Георгий Гачев - Как я преподавал в Америке

• Название: Как я преподавал в Америке
• Автор: Георгий Гачев
• Издательство: Алгоритм, Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-28541-9

В осенне-зимний семестр 1991 года (сентябрь — декабрь) я преподавал в Весленском университете в США. Я вел два курса: «Национальные образы мира» на английском языке и «Русский образ мира» для славистов по-русски. Это был мой первый приезд в Америку, и я удивлялся многому. Как мне привычно, я вел дневник своей жизни там и мыслей об Америке в сравнении с Россией и нашей ситуацией. Когда я раскрыл эти записи три года спустя, я понял, что они могут представлять общий интерес.

Г. Гачев

---

Так что если американское развитие — искусственно-ургий- но, то есть не по органике-воле матушки-природы здешней, то русское развитие тоже искусственно-усильно; но не через Труд, а через Власть. Не через Злато, а через Булат. И это — наш стиль, и ничего тут не поделаешь. Только меру, конечно, надо тут находить. Но с принципом МЕРЫ у нас слабо всегда: заходим в раскачке в крайности…

То есть очередная эпоха СМУТЫ пришла. И как раз после жестокого Грозного мягкий Годунов-Горбачев — и развал. И та же ситуация нечистой совести — только теперь у Партии, у Власти. И потому ослабла в нажиме и руководстве.

Но в этот период нам — не созерцать, а жить, выживать, как последней инфузории, придется, глодая лебеду. Так что запросишь Власти — чтобы не бродили орды воров и грабителей тебя, и убийц запросто, на понравившиеся ботинки позарясь.

Так что и на «подпольных человеков» Достоевского с их пер- сональностями и гонорами: не хочу быть вошь и инфузория! — у нас ныне контраргумент de profundis (= «из глубины» — жизни. — 30.7.94). С голоду ведь вы не дохли! Да, придется выбрать Великого инквизитора, ибо хоть хлеб при нем будет… Лучше все ж быть — хотя бы инфузорией и вошью (Бог и в этом состоянии даст тебе ощутить Божий мир и его благо), нежели с высокими своими гонорами и запросами: считаться с моей личностью и левой ногой и ее капризами, — не быть вовсе.

Разумная теократия (о чем и Соловьев, и Федоров) — вот что подходит как режим для России.

Да, для России. Не для Грузии и Казахстана — пусть отваливаются. Там другие принципы и типы человека и его психики.

Гулял вчера после русского своего класса и смотрения удручающей программы «Время» (тут в 3 часа дня) нашей — с Алексеем. И он, юрист, опасается, что не провезти мне денег-долларов в Союз. Или на таможне налог возьмут огромный, а таможенник даст знать таксисту, тот завезет — и ограбят, и убьют. А и дома держать — приманка: слух разнесется, что человек из Америки приехал и у него могут быть доллары, — ворвутся, ограбят, убьют — запросто. И детей…

Вот и зарабатывай — на чужбине. Думаешь сделать хорошо своим: на обмен квартиры заработать, Ларисе на мастерскую, — а выйдет хуже: приманка на убой и смерть — всем.

Он, Алексей, из Иркутска в Москве проездом, свои впечатления рассказывал: крысы бегают! Что этот демократ Попов сделал хорошего?

Да, в России — не до жиру демократии, а быть бы живу!

Худо ли, хорошо ли — тот порядок, при «застое» — работал…

Вон и Форд — про американскую власть и денежную систему: все ж работают и как-то справляются. Так что — не ломать, а усовершенствовать, точнее — исправлять постепенно. Так и хотела партия, начав перестройку: поисправиться; но не удержала руль — и вот все летит.

А тут публицисты — с логикою: или-или? Рынок или наше?

«Нельзя быть немножко беременной». Давай вали на всю катушку — и сразу!

Базаровщина, нигилизм.

Но ведь и подпольный человек Достоевского — тоже нигилизм, антикультурность, чистый бунт — уже из самолюбия и «я».

«Я» иметь хочешь, а кусок хлеба?.. И нечего Достоевскому потешаться в «Великом инквизиторе» над человеками, избравшими хлебы. Ибо до предельного голода при Христе не доходило, а «хлебом» символизировался избыток и материальный уклон души.

Американские студенты

12. Х.91. Да, куда тебе разъезжать?! В эти четыре дня между лекциями: только успей очухаться — в первые два дня. А потом подготовиться. Так хоть — не прогоришь. А представь: после полудня занятий еще скакать на аэродром, куда-то лететь, нервничать, не понимая: туда ли едешь, в то ли окошко, проход и самолет?.. Нет, это не по нервам моей уж изношенности.

Атак — ничего… Сегодня уже вроде бы пришел в себя. Вчера с утра пописал, потом сходил в банк — взял 100 долларов, собираясь вечером в магазин «Гуд уилл» («Добрая воля»). Потом на ксерокс ходил — забрал книги и отнес в библиотеку. Набрал там четыре тома «Войны и мира» — юбилейное издание. Надо подобрать минимум на чтение своим — вот с приятностью займу время этих дней. И Монтескье «Дух законов»: им главу надо на ксерокс выбрать — о влиянии природы и климата на законы и устройство.

Пришел в 2 домой, обедал: две сосиски сварил, а то все — по одной. Нечего себя мучить. Правда, несчетное количество яблок ем. Потом подремал. В 4 зашел в наш «департамент» — выпил дарового (для членов факультета) кофе — и пошел в магазин. Там рылся медленно: синие вельветовые брюки подбирал девочкам и свитер. Вроде выбрал, но боюсь сейчас: не тесноваты ли? Но — по пятерке. И кеды — кроссовки себе и пару носков — все на 19 долларов.

Но хватит дешевое покупать. Надо им что-то уж и дорогое.

Потом в 7 ужинал, а затем — в кино (тоже даровое) на «Шута»: американский простодушный юмор — от неловких телодвижений, от примитивного клоунства смех.

Рассказывал мне позавчера Алексей из Иркутска про студентов-американцев, с кем вместе живет, как проводят день. Встают в 8.30. Классы — в 9, но немного их: обычно два в день. Потом много спортом занимаются — часа три. После ужина, в 6–7, принимаются за чтение — под музыку. Но тут же телефоны, долго говорят. Потом друг с другом общаются, смешат, могут брызгалкой поливать, шутить — развлекаются так. Главное: ищут и делают «фан» — что-нибудь смешное. Готовы откликнуться на все: простодушны, инфантильны. Потом — в кино. После полуночи начинают слоняться просто: ни спать, ни делать что. Засыпают в 3 ночи.

Самое влиятельное у них — феминизм! Девушки — как мужчины, да еще мужественнее хотят быть. Знакомятся сами. Ухаживаний не принимают. Вообще все весьма пуритански, хотя могут и изнасиловать мужчину. Нас стараются презирать. Ничего романтического, ироничны и к любви. А — товарищество, дружба. (Наверное, как и на советчине в 20-е годы, думаю.) Но занимаются мало, и непонятно, какое добудут образование.

— Так их японцы обгонят, что старательно штудируют, — говорю. (В английской группе у меня студентка была: Ямаширо. Она написала курсовую работу на тему «Уитмен и Ницше. Два национальные варианта Сверхчеловека» — сама тему предложила и ярко сделала! — 30.7.94.)

— Тут, в Весленском университете, — оплот либерализма. И студенты что хотят, то и выбирают: классы, курсы. Но и могут выйти отсюда совсем без фундаментального образования. Например: запишется на курс классической музыки, сидит и слушает симфонии — без анализа и музыковедения. Другой курс — какую-нибудь генетику он же возьмет. Конечно: причудливые сочетания — и это интересно. Но ведь дети поступают — и что могут выбирать?..

— Выходит, наше государственное программное обучение все же некий фундамент общей культуры лучше дает. А затем — разнообразь сам. Тоже разница: тут сызмала, сразу, человек себя отличным формирует. А у нас лишь потом: как вариация Единого «мы».

Хотя разве здесь не унифицируют друг друга — общением компаний? То же феминистское движение…

Вчера, проходя по дорожкам «кампуса», вижу расклеенное везде: «Если хочешь лизать мою «пусси» (п…), надень гондон». «Если хочешь сосать мой «кок» (х…), намажься помадой». И прочие веселые. Объявления везде сами клеят, спроса не нужно.

Еще раньше, после предыдущего русского занятия, гулял с Машей Раскольниковой (у нее отец — тоже профессор литературы — в Индиане, кажется; но тут стиль — отдельно от родителей учиться и жить). — Тут, в Весленском университете, — она говорила, — все элита, так себя считают. Это очень привилегированный университет, высокого класса и дорогой. И все — личности, высокого мнения о себе.

Две Маши после моего русского класса со мной два часа беседовали (поодиночке). Одна — Маша белая (Штейнберг), что лишь три года назад из России, в возрасте 15 лет выехала, никак не может одолеть тоски и критична к американцам. Эта, Маша черная, положительное во всем находит. Та говорит: какие разные — американцы и русские; эта ищет равное, единое: чтоб все понимали друг друга.

— Потому я настороженно к Вашим лекциям отношусь, где Вы так резко различаете народы и психики.

— Да, конечно, я утрирую — для выпуклости. Да мне и самому это надоело — разное усматривать. Но все же — и то, и то правда. И не только две, но и больше частичных истин о всяком можно высказать.

— Так что не противоположности, а плюрализм? — она.

— И более того. Знаете, в «Бхагавадгите», индийской философской поэме, есть «явление тысячеликой формы Брахмо»: зараз предстает тысяча вариантов Бытия; это невыносимо смертному зреть и понять…

И все же возможно и разное, и единое. Вот гобой и скрипка, и орган — все разные по тембру, а все — музыка, согласное друг во друге слышат и производят.

Говорила, как мои классы им интересны:

— Вы нестандартны — это нравится американцам. А мой отец — более «профессор»: лекции читает, академичен.

Сетовала, что не знает своего будущего: не светит оно тут гуманитариям. Не чтут их (в отличие от нас — и доныне…).