Зиновий Юрьев - Люди и слепки

• Название: Люди и слепки
• Автор: Зиновий Юрьев
• Жанр: Научная Фантастика

---

– Просто птиц не бывает. Есть урубу, колибри, марканы, байтаки…

– Ну хорошо. Ты байтака. В тебя выстрелили из ружья и попали. Что с тобой станет?

– Я упаду на землю. А может быть, застряну в сучьях и меня будет трудно найти.

– Это понятно, дорогой… Оскар. Но ты будешь живой?

– Нет, конечно. Байтака не будет живой.

– Но ведь она не попала в Первый корпус?

– Нет. Байтака не слепок и не человек. Зачем ей в Первый корпус?

Я вздохнул. Я на мгновение представил себе, что мне со временем придется объяснять ему, как функционирует биржа и что такое университет. Но Лопо-Оскар не вызывал у меня раздражения, я испытывал к нему покровительственное чувство. Я улыбнулся и положил ему на голову руку. Я не большой дока по части ласки, но мне этот жест почему-то всегда кажется необыкновенно интимным.

Лопо-Оскар замер на мгновение. Как зверек, который и боится чужого прикосновения, и рад ему.

– Ты смягчаешь мое сердце, – мягко сказал он. – Как покровительница. Она также кладет мне иногда руку на голову…

Мне вдруг стало стыдно за те чувства, что я испытывал к бедной Изабелле Джервоне. Если мое сердце тянется к этому существу, что же должна была испытывать немолодая, некрасивая, одинокая женщина, которая с риском для жизни научила его словам? Она любила его. Она убила Оскара Клевинджера, убила себя и спасла тем самым Лопо. Какая мать могла сделать больше?

– Отдохни, Оскар, боюсь, что мы с тобой слишком много говорили.

– А ты уйдешь? – спросил он меня.

– Да.

– И выйдешь из Первого корпуса?

– Да.

– И увидишь Заику?

– Да.

– А я могу пойти с тобой?

– Нет, Оскар, ты должен остаться здесь.

– Да, – вздохнул он – ты говоришь правильно. Из Первого корпуса никто не выходит. Знаешь что? – Его лицо вдруг озарилось улыбкой, – может быть, мне дадут твердую руку или ногу, называется про-тез, и тогда я смогу выйти и увидеть Заику? Так ведь бывает.

– Нет, никто не заберет ни твоих ног, ни твоих рук, Оскар. Ты теперь не слепок Лопо, ты человек Оскар. Ты обменялся с твоим больным человеком-братом.

– И я теперь не увижу Заику? И своего младшего брата Лопо Второго? И покровительницу? Тогда я не хочу быть человеком. Я хочу быть слепком. Я думал, что в Первом корпусе отнимают и слова, и те картинки, что живут в голове. А ты мне оставляешь все. Я не могу так…

На второй день пришлось привести Заику. Когда она вошла в комнату и увидела Лопо, она вся засветилась. Засветилась улыбкой и тут же печально погасила ее. Ее бедный маленький ум не мог ничего понять. Из глаз выкатилось несколько маленьких и удивительно ярких слезинок. Она замерла в двух шагах от Лопо. Я чувствовал, как она колеблется. Она боялась протянуть руку, чтобы не спугнуть пригрезившегося ей Лопо. И хотела коснуться его.

Я почувствовал комок в горле. Старый сентиментальный дурак.

Лопо тихо позвал:

– Заика…

Она сделала еще полшажка к Лопо, а тот все стоял, не двигаясь с места. Почему? Может быть, он не хотел напугать ее? Может быть, он хотел, чтобы она пересилила страх?

И, словно в ответ на мои мысли, он нежно пробормотал:

– Не бойся.

Она вся сжалась, напряглась, зажмурилась и, словно слепая, неуверенно протянула вперед руку. И коснулась протянутой руки Лопо. И забыла обо всем. И он. Они нежно касались друг друга, снова и снова проводили ладонями по лицам, по телу, заново создавая себе друг друга. Я никогда не думал, что два нелепых слова «Заика» и «Лопо» могут произноситься так по-разному. Они ухитрялись вложить в эти слова все, что чувствовали.

Месяца через полтора меня позвал к себе доктор Грейсон. Должно быть, он тоже почувствовал, что наши отношения после той ночи, когда Изабелла Джервоне убила Оскара Клевинджера, изменились.

Я постучал и вошел в его кабинет. Он слегка приподнял зад и кивнул мне. И встать не встал, и сидеть не остался.

– Я слышал, – сказал он, – что дела у вас идут неплохо.

Я пожал плечами. Что я ему мог сказать, когда все здесь прослушивается насквозь? Я не сомневался, что он не раз слушал наши разговоры с Лопо.

– Вчера я разговаривал с Генри Клевинджером. Нежный отец соскучился по сыночку. – Мне показалось, что Грейсон раздражен. – Я уже намекнул ему, что операция прошла не совсем гладко, что мы столкнулись с мало понятым случаем частичной потери памяти, но состояние Оскара все время улучшается Вот, – Грейсон протянул мне несколько листков бумаги и конверт. – Мне пришлось заплатить за это целую кучу денег. Здесь различные детали семейной жизни в доме Клевинджеров, имена приятелей и приятельниц Оскара, их привычки и, разумеется, фотографии.

Я даю вам неделю, чтобы вы с ним хорошенько все это проштудировали, а потом вы вернетесь с юным Клевинджером в лоно любящей семьи. Первое время Оскар будет жить вне дома, и уж, конечно, не вернется в университет. Он будет жить с вами в гостинице.

– Но как на это посмотрит его семья?

– Я уже сказал, что кое о чем предупредил мистера Клевинджера. Пока память полностью не восстановилась, да и вообще пока Оскар не окреп в достаточной степени, ему лучше не находиться в чересчур эмоционально насыщенной атмосфере семьи.

– Но наш Оскар ведь должен будет увидеться с отцом, матерью и сестрой?

– Конечно. Но лишь в вашем присутствии. А вы уж постараетесь, чтобы, с одной стороны, у них не возникло никаких подозрений, с другой – чтобы все выглядело вполне естественно. Чтобы Лопо старался, внушите ему мысль, что судьба Заики будет зависеть только от него.

– То есть?

– Вы ему скажете, что если он хорошо сыграет свою роль, мы пришлем ему туда Заику.

– Но… ведь ее двойник – я имею в виду ее человеческого двойника – может…

– Да нет же, это лишь версия для Лопо. Конечно, она никуда не уедет отсюда. Ее существование оплачивают, и я отнюдь не собираюсь возвращать эти деньги.

– Но Лопо… Он…

– Он нас мало интересует. Нам важно, чтобы папаша и вся семья убедились, что их сынок вернулся, а там видно будет. Вы меня понимаете, мистер Дики?

– Не слишком, доктор Грейсон.

– Им и в голову никогда не придет, что их Оскар на самом деле Лопо. Если же позднее и возникнут какие-то сомнения, они скорее всего решат, что от этой операции у него что-то стряслось с психикой. А такие вещи в приличном обществе афишировать не принято. Теперь вы понимаете?

– Да, понимаю.

– Теперь о вас. Когда вы в качестве помона начали разыскивать Синтакиса и довольно быстро вышли на Генри Клевинджера, я мог вас просто убрать. Уверяю вас, это было бы совсем нетрудно.

– Не сомневаюсь.

– Я предпочел привезти вас сюда. Во-первых, мне всегда здесь нужны люди вашей профессии. Лишняя пара опытных глаз в Нове – это большое дело. А потом мне давно хотелось проверить самому, как действует принцип «промывания мозгов».

– Это то, что делали со мной?

– Совершенно верно. Старинный способ. Теперь у нас есть ускоренные методы с применением химических препаратов, но все они не слишком надежны. Вначале мне казалось, что промывание удалось на славу, но, очевидно, я выпустил вас немного рановато. Надо было больше расшатать вашу психику…

– Благодарю вас, – сказал я и посмотрел на Грейсона. Он не улыбался. Он говорил будничным голосом, выражение лица у него было самое обычное. Мне вдруг показалось, что он давно сам сошел с ума.

– За время пребывания здесь и с Лопо-Оскаром вы будете вознаграждены. Если вы откажетесь от денег, они останутся на вашем счету. Если вы захотите, можете вернуться к вашей работе помоном.

– А если меня спросят, где я был?

– Вас не спросят. Вас не только не спросят, но вам даже незачем будет возносить вашей Машине инлитву о пребывании здесь.

– Почему?

– Это уже не так важно, мистер Дики. – Доктор Грейсон слегка улыбнулся, и улыбка была самодовольной.

«Священный Алгоритм, – подумал я, – неужели Машина что-нибудь знает о Нове? Нет, не может быть…»

– Вы вылетите со своим подопечным ровно через неделю. Когда прибудете на место, остановитесь в гостинице «Савдет вэлли»…

19

Все было готово к отъезду. Нельзя сказать, чтобы у нас с Лопо-Оскаром было особенно много вещей – всего один небольшой чемоданчик. Но самый ценный багаж – пленку с записью нашего разговора с Грейсоном и фотокассету, которую я тайком заснял в Нове, – я зашил накануне в подкладку куртки.

Машина должна была подойти ровно в три, и я уже начал поглядывать на часы, когда вошел Халперн.

– Вы знаете порядок отъезда? – спросил он.

– В каком смысле? Я разговаривал с доктором Грейсоном, и он…

– Я говорю о самом отъезде.

Я пожал плечами. Что ему надо от меня?

– У нас здесь строгий порядок. Вещи каждого уезжающего из Новы подвергаются строгому досмотру. Как вы понимаете, кто-то мог бы захотеть взять с собой фото, видеозаписи и так далее…

Доктор Халперн посмотрел на меня, и я почувствовал мгновенный укол страха. Быть уже почти на аэродроме и так глупо попасться… Я, конечно, думал о том, что с пленкой и фото связан известный риск, но что они здесь устроили настоящую таможню – такое мне в голову не приходило.