Евгений Витковский - Земля Святого Витта

• Название: Земля Святого Витта
• Автор: Евгений Витковский
• Издательство: Водолей Publishers
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9796-0105-2

Нужно ли добавлять что-либо к письму М.Л.Гаспарова?..

«31.5.01.

Дорогой Евгений Владимирович,

сердечное спасибо Вам от вероятного прототипа. Во втором классе просвещенные сверстники дразнили меня доктором Гаспаром, а расшифровал я это только в четвертом: Олеша тогда был малодоступен. Приятно думать, что в очередном поколении тоже кого-нибудь будут так дразнить. Приятно и то, что я тоже заметил Читинскую Итаку: о ней есть в «Записях и выписках» (а если у них будет продолжение, то напишу: Аканье. Алигарх, город в Индии близ Агры). Получив книгу, я отложил все дела и провел над нею полный рабочий день — не запомню за собой такого. Уверяю Вас, что не из прототипского тщеславия, а из общечеловеческого удовольствия. Буду ждать финала.

Предан вам Г.Ш. (М.Л.Гаспаров)»

---

За дверью громко хрюкнули: Доня, кажется, подслушивала. Федор Кузьмич очень громко и очень недовольно откашлялся. Хрюк прекратился, но из этого еще ничего не следовало.

— «Но человека человек… послал…» м-м, к архонту? Не помню дальше. Впрочем, если вы холостяк-одиночка, думаю, жилье для вас найдется. По крайней мере в рабочие дни ночевать вы здесь сможете. У вас тут в аптеках бром по рецепту?

— Само собой… Нельзя же его так просто продавать, совсем рождаемость исчезнет. Киммерийцы — трудоголики!..

— То-то и нет сексопатологии… Впрочем, не верю я, не верю. Доня! Ты сегодня хотела приготовить помешанную свинину!.. — в коридоре послышался стук Дониных сабо, а Федор Кузьмич улыбнулся уголками рта. — Это хороший рецепт, только хлопотный. Мелко нарезанная свинина с мелко нарезанным орляком, все время нужно помешивать — получается вкусно. Я надеюсь, вы не вегетарианец. Для начала, коллега, я выпишу недельную порцию брома. У нас в подвале, изволите ли видеть, шестеро бугаев с негашеной сексуальной энергией. Давайте начнем их энергию гасить. Вас я оформлю при них… хлеборезом. Нет, лучше баландером. Или лучше, может быть, бромочерпием? А, где наша не пропадала. Оформлю вас на все три ставки. Разработайте рецептуру сочетания кормовой соболятины с моченой ягодой на шестерых. Средний вес кормимого — пять с половиной пудов живого веса. Кстати, забыл спросить, вы не вегетарианец?

Гендер грустно усмехнулся.

— Увы, от бедности последнее время даже антивегетарианец. Я даже не член гильдии, никакой. Вегетарианцы у нас — это лишь богатые граждане. Бобры. Евреи. Евреи в Киммерионе — богатая, сильная гильдия, у них меняльные конторы, все синхронное толмаческое дело в их руках, глухонемое и другое. Впрочем, если вы примете меня на работу, у меня возникнет право вступить в гильдию наймитов. Архонт уже объявил о ее создании, сейчас идет работа над уставом.

— Наймитов?

— Понимаю вас, — грустно улыбнулся Гендер, — в России это ругательство, а в Киммерии — старинное, простое слово. Наемный чернорабочий, ничего больше. А вы сможете выписать бром? Кстати, напоминаю о несовместимости с це-два-аш-пять-о-аш.

— Аш два о с несоленой соболятиной им, а не це два! Итак, для начала три литра. Если не примут по одному рецепту — обратимся к хозяину дома. Он — к архонту обратится. Не завидую тогда аптекарю. И последите, коллега, чтобы рецепт вам вернули. Я бесплатных автографов не раздаю. А потом, как бром получите — приходите ко мне. Составим этим лбам сбаланди… сбалансированную баланду с высоким содержанием брома, а не то они друг друга… Это, впрочем, по вашей основной профессии. Минойский кодекс, помнится, ничего интересного — кроме порки — за содомию по обоюдному согласию не назначает.

— О да. Но это — киммерийская порка! Мастера на Земле Святого Эльма отнюдь не одни настурции выращивают. Так вы дозволяете мне подать прошение о вступлении в гильдию наймитов?

— Если угодно. Но сперва купите бром, деньги вам на кухне выдадут. Гость умиротворенно отправился на Аптекарскую, взяв в обнимку трехлитровую банку с неотмытой этикеткой «Огурчики малосольные парниковые киммерийские». Женщины собрались на кухне вокруг Федора Кузьмича — узнать, что за новый жилец в доме. Пришел со двора и Варфоломей — с утра он был занят щипанием на лучину железного полена, — дерево железного кедра загорается с трудом, но уж когда разгорится — как сто двадцать свечей горит, и — в отличие от электролампочки — не скоро выгорает.

— Придется принять, — коротко сказал Федор Кузьмич, и все поняли: да, придется. — Считайте, что спасаете врача-вредителя.

Гликерия мелко закрестилась.

— Тю на тебя! — сказал старец, — Его родной отец со свету сживает. А он сам — врач. Теперь за нашими идиотами ходить в подполе будет. Харчи отработает, а поселить его… Нин, две комнаты ведь пустых были!

— И есть пустые, — отозвалась Нинель, — только может мы второй катух откроем? Стоит заколоченный при кухне сто тридцать лет, зачем пустой стоит? Пусть человек живет, если говоришь, что хороший… а я знаю, хороший. Ну, будет, будет…

— Какой второй катух? — обалдела Гликерия — у нас только один, при кухне, там Варька спит. Нету другого!

— Есть, хозяюшка. Там топчан стоит и рухлядь Мины Миноича, твоего прадедушки лежать будет, когда откроем…

— Да как ты можешь знать-то?

— Я не могу знать, я знаю. Словом, Варфоломейка, ты у нас один не хилый, подвинь-ка поленья!

Повинуясь инструкциям Нинели, Варфоломей уперся ногами в стену, головой в полуторосаженную поленницу — и напрягся. Поленница аккуратно поехала вправо, обнажая ничем не примечательный кусок стены. Нинель обстукала на ней прямоугольник и показала, где отбить штукатурку, не забыв добавить, что когда «новый въедет, всё заштукатуришь». К удивлению всех, кроме Нинели (и Варфоломея — он давно знал, кто тут больше всех знает, в нем текла кровь гипофета) — обнажилась плотно заделанная дверь.

— Статочный был резчик прадедушка!.. с благоговением сказала Гликерия, разглядывая золотую рыбку, глотающую тюльпан, — на двери вместо замочной скважины был выгравирован именно такой знак. — Красиво рисовал!

— Он не рисовал, тётя Гликерия, — сказал Варфоломей смущенно, — это по-минойски написано «обеденный перерыв».

— Тогда тем более открывай, — сказала Нинель, — пообедали, хватит. Только стену, стену, дурень, не свороти, да нет, не своротишь… Стой!..

Но было уже поздно — рубаха на спине Варфоломея лопнула чуть ли не крест-накрест (во мускулы-то!), а большая деревянная дверь в стене кухни открылась. Из темного провала дохнуло столетней пылью. Нинель первая осторожно заглянула в темноту.

— Всё правильно. У вас что тогда, архонт сухой закон ввести хотел?

Гликерия не знала, но с порога кухни подал голос новый участник событий — хозяин дома, папаша которого, так уж получалось, и замуровал эту дверь.

— Архонт Паносий Шпигельпек. Отец, помню, его без матерной секвенции даже помянуть не мог. Целый месяц у власти был. Как сейчас помню — произнесет отец, что про бывшего архонта думает — и тут же под образа, на молитву, грех сквернословия замаливать. Случалось и по дюжине разов на дню, и больше. Папаша как раз и был среди горожан, когда архонта с чина повергали, он его до переправы на Римедиум сопровождал, а то бы толпа его вовсе растерзала. Чего захотел: с одиннадцати до двух по карточкам, а потом и без карточки ни рюмки. А чего его ограничивать, зелье-то, когда в каждом доме змеевик, да хозяйки настойки сами делают. Дурак был архонт, один разговор. Все уж и забыли про него.

Покуда Роман произносил речь, Нинель с трудом выволокла из темноты опечатанный старинным сургучом мамонтовый бивень. Варфоломей, как единственный и нестарый глазами, и киммерийской азбуке обученный, разобрал по складам:

— «Двойное миусское. Каморий Кью… Кьюлебьяка и правнуки»…

— О… Да-а-а… Это о-о!.. — выразил свои чувства хозяин, — Давно и фирмы этой нет, и не знаю, есть ли у кого в погребе… Если не стухлось, это мы на Троицу! А еще есть, милая? — Старец, приволакивая ноги, ринулся к проему. Нинель тащила второй бивень с теми же рыбками-птичками, которые давно когда-то сделал своей эмблемой не такой уж позабытый, как выясняется, винокур Каморий Кулебяка. Варфоломей вытащил третий бивень. В каждый входило пол-амфоры, по-русски что-то около двадцати литров. Всего бивней с печатями нашлось шесть, — Мина Подселенцев, как всякий нормальный человек, считал на дюжины. Ничего больше, кроме пыли, в каморке не было, кровать тут вполне помещалась, оставалось место для шкафа и столика — катух был побольше того, что отдали Варфоломейке. В полу обретенной комнаты имелось еще нечто: квадратный люк чугунный люк явно вёл в подпол, к шести уютно и прочно прикованным таможенникам.

— Это прекрасно, — подытожил Федор Кузьмич, — это прекрасно. Только окно размуровать нужно. Куда оно выходить будет, Нин?

— В коридор… — растерянно ответила татарка. Всем как-то стало жаль нового жильца, у Варфоломея катух был меньше, но окно выходило во двор.

Четыре удара в дверь возвестили о возвращении Гендера. Он стоял на пороге в обнимку с трехлитровой банкой, до краев полной кроваво-красной жидкостью, между мизинцем и ладонью левой руки были зажаты невостребованные рецепты: подпись доктора Чулвина в аптеке уважали.

— Но четыре мы продадим! — возгласила Гликерия, не глядя на гостя, видимо, как итог каких-то своих мыслей. Нин, почем нынче на рынке термос такой самогонки?

— Империалов двести, наверное. А то и более. Никогда не видела. Деньги у нас пока есть, не хватит — продадим по одному. Тащи к нам, Фоломейка, негоже в кухне такое добро держать. Да погоди ты, пылища же, Доня оботрет! Электричество провести — раз… Кровать новую… Шкафчик, нет, шкаф, стул из гостиной возьмем… Не окормить бы доктора соболятиной, поганая она, говорят, я на рынке слыхала, даже продавец говорил…