Фредерик Стендаль - Ламьель

• Название: Ламьель
• Автор: Фредерик Стендаль
• Издательство: Правда
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1978

Последняя героиня Стендаля, Ламьель, кажется прямой противоположностью первой его героине, Арманс. Если Арманс полна высокого нравственного чувства и рассматривает мир сквозь призму своих обязанностей, то Ламьель лишена всяких представлений о нравственности и все на свете расценивает только как пищу для своего любопытства. Она ничуть не робка и духовную смелость ставит превыше всего. В мещанской Июльской монархии, в эпоху благоразумия и расчетливости, она не может найти никого, кто был бы достоин ее уважения. Герцог де Миоссан с великолепными манерами и полным отсутствием характера, грубые коммивояжеры, тщеславные денди, бестолково прожигающие жизнь в скучном Париже, уродливый и смешной горбун — все эти люди, проходящие мимо нее и бесполезно вторгающиеся в ее жизнь, кажутся Ламьель все тем же убожеством во многих лицах, а жизнь — повторением одних и тех же случайных жестов и нелепых пустяков. Где в современном мире найти настоящего человека? Она находит его в беглом каторжнике и убийце, который покоряет ее сердце энергией, деловитостью и искренностью. Спасая его, Ламьель поджигает здание суда и погибает в огне.

Больше чем в каком-либо другом своем романе Стендаль в «Ламьель» враждебен мещанской морали. Жажда энергии, словно навеки исчезнувшей с лица земли, заставила его создать образ героини, противопоставленной обществу еще более категорично, чем Жюльен Сорель.

Роман не завершен.

---

— Неужели у нас хватило на это макьявеллизма? (Здесь последовало пространное объяснение слова «макьявеллизм», которое было непонятно Ламьель. Она особенно охотно возлагала на молодого герцога обязанности ходячего толкового словаря; он был ясен, логичен и великолепно справлялся со своей задачей. Ламьель при этом выражала свое восхищение так же недвусмысленно, как и все прочие свои чувства.)

Мало-помалу Фэдор начинал понимать свое счастье; он даже очень настаивал, чтобы Ламьель внушила себе на мгновение мысль, что она уже в Руане; но это ему не удалось, и он добился лишь того, что его прогнали за полчаса до захода солнца. Потом она вернула его; в лесу было столько воды, что ей пришло в голову сесть на круп его лошади, чтобы добраться до большой дороги. Разум Фэдора помутился, когда он почувствовал ее так близко. Он был опьянен любовью и дрожал так, что еле мог держать уздечку.

— Ну что ж, обернись, — сказала ему Ламьель, — и целуй меня сколько хочешь.

В любовном хмелю у Фэдора на мгновение проявилась сила воли: вместо того, чтобы возвращаться в замок, он прямо поехал к одному из своих егерей, отставному солдату, жившему больше чем в двух лье оттуда; он дал ему несколько наполеондоров и попросил достать женский паспорт.

Лерель долго раздумывал; у этого человека был сильный характер, крепкая воля, но мало изобретательности; по части выдумок он никуда не годился; впервые в жизни герцогу пришлось и думать и изобретать.

Вскоре он нашел выход:

— У вас есть племянница; выхлопочите ей паспорт; она получила наследство в Форже, за Руаном, но ей надо поговорить с одним руанским прокурором, а затем с одним родственником в Дьеппе, с которым она должна поделить наследство. Возможно, ей придется съездить в Париж... Итак, мой дорогой Лерель, паспорт для поездки в Руан, Дьепп и Париж! Паспорт вы передадите мне, а через три дня заявите мэру, что ваша племянница его потеряла. Теперь ей все равно, дадут ли ей новый паспорт или нет, так как у нее пропала охота куда-либо ехать; утерянный паспорт — дурная примета, и она остается дома. А из Руана вам пришлют письмо, где будет речь о наследстве; но в нем будет сказано, что в поездке уже нет надобности.

— Я вам все это разыграю как по нотам, — сказал Лерель, — но вот в чем дело: честь! Имя моей племянницы будет носить какая-нибудь девица, которую герцог выпишет из Парижа!

— Возможно, вы правы; в таком случае измените немного правописание имени вашей племянницы. Как ее зовут?

— Жанна Верта Лавьель, возраст — девятнадцать лет.

Герцог вырвал страницу из книги записей егеря и написал: «Жанна Жерта Левьяль».

— Постарайтесь достать паспорт на это имя.

— Еще только девять часов, мэр сидит в кабачке; попробую выманить у него эту штуку. Если он не пойдет советоваться с кюре, дело в шляпе.

В тот же вечер, без четверти двенадцать, егерь явился в замок, несмотря на ужасную погоду, и передал молодому герцогу паспорт, где имя было проставлено так: «Жанна Жерта Левьяль».

— Писал я, — сказал он, — я мог бы написать все, что мне вздумается.

Герцог дал ему в награду столько наполеондоров, сколько Лерель ожидал получить франков.

В восемь часов он проехал в карете под окнами Отмаров, сидя у самой дверцы с паспортом в руках. Ламьель прекрасно его разглядела.

«А он, оказывается, не так уж неловок, — подумала она. — Но, может быть, Дюваль уже вернулся в замок?» Потом ей вдруг стало ужасно жаль двух несчастных стариков, которых она собиралась бросить. Она написала им очень длинное письмо, довольно складно составленное. Начинала она с того, что дарила тетке все свои красивые платья, затем говорила, что вернется через два месяца и обещала соблюсти себя. Наконец, она советовала своим дорогим родственникам говорить, будто она уехала с их согласия к ним на родину, под Орлеан, чтобы ухаживать за старой больной теткой. Она напоминала о приглашении, полученном от этой тетки, Виктории Пуатвен, обладавшей капиталом в шестьдесят луидоров.

ГЛАВА X

На другой день все луга были залиты водой, но погода стояла великолепная. В три часа Ламьель ждала в условленном месте в трехстах шагах от большой дороги. В этот день Фэдор нисколько не думал, что ему предстоит совершить решительный шаг и похитить девушку.

— Я была так расстроена и так расчувствовалась, покидая дом этих несчастных, скучных стариков, — сказала она Фэдору, — что не хочу больше туда возвращаться.

Молодой герцог был уже не тем, кем он был накануне: слова Ламьель смутили и удивили его. Но так как она преподнесла ему свое признание в мягкой форме и снова объяснила Фэдору, что, получив свой паспорт, она наймет лошадь и поедет в Б***, где подождет его день-другой, к герцогу вернулось его присутствие духа, и Ламьель увидела, что он действительно рад.

Она спросила его, получил ли он из Парижа свои жилеты. Накануне он долго занимал ее рассказами о восхитительном наборе жилетов для охотничьего костюма, которые ему должен был выслать его портной; среди них был в особенности один, с серыми полосками по серому, производивший неотразимое впечатление, и к нему была охотничья куртка, сшитая по моде того года.

После того как герцог долго распространялся о сером жилете в полоску, Ламьель подумала: «Собственно говоря, он тоже любит, чтобы я рассказывала ему во всех подробностях о своей жизни дома; вот и он мне говорит о том, что его интересует». Она уже начинала испытывать презрение к Фэдору, но это мудрое рассуждение подавило в ней это чувство.

— Ну что же, я отправляюсь в Б*** одна; приезжайте туда завтра, если только вся эта история с жилетами не удержит вас в замке.

— Как вы жестоки! Вы злоупотребляете тем удивительным умом, который даровало вам небо. Разве вы не первая моя любовь?

Выражался он очень мило, и у него никогда не было недостатка в приятных и изящных, хоть и не очень глубоких мыслях. Ламьель в этом отношении отдавала ему должное, но воспоминание о сером жилете в полоску все портило.

— Это будет в ваших же интересах, если я поеду одна. В случае, если мои бедные родные не удержатся и пойдут посоветоваться с нашим соседом, прокурором Бонелем, они не смогут обвинить вас в похищении. И в самом деле, я могу вам поклясться, что это, собственно, почти не похищение. На всякий случай прокатитесь завтра у них перед окнами и постарайтесь, чтобы вас заметили в деревне.

Ламьель и ее друг прогуливались по лесу; в нем было полно луж по три и по четыре дюйма глубиной, что заставляло пешеходов делать большие обходы. Ламьель погрузилась в мысли о своих родных и была грустна и задумчива.

Неожиданно она прервала довольно долгое молчание и обратилась к герцогу очень убедительно и серьезно:

— Хватило бы у вас смелости посадить меня на круп лошади и отвезти в окрестности Кларка, по ту сторону леса? Я могла бы там остановить Вирский дилижанс; тогда, в случае погони, маловероятной, никто бы не догадался, что я прошла через лес, когда он в таком состоянии, как сейчас.

Фэдор опустил голову; конца ее речи он не слушал; густая краска бросилась ему в лицо. Безжалостные слова: «Хватило бы у вас смелости?» — пробудили в нем чувства французского рыцаря.

— Вы жестоко нелюбезны, — сказал он Ламьель, — и я просто безумец, что люблю вас.

— Так и не любите меня. Говорят, что любовь внушает самоотверженность; или я сильно ошибаюсь, или вашему сердцу суждено серьезно заниматься одними только прелестными жилетами, которые ваш портной посылает вам из Парижа.

Фэдор в этот момент напряг всю свою волю, чтобы разлюбить Ламьель, но почувствовал, что не видеть ее больше было бы свыше его сил. Единственный час за день, когда он жил по-настоящему, был тот, который он проводил вместе с ней. Он сказал ей что-то очаровательно нежное, притом с достаточным жаром, а главное, выразил свою мысль очень изящно, а это Ламьель начинала все больше ценить.

Когда они помирились, Фэдор усадил ее на лошадь, и тут не обошлось без некоторых подробностей, способных особенно пленить влюбленного; положительно нельзя было найти девушку, более хорошенькую, более свежую и, главное, более волнующую, чем Ламьель в эту минуту; ей только не мешало бы быть чуточку полнее. «Это один из недостатков молодости», — подумал герцог. Так как свое мастерство прыгать в седло Фэдор довел до вольтижировки, он вскочил на коня вслед за Ламьель, и в глубине леса она дала себя несколько раз поцеловать.

Ламьель прибыла в Б*** рано; весь следующий день она прождала Фэдора, но он не появлялся. «И глупа же я, что дожидаюсь его. Возможно, ему не удалось отправить свои чемоданы в Руан. Но на что мне нужна эта красивая кукла? Разве у меня нет трех наполеондоров? Это более чем достаточно, чтобы добраться до Руана». Ламьель храбро села в вечерний дилижанс и увидела, что в нем уже заняли места четыре коммивояжера; тон этих господ ее возмутил. Какая разница между ними и герцогом! Вскоре ей стало совсем страшно; еще мгновение — и ей пришлось схватиться за ножницы.