Зиновий Юрьев - Бета Семь при ближайшем рассмотрении

• Название: Бета Семь при ближайшем рассмотрении
• Автор: Зиновий Юрьев
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-08-001415-6

Маленький экипаж грузового космолета «Сызрань» оказался насильно высаженным на планету Бета Семь, на которой космонавты столкнулись с тяжкими испытаниями и невероятными приключениями.

---

Важно было держать главный канал открытым, хотя это и требовало большего расхода энергии, но таков был приказ. Любой кирд, вступая в контакт с подозрительным кирдом, должен держать канал открытым, иначе он сам мог оказаться под подозрением.

Из-за угла выскользнула тележка с двумя охранниками. Двести семьдесят четвертый не зря держал главный канал открытым: у охранников, похоже, был четкий приказ.

Конечно, они вначале и виду не подали, что явились, чтобы уничтожить новоиспеченного дефа. Как-никак у него в руках было оружие, и нужно было усыпить его бдительность.

– Все в порядке? – спросил один из стражников, спрыгивая с тележки.

– Да, все нормально, – доложил Двести семьдесят четвертый.

– А то, по нашим сведениям, около города были замечены несколько дефов…

Страж уже стоял рядом со Сто седьмым и вдруг ловким движением выбил у пего из рук оружие. Еще мгновение – и ярчайший луч вырвался из трубки стражника, ударил в круглую голову Сто седьмого, мгновенно вывел из строя все логические цепи. Ноги его подкосились, и он рухнул наземь. Стражник жестом подозвал тележку.

– Поближе, – сказал он, – подсунь под него борт.

Тележка послушно исполнила указание, стражники ловко вкатили на платформу все, что осталось от Сто седьмого, и молча исчезли, не сказав Двести семьдесят четвертому ни слова. Да он и не ждал от них никаких слов, как не ждал похвал в свой адрес по главному каналу, и, получи он нечто вроде похвалы или благодарности, он был бы несказанно удивлен, если бы умел удивляться.

Двести семьдесят четвертый подошел к своему дому, прошел по длинному коридору и вошел в свой загончик, проверил еще раз выполнение дневного приказа: был на круглом стенде, снимал характеристики реакций подопытных, доложил о результатах по главному каналу.

Все. Можно было выключаться. Он нажал левой рукой кнопку активного сознания и погрузился во временное небытие.

Это был не сон, в который входят медленно и постепенно – и мир становится зыбким, теряет четкие очертания и логическую связь вещей. Это было небытие, которое поглотило кирда в то самое мгновение, когда ток перестал питать его мозг.

У Двести семьдесят четвертого не возникало желания обождать с нажатием кнопки хотя бы несколько секунд. Бытие или небытие были ему безразличны, и он расставался с сознанием так же естественно, как выполнял все то, что составляло жизнь кирдов.

Конечно, в его основную программу был вложен инстинкт самосохранения, и каждый кирд должен был любой ценой избегать гибели, если того не требовал приказ. Но отключение не было гибелью. Он просто замирал, связанный с внешним миром лишь дежурным входом команд.

Он почти не расходовал энергию в выключенном состоянии. Он мог простоять в своем закутке ночь, день, два, три, пока полученная команда не включала его источники питания и он не оживал, готовый к действию.

* * *

В отличие от кирдов, главный мозг никогда не отключался. Он не экономил энергию, потому что пока на планете получали хоть сколько-нибудь энергии, она в первую очередь шла на его питание, на питание главного мозга. Если случались перебои в работе энергоцентра, включался запасной. Если выходил из строя запасной, вводились в действие аккумуляторы. Мозг не мог остановиться, ибо его гибель обозначала бы гибель всей цивилизации. Сначала остановились бы кирды, замерев в вечном оцепенении, никем больше не побуждаемые к движению, к действию, к жизни. Ибо они были лишь его продолжением, его исполнительными органами, лишенными своей воли. Затем угасла бы его память. Память, которая хранила в себе все: историю вертов, некогда населявших планету, расцвет их гения, когда был создан он, Мозг, их закат, когда, передавая постепенно ему все больше и больше забот о себе, они начали вырождаться, угасать, умирать, тихо переходя во Временное хранилище, где их сознание до сих пор покорно пульсировало в ожидании невесть чего.

Он был главным мозгом, нет, даже не главным, а единственным, он был Мозгом с большой буквы, он был волей и смыслом всей цивилизации. Он собственным гением создал ее, отточил, сделал совершенной.

В отличие от кирдов, он сознавал свою индивидуальность, свое «я». Он обладал свободой воли, поэтому не мог не обладать осознанием своей индивидуальности. А оно в свою очередь давало ощущение времени.

Мозг не знал эмоций, но обладал желаниями, главное из которых было стремление поддерживать свою цивилизацию, сделать ее, четкую и законченную, еще более четкой и законченной. Желания еще не были эмоциями, но делали его мыслительный процесс несравненно более гибким и мощным, чем у рядовых кирдов. Воля его поддерживала цивилизацию, а она уже самим своим существованием заставляла его постоянно думать о ней, заботиться, охранять.

Это была гармоничная цивилизация, четкая и законченная во всех деталях. Он никому ничем не был обязан, никто его ничему не учил. Верты когда-то построили его, потому что устали от собственной истории, утратили способность к совершенствованию и волю к жизни. Да, они построили его, чтобы он принял на себя тяготы организации и управления, но ныне он мало походил на то, что создали мудрецы вертов. В отличие от своих создателей, он не утерял способность и волю к самоусовершенствованию.

Когда последние верты перешли во Временное хранилище, он понял, что один несет на себе бремя сохранения цивилизации. Один. Всегда, каждое мгновение.

Верты сконструировали его так, что он должен был признавать их превосходство над собой. Он должен был быть их слугой.

Но то ли программы, которыми они когда-то наделили его, были несовершенны, то ли слишком совершенной оказалась его конструкция, но он быстро перестал чувствовать себя слугой, связанным почтением к господам. Из слуги он превратился во властителя, который без сострадания следил за вырождением и гибелью своих создателей.

Он строил свой новый мир, и жалкие верты не были нужны ему в этом строгом и четком мире, таком далеком от бесформенного мира вертов.

При создании они вложили в него главное ограничение, которое требовало, чтобы никогда ни при каких обстоятельствах он не причинял вреда своим создателям и хо­зяевам. Он и не причинял им вреда. Даже тогда, когда перестал контролировать всю цивилизацию вертов, которые давно уже не могли существовать без него. Да, он обрек их тем самым на смерть, но разве небытие не было для них благом? Разве не устали они от хаотичности своего мира?

Они создали его, чтобы он внес порядок в их мир. Он и внес порядок и гармонию, в которых им уже не оставалось места.

Он строил новый мир, строгий и четкий мир, мир без жалких вертов. Он сам создал его, сам нес бремя руководства им. Он не отключался ни на мгновение. Он должен был следить за каждым кирдом, каждому дать приказ, от каждого получить доклад, все спланировать, все рассчитать, все предусмотреть.

Он хотел было наделить кирдов волей, надеясь, что это облегчит нагрузку на него. Но вовремя понял, что, снабженные волей, они не смогли бы употребить ее во благо цивилизации, стали бы менее управляемые, внесли бы хаос в высшую четкость и гармонию.

Нет, никто не мог заменить его, никто не мог облегчить бремя, которое он нес на себе. У него не было эмоций, но, если бы у него была гордость, он бы гордился тем, что создал в конце концов. Все на планете двигалось по его приказам, все делалось по его приказам, все докладывалось ему. В нем, в его логических цепях отражался целый мир. Строго говоря, он и был миром. Все остальное было лишь бесконечной пульсацией импульсов в его гигантских логических схемах.

Он был недвижим, он не умел передвигаться в пространстве, потому что был слишком тяжел, громоздок. Но ему и не нужно было передвигаться, потому что он обладал тысячами кирдов, любого из которых направлял туда, куда считал необходимым, он видел мир их глазами и воздействовал на него их руками. Даже не их, а своими, ибо в сущности каждый кирд был лишь его продолжением, частью его.

И вот когда ему казалось, что достигнута высшая гармония и совершенство, начали появляться дефы. Он понимал, что в такой сложной системе, как его цивилизация, могут быть сбои. В конце концов, каждый кирд являл собой совершеннейшее и сложнейшее устройство, а надежность системы уменьшается пропорционально ее сложности. Строго говоря, они появлялись всегда. Их легко выявляли. Сначала по отличиям в их поведении, потом пришлось создать специальный проверочный стенд. Кирды с дефектами подлежали уничтожению, потому что проще построить нового кирда, чем найти причину сбоя в его управляющей системе.

Но потом часть дефов – так он назвал кирдов с дефектами – начала уходить из города. Часть гибли, по часть удивительным образом выживали. И не просто выживали, а являли собой постоянную угрозу, потому что то и дело нападали на город в попытках добыть аккумуляторы: сами они, эти жалкие уроды, ничего производить не умели.