Анатолий Дроздов - Листок на воде

• Название: Листок на воде
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Альтернативная история

Ветеран Чечни, выдернут из мирной жизни на суд в горы, где под взглядами телекамер и улыбки толстых шейхов его должны казнить "за преступления против мирных жителей". Несколько лет назад он расстрелял джип с черными вдовами.

Вместо казни получается кавардак. Умирающий ГГ прихватывает с собой заказчиков, исполнителей и немного зрителей. Как проклятие, его душу пускают в путешествие по телам умирающих солдат. Римский легионер, рейтар, красноармеец. В каждом теле он пребывает недолго, но память от каждой новой ступени жизни давит на психику.

---

Она замирает. Беру ее за плечи, отодвигаю – готова. Встаю, подхватываю на руки. Она уже не пушинка, как в "Метрополе", мы ее хорошо питали в последнее время, однако все равно не тяжелая. Несу ее в спальню, кладу на койку. Быстро раздеваю, сую под одеяло. Она тихонько вздыхает. Глажу по головке: спи!

Возвращаюсь за стол, наливаю себе. Достаю из печи горшок со щами, вываливаю в миску, ем. Пообедав, закуриваю, пуская дым в потолок. Гимнастерка на груди еще мокрая от Ольгиных слез. Ребенок… У меня никогда не было детей и никогда не будет. Женщины от меня не беременеют – проверено неоднократно. Кто-то следит, чтоб скиталец по телам не обзавелся потомством. Если б в своем времени я успел жениться, у меня могла быть вот такая дочь. Пусть легкомысленная и вздорная, но моя! Детей в отличие от жен не выбирают, они такие, какие есть.

За окном колышется ночь, я не заметил, как кончился день. Я не зажигаю лампу – сегодня яркая луна. Умываюсь, раздеваюсь и лезу в койку. Тяжелый был день, но завтра – еще тяжелее…

Ночью просыпаюсь от всхлипываний. Раздаются шлепки босых ног, фигура в белом появляется из-за ширмы и плюхается мне в койку. Беру ее под одеяло, обнимаю, глажу по головке. Она что-то бормочет и затихает. Когда дыхание ее становится ровным, встаю и отношу Ольгу за ширму. У меня узкая койка, я привык спать в ней один…

* * *

Похороны. Служба в местечковой церкви, сельский погост с тремя разрытыми могилами. "Ваню-Васю" отпевают в закрытых гробах, Зенько – в открытом. На кладбище не протолкнуться. Здесь не только свободные от службы офицеры и солдаты. Пришли почти все не выселенные жители местечка. Венки, много цветов. Их сейчас полно в палисадниках.

Полеты приостановлены – нет бензина. Это плохо – война помогает забыться. Настроение в отряде – хуже некуда. Никогда за всю историю части у нас не было таких потерь. В офицерскую столовую никто не ходит, все сидят по домам – сплошная мизантропия. Сергей столуется у нас. Выпиваем по чарке водки (Ольга более не возражает), едим, курим и расходимся. Ольга не плачет, но как-то странно смотрит на нас. Наверное, думает: "А вдруг и этих?"

Сижу дома, терзаю гитару. Я не умею сочинять песни, но могу переделать чужие. Ребята в роте постоянно просили: "Славка, переделай!", им нравилось. Я вышиваю крестиком по чужой канве, правда не всегда получается. От Сергея я таюсь, от Ольги не спрячешься. Она слушает, сложив руки на коленях, иногда просит повторить. Сама не поет.

Егоров присылает посыльного, иду. Егоров осунулся, похудел. Покойный Зенько был его близким другим.

– У меня к вам просьба, Павел Ксаверьевич, – говорит штабс-капитан. – Не могли бы мы собраться у вас, как бывало? Поговорить, послушать пение?

Просьба странная только на первый взгляд. По сегодняшней ситуации – самое то. Договариваемся на вечер. Запрягаю Нетребку и Марию в работу, Ольга вызывается в помощницы сама. У нее теперь мало пациентов: солдаты после происшедшего не беспокоят "фершалку". Я иду созывать.

В шесть вечера у меня – аншлаг. Егоров, Турлак, Рапота, мы с Ольгой. Лишние стулья спрятаны, но отсутствие погибших заметно. Выпиваем, закусываем, но разговор не клеится.

– Спойте нам, пожалуйста, Ольга Матвеевна! – просит Егоров.

Я предупредил Ольгу, но внезапно она говорит:

– Пусть лучше Павел! Он замечательно поет!

Гости смотрят на меня с изумлением. Все равно, если б Ольга сказала: "Кот Васька исполнит арию Индийского гостя"!

– Не подозревал за вами таких талантов, Павел Ксаверьевич! – язвит Турлак. Он давно ко мне не равнодушен.

Егоров смущен. С одной стороны нельзя обидеть хозяина, с другой – шли не за этим. Пока он терзается, Ольга приносит гитару.

– Про военлетов! – шепчет мне. Она становится за спиной и кладет руки мне на погоны. Семейный дуэт. Посмотрим.

Господа военлеты, вам, чье сердце в полете
Я аккордами веры эту песню пою.
Тем, кто дом свой оставил, живота не жалея,
Свою грудь подставляет за Отчизну свою.

Тем, кто выжил в шрапнели, в кого пули летели,
Кто карьеры не делал на паркетах дворцов.
Я пою военлетам, живота не жалевшим,
Щедро кровь проливавшим по заветам отцов.

Здесь нельзя петь "от солдатских кровей", здесь крови не жалеют – ни своей, ни солдатской. Ее действительно льют щедро. Здесь нет матерей, которые создают комитеты, дабы уберечь единственное, взращенное без мужа чадо, от грубых сапог и неучтивых сержантов. Здесь бабы рожают по десять и более детей, им некогда над ними трястись.

Военлеты, военлеты, сердце просится в полеты.
За Россию, за Отчизну до конца.
Военлеты, россияне, пусть Победа воссияет,
Заставляя в унисон звучать сердца.

Мне никогда не нравилось в оригинале "свобода воссияет". Для кого свобода? Для тех, кто грабил и продолжает грабить Россию? Пусть мы не увидим победы, но стремиться к ней надо.

Господа военлеты, вы сгорели в полете.
На разрытых могилах ваши души хрипят.
Что ж мы, братцы, наделали, не смогли уберечь их.
И теперь они вечно в глаза нам глядят.

Вновь уходят солдаты, растворяясь в закатах,
Позвала их Россия, как бывало не раз.
И опять вы уходите, вы стремитесь на небо.
И откуда-то сверху прощаете нас.

Ольга вступает за спиной – тоненько и пронзительно:

Так куда ж вы уходите, может, прямо на небо?
И откуда-то сверху прощаете нас.

Финальный куплет поем дуэтом:

Военлеты, военлеты, сердце просится в полеты.
За Россию, за Отчизну до конца.
Военлеты, россияне, пусть Победа воссияет,
Заставляя в унисон звучать сердца…

У Егорова глаза мокрые, Сергей отвернулся, Турлак смотрит в стол. Не я тому причиной. Как удалось "эскадронщику" написать такую пронзительную песню, мне до сих пор непонятно.

– Что-нибудь повеселей нельзя! – спрашивает Турлак. Он говорит грубо, но я не в обиде: поручика тоже пробрало. Есть у нас и веселее.

– Про одно крыло споешь последней! – шепчет мне Ольга и убегает. Эта лисичка что-то задумала.

Дождливым вечером, вечером, вечером,
Нам, военлетам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сем
И нашу песенку любимую споем:

Пора в путь-дорогу,
Дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю идем,
Над милым порогом
Качну серебряным тебе крылом…

Пускай судьба забросит нас далеко, – пускай!
Ты к сердцу только никого не допускай!
Следить буду строго,
Мне сверху видно все, – ты так и знай!
(Стихи Соломона Фогельсона)

Улыбаются. Эту песню мне не пришлось переделывать, она и без того хороша. Только пара слов… А Турлак не унимается:

– Хорошо вам, Павел Ксаверьевич, есть, кому крыльями качать. У вас кузина. А нам кому прикажете?

Счас спою!

Мы друзья перелетные птицы.
Только быт наш одним нехорош:
На земле не успели жениться,
А на небе жены не найдешь.

Потому как мы воздушные солдаты!
Небо наш, небо наш родимый дом.
Первым делом, первым делом аппараты.

– Ну, а барышни? – доносится из-за перегородки.

– А барышни – потом!

Первым делом, первым делом аппараты.
Ну, а барышни?
А барышни – потом.

Все смеются. А я добавляю:

Нежный образ в мечтах приголубишь,
Хочешь сердце навеки отдать,
Нынче встретишь, увидишь, полюбишь,
А назавтра – приказ улетать.

Потому как мы воздушные солдаты!
Небо наш, небо наш родимый дом.
Первым делом, первым делом аппараты.
Ну, а барышни?
А барышни – потом.
Первым делом, первым делом аппараты.
Ну, а барышни?
А барышни – потом.

Ну, и финальный аккорд:

Чтоб с тоскою в пути не встречаться,
Вспоминая про ласковый взгляд.
Мы решили друзья не влюбляться
Даже в самых прелестных наяд.

"Девчат" нельзя, это слово простонародное. А про наяд господа офицеры знают – на Пушкине с Лермонтовым росли.

Потому как мы воздушные солдаты!
Небо наш, небо наш родимый дом.
Первым делом, первым делом аппараты.
Ну, а барышни?
А барышни – потом.
Первым делом, первым делом аппараты.
Ну, а барышни?
А барышни – потом.
(Стихи Алексея Фатьянова)

Из-за перегородки выглядывает Ольга, загадочно подмигивает мне. Понятно.