Михаил Семеновский - Тайная канцелярия при Петре Великом

• Название: Тайная канцелярия при Петре Великом
• Автор: Михаил Семеновский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-27686-8

В этой книге представлены документальные повести известного русского историка, писателя и общественного деятеля Михаила Ивановича Семевского, затрагивающие деятельность Тайной канцелярии – специальной службы политического сыска, организованной в годы правления Петра I.

Используя богатый фактический материал, автор достоверно и убедительно передал атмосферу интриг и доносов, широко распространенных в петровской России.

---

Между тем разведенная герцогиня оспаривала решение грейсвальдской консистории о разводе и исходатайствовала разные по сему предмету декреты от имперского гофрата; впрочем, она согласна была примириться, если герцог возвратит ей приданое и назначит приличную ее сану пенсию, о чем герцог и слышать не хотел. Царь весьма рассердился на такую скупость и упрямство герцога, могущие иметь последствием, что второй брак его признан будет незаконным, и велел сказать герцогу: «Что он, царь, дал ему племянницу свою на совесть; однако ж никогда не согласится, чтобы могли ее когда-либо считать за его наложницу». Царь мог сам видеть в стеклянные двери, какое впечатление слова его произвели на герцога, предавшегося как бы отчаянию.

Кончилось тем, что в Берлине, при посредничестве царя, заключен был с поверенными разведенной герцогини договор, по коему ей назначили пенсию в 5000 талеров и сверх того 30 000 талеров единовременно; она же безоговорочно признала развод правильным.

С сего времени ненависть герцога к Ягужинскому еще более усилилась.

Чрез несколько дней российский посланник Головкин угощал царя и герцога. При десерте вошел Ягужинский, и герцог сказал ему: «За ваше здоровье, г, Ягужинский! Желаю, чтобы вы всегда оставались благосклонны к моему рыцарству и доложили царю, сколь оно от меня терпело, дабы рыцарство хорошенько возблагодарило вас подарками!»

Ягужинский, видя себя столь обиженным пред всем обществом и самим государем своим, вышел из комнаты. Все российские вельможи чувствовали себя обиженными поступком герцога Карла-Леопольда.

После ужина Эйхгольц упрекал герцога за его неосторожность. Герцог отвечал, что ему жаль, но что, по крайней мере, облегчил свое сердце. Он поручил Эйхгольцу стараться примирить его с Ягужинским и велел звать его к обеду, но учтивости после такой обиды не могли иметь успеха.

Возвратясь в Мекленбург, герцог все надеялся на помощь царя. Тщетно Эйхгольц напоминал ему разговор с царем в Магдебурге. Однажды герцог, долго смотря на маленький портрет царя, висевший в его кабинете, сказал: «Вот у него такое доброе лицо. Он меня не оставит!»

Распри между герцогом и мекленбургскими чинами дошли наконец до такой степени, что имперская экзекуционная армия заняла весь Мекленбург. Герцог с супругою поехал в сопровождении Эйхгольца в Вену для ходатайства по своему делу. Имел ли он успех или нет, не относится до предмета сей выписки. Мы выпишем из записок Эйхгольца только следующий эпизод касательно пребывания герцога в Вене.

Его цесарское величество сказал однажды своему вице-канцлеру: «Хорошо, что герцог приехал, лишь бы не привез с собою Москвитянку». Император прибавил: «Я желал бы знать: знает ли о том герцог?»

Вице-канцлер велел позвать Эйхгольца и сообщил ему слова императора. «Конечно, – говорил он, – смелый поступок, что герцог при нынешних обстоятельствах привез сюда супругу свою». Вице-канцлер советовал герцогу поместить герцогиню в Нусдорфе или Леопольдштадте, дабы можно было сказать, что она не в императорской резиденции. Герцог, посоветовавшись со своими приближенными, велел отвечать вице-канцлеру, что бедная женщина, всем светом оставленная, здесь, в Вене, никого знакомого не имеет и притом языка не знает; что она умрет с тоски, если герцог удалит ее от себя, и что он посему просит, дабы его цесарское величество оставил ее у него. Тем и кончилось дело.

Жизнь Екатерины Ивановны в замужестве за герцогом Мекленбургским была очень для нее несладка. Тем не менее первые годы в письмах своих к Петру I и к царице Екатерине она не только не высказывала жалоб на мужа, но, как мы видели выше, ходатайствовала за него пред своим «дядюшкой и батюшкой», как называла она Петра I. «О себе извествую, – пишет герцогиня почти в каждой из своих грамоток 1716-1720 годов, – за помощью Божиею, с любезным моим супругом (или „сожителем“) обретаюсь в добром здравии».

В июле 1718 года герцогиня прислала к государыне Екатерине Алексеевне важную весточку. Приводим письмо без соблюдения своеобразной орфографии герцогини Екатерины Ивановны:

«Примаю смелость я, государыня тетушка, В. В-ству о себе донесть: милостию Божиею я обеременила, уже есть половина. И при сем просит мой супруг, тако же и я: да не оставлены мы будем у государя дядюшки, тако же и у вас, государыня тетушка, в неотменной милости. А мой супруг, тако же и я, и с предбудущим, что нам Бог даст, покамест живы мы, В. В-ству от всего нашего сердца слуги будем государю дядюшке, также и вам, государыня тетушка, и государю братцу царевичу Петру Петровичу, и государыням сестрицам: царевне Анне Петровне, царевне Елисавете Петровне.

А прежде половины (беременности) писать я не посмела до В. В-ства, ибо я подлинно не знала. Прежде сего такоже надеялася быть, однако же тогда было неправда; а ныне за помощию Божиею уже прямо узнала и приняла смелость писать до вас, государыня тетушка, и до государя дядюшки, и надеюся в половине «ноемврии» (ноября) быть, еже Бог соизволит».

7 декабря 1718 года Екатерина Ивановна родила дочь Анну, впоследствии правительница Анна Карловна, или – как у нас ее называли – Леопольдовна. Рождение ребенка не улучшило положения матери. Побывав в апреле 1719 года в Митаве у сестры Анны Ивановны, Екатерина Ивановна порассказала ей, а та передала матери о своей горькой жизни. Царица Прасковья Федоровна печаловалась о ней пред «государыней милостивой, матушкой-невестушкой, царицей Екатериной Алексеевной»: «Прошу у вас, государыня, милости, – писала 23 апреля 1721 года царица Прасковья Федоровна, – побей челом царскому величеству о дочери моей, Катюшке, чтоб в печалех ее не оставил в своей милости; также и ты, свет мой, матушка моя невестушка, пожалуй, не оставь в таких ее несносных печалех. Ежели велит Бог видеть В. В-ство, и я сама донесу о печалех ее. И приказывала она ко мне на словах, что и животу своему не рада… приказывала так, чтоб для ее бедства умилосердился царское величество и повелел бы быть к себе…»

Царь Петр внял просьбам старушки царицы Прасковьи Федоровны и стал настоятельно призывать герцогиню Мекленбургскую в Россию, напоминая ей при том, что, по отношению к ее мужу, он «многократно не точию писал, но и изустно говаривал супругу вашему, чтоб не все так делал, чего хочет, но смотря по времени и случаю».

Беспокойный, жестокий нрав герцога Карла-Леопольда продолжал проявляться во всей своей прелести. Карл-Леопольд присваивал движимое и недвижимое имение своих подданных, бестолково противодействовал австрийскому императору, не выполнял условий свадебного контракта, не снабжал жену ни деньгами, ни достаточным содержанием, так что она часто обращалась с сетованиями и просьбами о помощи к матушке, которая всеми силами хлопотала за нее у Петра. Беспутный муж шел прямо к своей погибели, не внимая предостережениям и советам тестя.[24]

В апреле 1719 года, как мы видели выше, герцогиня Катерина Ивановна гостила у сестры Анны – и государь был столь милостив, что повелел выдать ей из курляндских доходов 1000 червонных… Впрочем, содержание ее было плохо, далеко не герцогское; штат состоял из русских школьников Чемесова и других, которые, по словам самой государыни, были «гораздо плохи».

Катерина просила, чрез посредство матери, о пополнении ее штата, о присылке церковного причта. Старушка немешкатно препроводила письмо в Петергоф, к государыне.

«Государыня моя невестушка, царица Прасковья Федоровна, – отвечала Екатерина, – здравствуй на множество лет купно с дочкою! Объявляем вам, государыня, что письмо, до вас писанное, от любезнейшей вашей дочери, а нашей племянницы, царевны Екатерины Ивановны, его царское величество изволил все вычесть и о священнике сам изволил приказать новгородскому архиерею Феодосию, чтоб немедленно, по желанию ее высочества, отправить попа наискорее…»

Государыня заканчивала объявление просьбой, чтоб «невестка не печалилась и уведомила бы о своем здоровье: есть ли в болезни ей облегчение?»

Царица-невестушка действительно очень хворала; недуг еще более усиливался печалью в разлуке с любимой дочерью, несогласиями со среднею и болезнью младшей;[25] но собственная болезнь не мешала ей выполнять самым тщательным образом все просьбы «свет-Катюшки».

Так, в ответ на просьбу о присылке церковного причта, она извещала дочь: «Послан к тебе священник, да с ним диакон Филипп и певчий Филька, кажется люди нарочиты, а буде плох, я по зиме другого пришлю; и чаю – сама поеду к Москве зимою, и там выберу добрых…»

«А что пишешь, – замечает в другом письме заботливая матушка, – чтоб не присылать женского роду (т. е. прислугу) в Ригу, и я вам пришлю не на твоем коште, хотя негодны будут вам ноне назад приедут; и о том отпиши, присылать или нет?»

Прасковья переписывалась очень усердно; но, не довольствуясь письмами, зачастую посылала к дочери, в особенности в то время, как она гостила у Анны в Митаве, близких ей людей. Мы видели, как не нравились подобные надсмотрщики царевне Анне, не могли нравиться они и сестре ее Катерине; но прекословить матери она не решалась и держала при себе этих послов, которые писали о всех порядках в ее жизни к беспокойной старушке. В таких посылках, как это видно из писем, особенно часто бывал Окунев.