Джудит Тарр - Аламут

• Название: Аламут
• Автор: Джудит Тарр
• Жанр: Фэнтези

Принц Айдан, сын короля Райаны от бессмертной колдуньи, приезжает в Святую Землю, чтобы навестить своего племянника Герейнта, и узнает, что тот убит по приказу Синана, владыки Аламута. Айдан клянется отомстить за смерть родича. Он не знает, что ассасин, совершивший убийство — не человек, а дух пустыни в облике женщины. Но и сам Айдан — не простой смертный. Роман Джудит Тарр "Аламут", не публиковавшийся на русском языке, рассказывает о противостоянии двух бессмертных — сарацинки и христианина, — и их охоте друг на друга.

---

— Да, — мягко сказал Айдан. — Пусть она.

Мужчина выскочил вон.

Он не был так робок, управляясь со своими женщинами. Но та, что пришла, пришла по собственной воле, неся свои синяки, как знамя. Она была женщиной сильного мужчины; шла она гордо, держалась по-королевски прямо, даже в тесном шатре.

Она не носила вуали: странно было после столь долгого пребывания в исламских землях видеть непокрытое женское лицо. Она едва ли была красива, а пустыня состарила ее до срока. Несомненно, ее муж подумал об этом, разрешая ей исполнить роль няньки для жертвы демона.

Ему следовало бы вспомнить, что даже у некрасивой женщины есть глаза. Едва ли Айдан был самым прекрасным зрелищем в мире, связанный и избитый, но она привыкла к худшему. Он подарил ей одну из самых своих ослепительных улыбок.

Она поставила на пол то, что принесла с собой: круг пресного хлеба, выпеченного явно не один день назад, кусок сыра, мех, наверняка содержавший воду, и деревянную чашку. Она остро осознавала его красоту, но она была чертовски разумной женщиной. Он был красив; Марджана была ужасна. Выбор был достаточно прост.

Она помогла ему сесть, и на этот раз он не испытал ничего худшего, чем секундное головокружение. Ему было ясно, что его не развяжут, даже чтобы накормить. Женщина кормила его с видимым удовольствием, кусочек за кусочком, пока он не насытился, а потом поднесла к его губам чашку.

Он сморщил нос. Древняя козья шкура, соль и сера — вода пустыни, какой она часто была. Но под этим — что-то еще. Тьма и сон.

Горло его пылало, требуя воды. Но воля его восставала против. Он подался вперед. Чашка вылетела из руки женщины, расплескав тяжесть сна. Айдан рванулся к меху с водой.

Женщина отодвинула мех подальше.

— А, — сказала она со смехом, — какой умный! Что ты дашь мне за это?

— Улыбку, — ответил он.

Она качнула головой.

— Это я уже получила.

— Если у тебя уже есть золотой безант, разве ты откажешься от второго?

— Если я буду знать, что смогу получить кое-что получше.

— И что же это?

Ее взгляд был лукавым. Она была не так уж стара; и в юности, должно быть, она не была так уж некрасива.

— Мой муж — ужасный человек, но Она еще ужаснее. Если ты поцелуешь меня, что он сможет поделать, кроме как злиться?

— Он может побить тебя.

Она пожала плечами.

— Он бьет меня. Я тоже бью его. Иногда я побеждаю. Иногда я позволяю ему победить. — Она встряхнула бурдюк, дразня. — Ты испытываешь жажду, о сын газели?

— Только по твоим поцелуям, о моя козочка.

Она дала ему и воды, и поцелуи, с великим наслаждением, и оставила ему бурдюк: дар более драгоценный, чем золото.

— Притворись, — сказала она перед тем, как уйти. — Спи. Я сомневаюсь, что ты сможешь подкупить поцелуями его, а Ее вообще невозможно подкупить.

Чтобы узнать, что она думает о Марджане, ему почти не потребовалось прибегать к могуществу. Она могла бы счесть выгодной сделкой, если бы смогла заплатить болью за возможность помешать демону. Но даже она не заходила так далеко, чтобы развязать его.

Айдан лежал там, где она оставила его, изгибая запястья, стянутые крепче всего.

Он заметил, что никто не принимал во внимания самых человеческих последствий трапезы. Быть может, они ожидали, что он будет ходить под себя. Однако он пока не собирался делать этого.

Он никогда не думал о покорности. Чем дольше он лежал, тем больше был уверен, что за ним следят не больше, чем за любым смертным. Предполагалось, что он должен спать глубоким сном, опоенный, беспомощный и безгласный, пока Марджана не явится за ним.

Но у него была клятва, которую надо было сдержать, и долг, который надо было заплатить: и сейчас он увеличился на целую дюжину мамлюков. Но этот плен не был частью долга.

Его похитители не знали, кто он. Она не сочла нужным сказать им.

Он начал улыбаться.

28

Сайида зарылась в гору одежды, отделяя изношенные тряпки от того, что еще можно было починить и от того, что в починке не нуждалось. Лейла всегда бросала в тряпки то, что ей надоело, неважно, в каком состоянии была вещь; Сайида уже нашла вуаль из переливчатого шелка с золотой нитью, которая может оказаться очень полезной, когда ей захочется выглядеть красивой для Маймуна. Она повязала ее вокруг шеи и зарылась глубже.

— Она тебе пойдет, — сказал кто-то.

Сайида вынырнула из груды. Марджана держала халат сливового цвета. Он кошмарно дисгармонировал с цветом ее волос.

Постепенно сердце Сайиды успокоило свое неистовое биение.

Она взяла халат все еще слегка дрожащими пальцами и выпрямилась, пытаясь выровнять дыхание.

— Я хочу, чтобы ты так не делала, — сказала она.

Ифрита засмеялась. На ее горле красовался узор из позеленевших синяков, но ее голос снова был прежним, осталась только легкая хрипотца. Она выглядела так, словно ей хотелось пуститься в пляс.

И она так и сделала. Она подхватила Хасана из груды тряпья и закружила его, к его вящему удовольствию.

— Ты в хорошем настроении, — промолвила Сайида чуть сердито. Улыбка Марджаны была невыразимо озорной.

— О да! Да! — Она прижала Хасана к себе и звучно поцеловала его в обе щеки. — Ты знаешь, что я сделала?

— Что-нибудь ужасное.

— О, да. Это так. Я даже никого не убила. — Эти слова чуть омрачили ее чело. Но тайна была слишком большой для нее. Она недолго помолчала, словно не в силах была высказать ее словами. Потом произнесла: — Теперь он у меня.

— Он?

— Он! — Она подскочила; по-другому это нельзя было назвать. — Мой франк. Я схватила его прежде, чем кто-либо узнал, что я сделала, и унесла его прочь. Теперь он в безопасном месте, до тех пор, пока я не буду готова заявить на него права.

Марджана говорила так, как будто эта детская глупость была великим откровением. Сайида попыталась внести в происходящее хоть немного здравого смысла.

— Разве у него нет собственного мнения? Или ты не позволишь ему иметь это мнение?

— Оно у него будет. Когда я буду готова. — Она снова рассмеялась, почти — Аллах помоги всем нам — захихикала. — Ты помнишь, как едва не отравила меня? Я утянула бутылку. Он будет спать, пока я не захочу разбудить его.

Хуже и хуже.

— А потом?

— Он проснется. — Она сделала паузу; Сайида уже отчаялась притушить ее ликование. — Ты не понимаешь. Он проснется, в том месте, которое я приготовила для него. Он будет в ярости, я знаю. Но я приручу его. От ненависти до любви вообще нет расстояния; а мы принадлежим друг другу. Он ребенок, но у него есть начатки здравого смысла. Он увидит то, что должен увидеть.

— Ты несешь совершенно безумный бред, — вздохнула Сайида.

Даже это не затронуло Марджану.

— Ты смертная, — возразила она. — Ты думаешь, как смертные. Он и я — мы одного племени. Он запомнит это. Он поймет, как поняла я.

— Да будет на то воля Аллаха, — сказала Сайида.

Сайида надела вуаль и халат этой ночью. Марджана с радостью помогла ей: вымыть волосы с капелькой хны, принадлежащей Лейле, и стянуть их заколкой, которую сделал сам Маймун, серебряной с бирюзой; и подкрасить глаза, и даже чуть надушиться. С самой свадьбы она не чувствовала себя столь близкой к красоте.

Маймун задерживался. В этом не было ничего особенного: он ужинал с одним-двумя друзьями, которые любили проводить всю ночь за игрой в триктрак. Маймун мог остаться ненадолго, решив, что мужчин не пристало проявлять слишком большое желание к своей жене.

Она ждала в одиночестве. Хасана забрали Фахима и Марджана. Она подумывала, не скоротать ли ожидание в их обществе, но ведь Маймун мог вернуться, пока она сидит там. Она притерпевалась к своей непривычной роскоши, пытаясь не стереть краску с век. Если он не придет скоро, она будет чувствовать себя не великолепно, а глупо. Что ей делать с краской, духами и крашенными хной локонами? Она просто неуклюжая Сайида, и ей не добавит красоты даже наряд султанской невесты.

Она узнала шаги Маймуна: такие же плотные, как он сам, и слегка самоуверенные. Они вырвали ее из полудремы, и заставили ее принять позу, которая, по словам Марджаны, подходила ей больше всего. Она была напряжена, как все время в эти дни, с тех пор, как у нее завелась тайна.

Он помедлил за дверью. Она не шевелилась. Иногда у его друзей бывало вино, но она предпочитала не знать об этом. Но всегда знала, потому что тогда он двигался осторожнее и говорил свободнее, и пахло от него мятой.

Он медленно вошел. Брови его были нахмурены. Ее обоняние не уловило ни запаха вина, ни запаха мяты, но что-то более сладкое. Это напомнило ей о…

Она была одета в одежду с тем же запахом. Душистая вода Лейлы.

Нет. Он никогда не сделал бы этого. Не с женой своего господина.

Его глаза не отрывались от ее лица. Он вообще не видел ни ее вуали, ни халата, ни даже краски, делавшей ее глаза почти прекрасными. Он сказал: