Джудит Тарр - Аламут

• Название: Аламут
• Автор: Джудит Тарр
• Жанр: Фэнтези

Принц Айдан, сын короля Райаны от бессмертной колдуньи, приезжает в Святую Землю, чтобы навестить своего племянника Герейнта, и узнает, что тот убит по приказу Синана, владыки Аламута. Айдан клянется отомстить за смерть родича. Он не знает, что ассасин, совершивший убийство — не человек, а дух пустыни в облике женщины. Но и сам Айдан — не простой смертный. Роман Джудит Тарр "Аламут", не публиковавшийся на русском языке, рассказывает о противостоянии двух бессмертных — сарацинки и христианина, — и их охоте друг на друга.

---

— Ты думаешь, что смогла бы остановиться перед убийством младенца, — сказал Айдан. — И все же ты едва не сделала это. Она носит моего ребенка.

Слова отказывались облекаться смыслом. Конечно, смертная женщина не могла… как он мог…

Он снова атаковал ее, нанеся удар еще глубже, повернув лезвие в ране:

— Она боялась сказать мне; она боялась, что я прогоню ее. И когда она узнала, что я этого не сделаю, что после первого потрясения я был счастлив, что я с радостью принимал и ее, и ребенка, и все, что из этого могло получиться, она была так счастлива, что сам воздух, казалось, пел. А потом… потом появилась ты. Ты увидела и ударила. Ты потеряла последнюю надежду завоевать меня.

Марджана не могла заплакать, проявить ярость или закричать, отрицая все. Она была слишком горда. Она сказала:

— Смертные женщины стареют. И умирают.

Лицо его исказилось.

— О да, ты жестока, и ты холодна. Тебя не может коснуться человеческое тепло.

— Не больше, чем тебя.

Ответный удар. Он вздрогнул; губы его плотно сжались.

— Я ничего не могу поделать с тем, что сделали со мной годы, — промолвила Марджана. — Я была одинока; я стала рабыней, чтобы придать длинным дням хоть какую-то цель. Моя глупость и моя скорбь. Откуда мне было знать, что Аллах предначертал для тебя и для меня?

Он выслушал все, что в силах был выслушать. Он без единого слова отвернулся от нее и широким шагом вышел из пещеры.

Она позволила ему уйти. Он не мог сбежать, и знал это так же хорошо, как она. Быть может, он не знал того, чего не хотел знать. Большая часть его сопротивления была мятежом против иных устремлений его души.

Как хорошо ты лжешь себе. Его голос в ее сознании был горек от яда. Она отослала эти слова обратно, уже без яда. Его сознание захлопнулось, точно ворота.

Когда в пещере обитали трое, они обустроили для себя мирок, маленький, но уютный. Этот нежеланный четвертый уничтожил все.

Девчонка и ребенок не были к этому готовы. Он вторгся сюда, он был взрослым мужчиной и чужаком. Он видел, как Хасан радуется просто присутствию Марджаны и как Сайида раскрывается перед ней, делится радостью и теплом, словно с родной. То, что его видеть не хотели, было до боли очевидно. Его приняли не ради него самого, но ради Марджаны.

Он уходил из пещеры и не возвращался, пока его не принуждал к этому голод; а иногда даже и тогда. Если запастись терпением, можно было немного поохотиться. Он начал испытывать на прочность ограждающий круг, как тогда, когда шел на Масиаф; но этот круг не поддавался вообще. Создательница круга была внутри него и могла его поддерживать, и теперь она знала возможности Айдана. Он предполагал, что намного лучше, чем он знал ее.

Она всегда осознавала его местонахождение, как и он — ее. Часто она следовала за ним. Она не пыталась схватить его. На него шла охота, но охотник был терпелив. Казалось, ей было довольно просто видеть его; знать, что он в ее власти.

Ее сознание было открыто для него. Это было доверие, полное и безоговорочное. Это лишало его спокойствия. Но не разума. В этом прибежище ему было отказано. Он должен был знать, как она любила его и желала его; как глубока была рана, что теперь он не сумел бы вернуть любовь и желание.

Не сможет.

Не смог бы. Она предпочитала точность, будь оно все проклято. Будь прокляты ее годы, ее сила и ее настойчивость.

Упрямец, сказала она ему. Глупец.

Убийца, подумал он в ответ.

Она показала ему первого человека, которого он убил, когда ему было двенадцать лет. Она показала ему второго, третьего, четвертого. Она показывала ему годы странствий, сражений, разграбленных городов, врагов, беспощадно зарубленных в кроваво-красном угаре войны. Город — название он забыл, заставил себя забыть — город, истощенный осадой, изможденные тощие женщины с оружием, сделанным наспех из всего, чем можно было ударить и убить, одна из них, с криком бросившаяся на него, он в доспехах, она в изодранных лохмотьях, и дитя на ее спине, но он не видел его, пока не зарубил ее и его тоже одним ударом. И на миг почувствовал дурноту, но потом пожал плечами и вытер клинок, и вернулся к тому, что прежде всего было войной.

Она показала ему, как он склоняется над газелью, которую догнал и убил, словно гепард, бросившись на нее и сломав ей шею. Огромный грациозный хищник со вкусом крови во рту, светлые кошачьи глаза щурятся от света.

— Такими Бог сотворил нас, — сказала она. Она сидела, скрестив ноги, на плоской макушке валуна и смотрела на него сверху вниз. — Ты не меньше, чем я. Если ты хочешь ненавидеть меня, ты должен ненавидеть и себя самого. Мы одной крови, одного племени.

Раздражение жгло ему глотку.

— Хоть бы Бог никогда не дал тебе родиться!

— Почему? Потому что я учу тебя видеть правду?

— Умная ложь. Извращение того, что есть, в то, что ты желала бы видеть. Я не твой пес, ассасинка. Отпусти меня!

Она покачала головой.

— Я теперь не ассасинка. Я оставила это. У меня больше нет веры, за которую можно убивать.

Его покоробило, что за веру вообще можно убивать.

Что-то порхнуло в воздухе и упало к его ногам. Кусок ткани с вышитым на ней крестом, алым на черном.

Молчание затягивалось. Казалось, ее мысли обратились с него на ту землю, где он охотился: город, построенный Александром в память пса. Айдан оставил ткань там, где бросил ее ветер, и хотя его отвращение росло, сел потрошить и свежевать свою добычу. Для этого у него был нож, простое грубое лезвие с достаточно острым краем. Присутствие Марджаны было словно огонь на коже, ее невнимание терзало его душу.

У нее на все был ответ. Она не желала, не могла увидеть различие между холодным убийством и чистой войной.

Чистой?

Он увидел тело Тибо, спокойное, словно во сне; и увидел последствия кровавой битвы.

Это не принадлежало ей. Его сознание было заперто на замок. Она изменила его изнутри, как и снаружи.

— Я не прошу прощения за то, что я есть, — сказала она. — Я только прошу тебя, чтобы ты ясно видел это, а не так, как тебе хотелось бы видеть.

— Я вижу достаточно ясно. Я вижу, что у тебя время для спаривания, и я здесь, и я самец, и подходящего вида. И не более, чем это.

— Вначале это было так, — возразила она.

Она стояла перед ним в холодных и скрывающих фигуру белых одеждах. Святая дева не могла бы быть более невинной. В ней не было обольщения. Она никогда не знала, что это такое.

Она протянула руки. Он отшатнулся было, но удержал себя. Он увидел быструю вспышку боли и еще более быстрый промельк улыбки на ее лице. Ее рука на его щеке была теплой. Ради вызова, ради горькой насмешки он повторил ее жест. Гладкая, удивительно мягкая щека. Плоть его племени, носящая тонкое, но глубокое отличие от человеческой. Легким, как дыхание, прикосновением пальца он проследил очертания ее лица. Ее красота не была холодной под той маской, которую она носила. О, нет. Совсем не холодной.

Он отдернул руку. Она не проявила ни малейшего признака торжества. Просто повернулась и пошла прочь. Пешком, как любое земное создание. Любая женщина. Ни один мужчина не мог бы идти с такой грацией, чуть пританцовывая даже на каменной осыпи.

Лицо Айдана горело там, где она дотрагивалась до него. Он вернулся к своей освежеванной добыче и поднял ее на плечо. Самым удобным путем назад был избранный ею путь. Он не откажется от этой дороги, сказал он себе, из-за того, что ею прошла Марджана.

При всей своей храбрости и дикости Марджана разделяла застенчивость Сайиды в вопросе спальных мест. Женщины расстилали матрацы в кухне; они не желали и слышать об обмене. Но Айдану часто составлял компанию Хасан. Даже будучи так мал, он, казалось, осознавал, что они оба были мужчинами; и ему нравились подушки и одеяла.

— Он превращается в маленького принца, — сказала его мать.

— Тогда он в подходящем обществе, — ответила Марджана.

Айдан, без аппетита ковырявший кусочек жареной газели, поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть на лице Сайиды комичное замешательство.

— Йа Аллах! Я совсем забыла.

Его улыбка была кривой.

— Не кланяйся. Ты упадешь в котел.

— Я не намеревалась… я вела себя… я… — Сайида в смущении умолкла.

— Так, словно я совсем не принц, — завершил он. Она открыла рот, негодуя. Он засмеялся. — Я знаю, что не похож на принца. Мне это говорили те, кто в этом понимает. Как я могу сердиться на правду?

— Это ерунда, — возразила Сайида. — Королевская кровь есть королевская кровь. И я даже не вспомнила… Исхак говорил мне однажды… он просто не мог удержать это в себе. Я и не беспокоилась о том, чтобы помнить. Что для меня принц? Я никогда не оказалась бы к нему ближе, чем уже была.

— Странные вещи пишет ваш Аллах, когда он захочет. — Айдан доел мясо и потянулся за сыром. Взгляд Марджаны был острым. Он отказывался замечать это.