОРОГА

Капитан Геннадий Зудин любил домашние котлеты. С пылу, с жару, прямо с плиты. Умела его Нина стряпать, котлеты получались ароматными, поджаристыми, сладостно похрустывали на зубах.

Геннадий ел котлеты, глядел в румяное, раскрасневшееся от кухонного жара лицо жены. Повезло ему с Ниной. Встретил нежданно-негаданно. Женился без оглядки и не прогадал. Душевная, кроткая, добрая. С расспросами не лезет. Сказал: в командировку - и все ясно. Куда, зачем в их семье спрашивать не принято. Да и он сам-то много ли знает? Вроде бы в Афганистан, на охрану посольства. Не он первый, не он последний. Сейчас Шергин там, Картофельников, другие ребята.

Правда, раньше их без особых напутствий провожали, а сегодня сам Бесчастнов приехал. Хотя Алексей Дмитриевич и прежде их не забывал, но вот фраза его о том, что «будут и в вас стрелять», как-то больно царапнула сознание. Зудин вспомнил лицо генерала. Вроде не уловил в нем ничего тревожного. Тогда к чему эта фраза? Для острастки? Бесчастнов стращать не любит. Для порядка, чтоб служба медом не казалась? Так он ведь не генерал Пирожков. Тот закрутит напряженку - ни кашлянуть, ни ахнуть. А впрочем, так ли уж редко говорят им подобные слова. Группа антитеррора - не балетная труппа. И все-таки тревожно на душе.

Геннадий отодвинул тарелку, поблагодарил жену, взвесил на руке приготовленный женой увесистый сверток.

- Нина, мне толстеть нельзя. Со службы погонят.

- Ничего, - усмехнулась жена, - хорошего человека должно быть много.

Он заглянул в сверток. Просил лимоны не класть, положила. Он вытащил лимоны.

- Это девчонкам. Чайку попьете.

Жена хотела возразить, но он приложил к губам палец.

- Молчи, жена, молчи. Там, где я буду, этого добра навалом. Понятно?

Нина лишь пожала плечами, но спорить не стала. Навалом так навалом.

Пришло время прощаться. Прибежала младшая дочь, папина любимица, расцеловала. Старшая, уже совсем невеста, десятый класс заканчивает, подставила щеку: «Не грусти, па…» Жена проводила до угла дома.

Милые, родные люди, никто из них не знал, что видятся они в последний раз, в последний раз.

Нина вернулась, проводив мужа, занялась с младшей дочерью. Первоклассница мало ли забот. Написала буквы, почитала и только поздно вечером заглянула на кухню. Заглянула и ахнула: сверток с продуктами Геннадий забрал, а рядом, тоже сверток, со сменным бельем - забыл. Бросилась к телефону, позвонила в отдел, оказалось, они еще на месте, не уехали. Накинула пальто и выскочила на улицу.

… Промерзший троллейбус скрипел заиндевелыми дверьми, полз по тоскливо длинному проспекту. Она боялась не успеть, но, когда от метро позвонила, трубку поднял Геннадий. Объяснила. «Хорошо, жди там, я подойду», сказал он.

Геннадий не разрешал бывать у него на работе. Да, признаться, она и не знала, где квартирует их группа. Они встречались у посольства, недалеко от Октябрьской площади.

И теперь в свете фонаря она издалека узнала его фигуру, бросилась к нему, протянула сверток.

- Нина, - с укоризной сказал он, - ну зачем? Глянь, уже транспорт не ходит, как я тебя домой отправлю?

- Нашел о чем волноваться, доберусь.

Он не стал ни спорить, ни возражать. Обнял еще раз и ушел. Видимо, времени был в обрез. Так и осталась в ее памяти эта, уже окончательно последняя встреча, осталась навсегда. Еще подумала: расставание какое-то суетливое, на бегу, и он со свертком под мышкой, исчезающий в ночи, и она, одна в ледяном городе.

Нина вышла на проспект. Он был пуст и тих. Желтые равнодушные глаза светофоров отбрасывали леденящие блики на грязные сугробы по обочинам. Морозно скрипел снег под ногами.

Прогромыхал один грузовик. Затормозил. Шофер выбросил дверку.

- Эй, красавица! Садись, а то заледенеешь!

Когда она влезла в кабину, водитель весело усмехнулся:

- Небось с гулянки…

Нина смутилась: надо же, можно ли про нее такое подумать…

- Мужа в командировку провожала… - сказала она.

- Хе, командировка, невидаль. Нашла из-за чего печалиться…

«Может, и так», - подумала Нина и вспомнила вдруг, что выскочила из дома и забыла деньги. Пошарила по карманам, вытащила мелочь.

- Вы знаете, у меня и денег-то нет, чтобы заплатить. Вот, копеек пятьдесят. Извините.

- Ладно, - согласился водитель, - на пиво хватит.

Он затормозил. Нина протянула в сжатой ладошке мелочь и положила на приборный щиток. Монетки звенькнули и исчезли в какой-то щели. Шофер приподнялся из-за руля, надеясь увидеть свои законные пивные пятьдесят копеек. Но денег не было.

- Пропало мое пиво. Что ж ты такая несчастливая?

Да разве она несчастливая? У нее две дочки, любящий муж. Что еще надо для счастья?

Дверца кабины захлопнулась. Судьба словами ночного шофера нарекла ей другую дорогу. Горькую, вдовью…

«ГОВОРИТЬ ВСЕ, КРОМЕ ПРАВДЫ…»

Отлет задерживался. Дул сильный боковой ветер, и метеослужба не давала «добро».