Наталья Борохова - Адвокат амазонки

• Название: Адвокат амазонки
• Автор: Наталья Борохова
• Жанр: Детектив
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45102-9

На первый взгляд виновность Виталия Бойко не вызывала сомнений. Врач втерся в доверие к смертельно больной актрисе Веронике Песецкой, влюбил в себя и женился на ней. А вскоре убил супругу, сделав смертельную инъекцию, чтобы получить богатое наследство... Однако адвокат Елизавета Дубровская поверила: Виталий искренне полюбил несчастную Веронику, но даже его чувства не смогли остановить женщину от самоубийства. Теперь Дубровской придется убедить в этом суд присяжных, с которым она столкнулась впервые в своей практике. В отличие от опытного прокурора, твердо решившего доказать, что на скамье подсудимых мошенник и убийца!

---

После операции она пришла в себя ближе к вечеру. Был ослепительно-яркий майский день, но в ее палате царил полумрак из-за наглухо задвинутых штор. В углу на стуле, прислонившись головой к стене, дремала медсестра. Увидев меня, она испуганно вздрогнула. Я кивком головы отпустил ее. Она какое-то время помедлила, видимо, выполняя строгий наказ заведующего не оставлять пациентку. Но, в конце концов, я тоже был врачом. Она ушла, а я, оставшись один с Вероникой, начал изучать обстановку. Сейчас это можно было делать без помех.

Сначала мое внимание привлек снимок в кожаной рамке, на котором была изображена смеющаяся Вероника, бегущая по берегу моря с тем самым типом, с которым я видел ее в первый день ее пребывания у нас. Конечно, там он был не в светлом плаще, а в коротких спортивных шортах и белой майке. Вероника хохотала, протягивая мужчине на бегу свою руку. Ветер путался в ее растрепанных волосах, и на щеках блестели брызги воды. Она была чудо как хороша.

Должно быть, эта фотография была дорога ей как память, если она поставила ее у себя в изголовье, туда, куда обычно больные ставят иконы и лампадки. Но и здесь Вероника была не такой, как все. Никаких молитв, свечей, брошюр религиозного содержания. Только маленький томик стихов, пара изящных кружек на блюде и футляр для очков. Я взглянул на нее и невольно отшатнулся. Я был уверен, что она находится в забытьи. Но Вероника следила за мной своими огромными шоколадными глазами. Должно быть, ей было больно, но ни словом, ни взглядом она не выражала страдание. В ее глазах был только вопрос.

– Ярослав, – прошептала она еле слышно. – Где Ярослав?

Должно быть, Ярославом звали того мужчину на снимке, которого я для себя окрестил павлином. Я не имел ни малейшего представления, где он сейчас находится.

– Ярослав?! Он спрашивал обо мне?

Я чувствовал себя идиотом.

– Не могу сказать. Я здесь совсем недавно.

Хорошо, что она не спрашивает, зачем я беру в руки ее вещи. Долго ли она следила за мной?

– Я – дежурный врач, – пояснил я, чтобы хоть как-нибудь оправдать свое пребывание в ее палате. – Если у вас есть жалобы...

– Нет, все прекрасно, – еле шевеля запекшимися губами, произнесла она. – Я хочу спать. Разбудите меня, если придет Ярослав...

Но Ярослав не пришел ни в шесть, ни в семь. Я даже спросил у сестер, не оставлял ли кто сообщение для Вероники. Но павлин не объявлялся, словно ему не было никакого дела до того, как прошла операция. Черт знает, но я его ждал уже ничуть не меньше Вероники.

– Он пришел? – спрашивала она каждый раз, когда я появлялся в палате.

– Он звонил, – врал я, не в силах выдержать настойчивый взгляд ее карих глаз. – Он задерживается. Кажется, у него аврал на работе.

– Аврал? – удивлялась она. На завтра было девятое мая, и народ сбегал с работы пораньше. Этот сукин сын мог бы быть расторопнее. Я был зол на него. Никакая работа не могла оправдать его отсутствия у постели больной в этот страшный для нее день.

Он появился уже около одиннадцати, и самое странное, что его пропустили. Но для этой парочки правила больничного распорядка были не писаны. Мужчина выглядел блестяще: в светлом костюме и бежевых туфлях, он тащил за собой запах дорогого парфюма. Он отнюдь не выглядел бледным и расстроенным, а в качестве оправдания нес в руках букет белых лилий.

– Ника, дорогая, прости меня. Я припозднился на работе, – начал рассыпаться он в извинениях. Даже не посмотрев на меня, он уже протянул мне вазу с поблекшими розами. – Это можно выбросить и налить свежей воды. Ника, девочка моя, как ты себя чувствуешь?

«Отлично. Ведь мне всего лишь отрезали грудь!» – взорвался я про себя. Я знал, что ей отняли не только всю грудь, но и грудные ткани, в том числе и те, которые окружают грудную кость, ключицу, а также малые грудные мышцы. Этого уже было достаточно для того, чтобы впасть в депрессию. А ведь еще не были известны гормональные анализы, состояние лимфатических узлов. Но Ярослав вел себя так, словно его подруге всего лишь удалили зуб мудрости.

– У лилий очень сильный запах, – сказал я, тщательно скрывая свою неприязнь. – Будет лучше, если вы заберете их с собой.

Ярослав очень удивился, что я до сих пор нахожусь в палате.

– Делайте как хотите. Можете отдать их медсестрам, – небрежно бросил он через плечо и опять повернулся к Веронике.

Должно быть, букет он купил впопыхах, в первом же киоске, который работал круглосуточно. Я даже представлял себе, как он поспешно оставляет свой дорогой «Мерседес» на тротуаре и быстрой походкой направляется в павильон. «Господи, но почему у вас нет ничего приличного? – морщится он при виде поникших роз, непрезентабельных астр и дешевых гвоздик. – Мне нужно то, с чем не стыдно появиться в больнице». Продавец растерянна. Ночью редко приходится иметь дело с взыскательными клиентами. Она кивает на лилии. Он раздраженно соглашается, требуя оформить букет как можно быстрее, бросает на прилавок купюру и исчезает прежде, чем она успевает отсчитать ему сдачу.

Явиться к женщине с пустыми руками было не в его правилах, и, наверно, он очень гордился этим своим качеством. Немногие из числа его любовниц догадывались о том, что красивые жесты были просто частью его натуры. Он любил тешить не дам, а свое безмерное тщеславие.

– Я знаю, что ты звонил, – обратилась к нему Вероника, беря его руку в свою. – Конечно, ты беспокоился обо мне. Но было бы лучше, если бы ты оказался рядом со мной тогда, когда я пришла в себя.

– Поверь, детка, я этого хотел больше всего на свете, – бессовестно врал он, глядя ей в глаза. – Но обстоятельства – увы! – иногда оказываются сильнее нас. Но к чему теперь об этом говорить? Ведь теперь я с тобой.

Ему было проще купить букет цветов или безделушку, чем провести в этой палате, наполненной запахом антисептиков, весь день.

Мне больше делать здесь было нечего, и я ушел в ординаторскую. Лилии и в самом деле распространяли вокруг тяжелый, удушливый аромат, особенно невыносимый в теплую майскую ночь. Не колеблясь, я выкинул цветы из окна. Мне казалось, что они пахнут так же, как этот приторный Ярослав. Прошел час, и я начал дремать на кушетке, когда в дверь постучали. На пороге стоял Павлин, причем лицо у него было до крайности озадаченное.

– Я хотел поговорить с вами о состоянии вашей пациентки, – сказал он.

Уязвленный тем, что меня застали не в самом лучшем виде, я был не слишком любезен.

– Вообще у нас есть приемные часы. Кроме того, если я ничего не путаю, вашим лечащим врачом является заведующий отделением.

Ярослав был явно не в себе, поскольку, пропустив возражения мимо ушей, он уселся рядом со мной на стул.

– Вероника ведет себя странно. Она как-то сильно взвинченна, должно быть, еще не совсем отошла от наркоза. Представляете, она даже плакала.

– По-моему, это совершенно нормальная человеческая реакция, – сказал я, кое-как приглаживая волосы. – Что вы хотите? Ей сделали серьезную операцию. Прогноз еще неясен. Не думаете же вы, что она сейчас в состоянии вести с вами светскую беседу? Насколько я успел узнать Веронику, она держится просто блестяще.

– Это я создал ей такой настрой, – самодовольно пояснил Павлин. – Мы с Никой проштудировали всю специальную литературу и Интернет. Я старался до нее донести, что рак груди – это еще не конец жизни. Опухоль угрожает любому. Для этого достаточно родиться женщиной. Но замыкаться в себе не стоит. Медицина сделала большой шаг вперед, и рак превратился в весьма заурядное заболевание, которое лечится, как и всякое другое. Тысячи женщин оперируют каждый год, и они благополучно живут себе дальше.

– Боюсь, что наши бывшие пациентки вряд ли с вами согласятся, – сказал я. – Каждая такая операция, даже если она заканчивается благополучно, оставляет серьезный след на теле и в душе женщины. Ведь грудь – это предмет гордости и переживаний любой представительницы слабого пола. Вероника – женщина красивая, привыкшая к восхищению. Поэтому удаление груди может стать для нее серьезным испытанием...

– Ах, вы об этом? – перебил меня Павлин. – Бросьте эти предрассудки! Через несколько месяцев она сможет сделать восстановительную пластику. Хирурги сейчас делают настоящие чудеса. После операции у нее появится живая естественная грудь – точно такая же, какая была раньше! Медики сейчас научились восстанавливать грудь из живых тканей и кожи, взятых с живота или спины...

Я смотрел на него, и его идиотский оптимизм действовал мне на нервы. Интересно, был ли бы он сейчас так же благодушен и спокоен, если бы речь шла об удалении у него яичка? Смог бы он не растерять свой пафос, если бы «кудесники-медики» сделали из него евнуха? Бедная Вероника! Ведь пока речь даже не шла о реконструктивной операции. Речь шла о выживании.

– Я слышал, что в конце августа вы уже запланировали поездку на Лазурный Берег? – едва сдерживая бешенство, спросил я.

– Да, – подтвердил он. – Думаете, реально к тому времени провести пластическую операцию? Я хотел бы, чтобы Ника могла надеть купальник. Знаете, у нее восхитительная фигура.