Михаил Рапов - Зори над Русью

• Название: Зори над Русью
• Автор: Михаил Рапов
• Жанр: Исторические приключения

«Зори над Русью» — широкое историческое полотно, охватывающее период с 1359 по 1380 год, когда под гнетом татаро–монгольского ига русский народ начинает сплачиваться и собираться с силами и наносит сокрушительный удар Золотой Орде в битве на поле Куликовом. Хотя в романе речь идет о далеких от наших дней временах, но глубокая патриотичность повествования не может не взволновать современного читателя.

Книга снабжена примечаниями, в которых даются пояснения исторических событий, разъясняются древние слова.

---

— Во! Во! Ты сущую правду вымолвил. Однако, мужики, смотрите — коня княжого ведут, а сам князь Митрий пеший.

Сытый, застоявшийся конь вскидывал головой, пытался отбросить отроков, те с трудом его удерживали.

Дмитрий Иванович шел рядом с женой. В народе опять заговорили.

— Глянь, княгиня еле бредет, белый свет ей не мил.

— Бабы всегда так. Ишь нареванная. Очи опухли.

— Бабы всегда… — зазвенел женский голос, — о вас, дураках, печемся, о вас горюем, а вам, мужикам, хошь бы што!

— Оно, конечно, кума, печетесь. У меня жена как возьмет кочергу, так лучше бы она и не пеклась.

Перекликая хохот, кума кричала:

— И за дело! За дело! Зальешь зенки–то, ну чем же тя и потчевать, окромя кочерги.

— Будет вам ржать! Нашли время.

— А Авдотью Митревну жаль. Вернется князь из Орды аль нет, кто знает, а она, вишь, в тягости.

— Ну, бог милостив.

— А Мамай свиреп.

Следом за Дмитрием четверка вороных коней везла колымагу митрополита. Народ чутко подметил, что на душе у владыки смутно.

— Гляди, робяты, как владыка на князя Дмитрия посматривает.

— Тоже тревожится.

— Дмитрий Иванович ему заместо сына. Мальчонкой сиротой остался, он его выпестовал.

— Митрополит Орду знает, вот и сумный.

— Бывал.

— Он, болтают, ныне только до Оки князя проводит.

— Что так?

— Нельзя ему. Посла из Ерусалима ждут, митрополита. Милостыни ради едет он на Русь, ибо оскудела Святая земля от безбожных сарацин. На Царьград сарацины лезут, а нас Орда давит.

— А в Орде владыка был бы нужен.

— Обойдутся. Митрий Иванович и сам не маленький.

За митрополичьей колымагой повалили бояре, причт, монахи. Потом двинулись возы, и будто ветром унесло шум. Народ молча провожал глазами воз за возом. Кто–то горестно прошептал:

— Дары.

— Да, дары! Увозит князь казну. Денежки кровные. У меня последнее взяли.

Сразу сердито откликнулось много голосов:

— Не береди!

— У тебя одного, што ль?

— С меня самого только порты не содрали.

— Со всех так!

— Ну не со всех, вон князь в золоченом доспехе.

— Так нешто я про князя. А людей ободрали.

— И провальная же яма эта Орда. А возы–то, возы, неужто все с серебром?

— Ну и дурень! Где столь серебра взять. Тут одной мягкой рухляди сколько: соболей, куниц, горностаев, а ордынцам поплоше — белка.

— А шеломы злачены, а чарки узорны, а царицам кольца да сережки, да много еще чего. Вон Парамоша стоит, его спросите.

Старый златокузнец Парамоша взглянул на говорившего:

— Сколько добра мы перевели, сколько потрудились. Подумаешь — аж оторопь берет. А нешто одна моя мастерская в Москве.

Из–за плеча Парамоши выдвинулся парень.

— А я бы, братцы, не серебром царю глотку заткнул, а булатом. Пошто терпим? Выйти бы всем миром.

Парамоша сердито отмахнулся.

— Помолчи! Как ты всем миром выйдешь?

— Всей Русью, значит.

— Вот тут и споткнешься. Мы, скажем, выйдем, а Михайло Тверской нам в спину нож аль еще кто.

— Супостатов не искать стать!

— В том и беда! Чтоб Орду одолеть, спервоначала надо своих князей обуздать. Вон Митрий Иваныч на князей посягает, то благо.

— Потому и поборы его терпим.

— А тяжко, — всхлипнула женщина, — пить–есть надо. Ребятишки ревмя ревут, а денежки наши в Орду уплывают.

— Не только в Орду. Купцы и бояре не прозевали, нажились на нашей беде. С меня запись взяли.

— С меня тож.

— Дождутся красного петуха.

— Дождутся ли? Сумнительно! Тоже и Митрий Иванович шалить не позволит, а на княжьи мечи не полезешь.

— Скудно и тяжко черному люду, а вон попам раздолье, с них царь дани брать запретил…

Внизу у моста Дмитрий остановился.

— Попрощаемся, Дуня.

Княгиня, прильнув к нему, шепнула:

— Смотри, помни…

Он сразу понял недомолвку.

— Не горюй, все ладно будет. — И, наклонившись к уху жены, шепнул: — Ты уж как–нибудь расстарайся, чтоб сын был.

Она вспыхнула, опустила голову. Дмитрий поцеловал ее в завиток волос, выбившийся на виске из–под плата…

«Удержать его! Не пустить! Нельзя. Уже далеко он, на мосту, взглянуть бы в последний раз!»

Но не глядят глаза, слезами их залило, только стук подков слышен…

У каждого свое. Недалеко от моста стояла Настя, тоже глядела на уходящих, искала взглядом Семена, и тоже слезы текли у нее по щекам. Ваня чувствовал, как рука матери все крепче сжимает его руку. Ему плакать нельзя — воин, то есть будет воином; он и не плакал, ну, а если пришлось носом шмыгать, так его ли в том вина?

«Вон Аленка улыбается дяденьке Фоме, машет ему платком. Дядя Фома веселый, кивает, и Аленка веселая… Но почему же она тем же платом, которым сейчас только что махала, вдруг глаза утирает?»

У каждого свое. У каждого свое горе.

17. НА ЖИВЦА

Травы еще не успели отцвести. Вечерами нагретая за день степь обдавала путников медовым духом. Кажется, что может быть лучше степи в пору раннего лета, но москвичам было не до красот. Для них степь лежала враждебным, диким полем, откуда надо ждать только беды. Вот и сейчас князь Дмитрий, остановив коня, смотрел на желтое облачко пыли, клубившееся вдалеке.

— Вокруг нас кружат, — сказал Семен Мелик, подъезжая.

Князь не откликнулся, смотрел.

— Только того и жди, что нападут, — продолжал Семен.

— Вели воинам быть наготове, — сквозь зубы промолвил князь.

— Давно все готовы, княже, кольчуги и шеломы надеты, колчаны открыты. Пусть сунутся, мы их…

— А зря!

И князь и Мелик обернулись. Сзади стоял Фома, улыбался беспечно.

— Что зря, Фома?

— Зря ждете, когда поганые сунутся.

— А по–твоему как же? — нахмурился князь.

— А по–моему, княже, щуку надобно на живца ловить. — Фома ухмыльнулся, мигнул: — Вишь, впереди овражек с леском, здесь живца и оставить на приманку.

— Ой, Фома!

— Да уж будь, княже, спокоен.

Фома и Семен отъехали в сторону, пошептались, потом Семен поскакал вперед, а Фома к хвосту обоза. По знаку князя обоз двинулся дальше. Вот и овраг, и шелест листвы над головой. Лес не лес, так, перелесок, а хорошо. Нет, ни на какие степи не променяют северяне даже плохонький лесок. Почти весь обоз уже скрылся в лесу, когда перед самым оврагом у последнего воза свалилось колесо. Обоз продолжал неторопливо двигаться вперед, и вскоре в пустой степи около одинокого воза остались три человека: возчик да два воина. И тотчас из глубины степи стало приближаться пыльное облачко.

Поздно, ах как поздно заметили люди у воза мчавшихся на них татар. Они заметались, но вскоре поняли: «Не уйти!» Покорно стали на колени.

Ордынцы налетели с веселым гиком. Мигом перевязали людей, бросились к возу, но развязать поклажу не поспели.

С треском ломая сучья, из леса вылетела на них сотня Мелика. Ордынцы забыли и о пленниках, и о добыче, кинулись врассыпную, следом скакали москвичи.

— Попались на живца, сволочи! — орал на всю глотку Фома, подгоняя своего коня.

Семен недолго преследовал ордынцев. Вечерело, а на ночь глядя скакать в глубь степей опасно. Запела труба. Воины, пустив для острастки по стреле, повернули обратно. Фома не повернул.

— С цепи сорвался чертов сын… — ругался Семен. — Карп, слышишь, Карп, возьми пяток людей, скачи следом.

— Может, еще раз потрубить? — спросил Никишка.

— Пустое! Сейчас архангел трубным гласом на Страшный суд позови Фому — он не остановится, еще, гляди, облает архангела, а уж нас, грешных, и подавно. Гляди, настигает Фома татарина!

На самом деле, Фома догонял и уже мог достать ордынца копьем. Видя это, он отшвырнул копье.

«Штоб не смущало!»

Конь еще немного наддал, и Фома поравнялся с татарином. Тот повернулся. Фома успел разглядеть хищный оскал врага, а боевого топорика, занесенного над головой, Фома не видел, не поберегся, но, раньше чем татарин успел опустить топорик, сам хватил его кулаком по уху. Нелепо взмахнув руками, ордынец повалился с седла.

На всем скаку Фома спрыгнул с коня, выхватил меч, бросился к врагу. Тот лежал без движения.

«Убил? Нет, дышит!»

Фома легонько потолкал его носком сапога.

— Эй, как тебя, очнись!

Услышав родную речь, татарин вздрогнул, открыл глаза.

— Отвечай, — Фома приставил острие меча к горлу пленника, — как звать? Кто твой мурза? Кто тя разбойничать послал?

Кося взглядом на меч, пленник ответил:

— Псу волка не понять. Над тобой князь, а надо мной нет хозяина. Вам на Руси отколь знать, а в Орде о разбойнике Али знают!

Фома опустил меч.

— Чаю, с веселой жизни ты в разбойники пошел!