Алекс Орлов - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех

• Название: Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех
• Автор: Алекс Орлов
• Жанр: Научная Фантастика

В десяти томах "Антологии мировой фантастики" собраны произведения лучших зарубежных и российских мастеров этого рода литературы, всего около сотни блистательных имен. Каждый том серии посвящен какой-нибудь излюбленной теме фантастов: контакт с инопланетным разумом, путешествия во времени, исследования космоса и т. д. В составлении томов приняли участие наиболее известные отечественные критики и литературоведы, профессионально занимающиеся изучением фантастики.

"Антология мировой фантастики" рассчитана на всех интересующихся такого рода литературой, но особенно полезна будет для школьников. Сон разума рождает чудовищ. Фантастика будит разум.

---

– Он разговаривает с капитаном Лэмбли.

– Я вижу, - раздраженно откликнулся Ральф.

Грохоча рифлеными подошвами по металлу, на трап взошел и выстроился слева вдоль поручня почетный караул.

– Нас ждут, Ральф. - Хармон подтолкнул его вперед.

– Знаю. С протоколом я знаком не хуже тебя.

Ральф Вайерман вдруг вспомнил, что теперь должен привыкать думать о Томасе Хармоне другими словами. Он виновато оглянулся через плечо, но на лице его друга не было обиды, только нетерпение.

Люди не должны видеть, что я слаб - подумал Ральф Вайерман. Он сосредоточился на этой мысли. Движения должны быть легкими, между одним движением и другим не должно проходить много времени, нельзя говорить резко, напряжение нужно тщательно скрывать… Нужно поставить себя так, чтобы с тобой считались, а не просто принимали в расчет, еще хотя бы некоторое, пускай краткое, время.

Но даже одна эта мысль оказалась для него непосильным бременем. Для того чтобы ее оживить, требовались фантастические усилия, и ему, в его-то возрасте, как было не знать, что любое действие должно стоить потраченных на него сил, иначе оно становится бессмысленным. Удивительно, думал он, вспоминая свои мысленные монологи Старца, что разум мой, с такой легкостью способный создавать воображаемые метафизические замки небывалой страны, пасует при попытке наладить контакт с реальным окружающим миром.

Он недовольно потряс головой. Увлеченный своими рассуждениями, он успел спуститься до конца трапа и теперь достаточно ясно видел стоящего впереди рядом с капитаном молодого человека. Лэмбли, Полномочный Представитель ОЦС на Земле, заметив Ральфа Вайермана, повернулся и сделал шаг в сторону, а почетный караул - разношерстная группа землян в военной форме центаврианской армии с изготовленными вручную знаками различия и нашитыми поверх знаков различия ОЦС - взяли «на караул». И возможно потому что все эти люди присутствовали здесь, но непосредственного участия в происходящем не принимали, и потому что говорить с ним стал только один молодой человек, и возможно потому что его глаза позволяли ему отчетливо различать только не слишком отдаленные предметы, Ральфу Вайерману вдруг почудилось, что пространство и время вокруг них замерли, остановив свое извечное неразрывное движение. Он и молодой человек в безвременье на мгновение застыли друг перед другом, и сразу же вслед за этим все остальное время - все их прошлое, вся их совместно прожитая жизнь - обратилось в единый фрагмент, в котором уже нельзя было сделать обычных различий между одной частью, подталкиваемой сзади другой, более поздней частью, но теперь возвысившейся над ним башней наподобие тяжеловесного монолита, так что то, чем он и молодой человек сейчас были, на мгновение стало больше той обычной формальной координаты день-час-минута-широта-долгота, при помощи которой в бытовой ситуации один человек может обозначить нахождение другого.

– Майкл, - проговорил Ральф Вайерман.

– Здравствуй, папа, - отозвался Майкл. - Как ты?

– Я… в порядке. Мама… - Ральф Вайерман махнул рукой в сторону возвышающегося позади корабля. - Она отдыхает после перелета.

Президент указал на своего спутника.

– Ты помнишь Томаса Хармона?

– Конечно. Здравствуйте, господин Хармон. Как долетели?

– Очень хорошо, Майкл. Я рад видеть в твоем лице…

Да, конечно, подумал Ральф Вайерман, мгновенно отключая слух, достижения Майкла Вайермана несомненно произвели на Томаса Хармона впечатление. Во время полета с Чиерона, где их сначала взяли под стражу и поселили в дешевом отеле, а потом, после того как на Земле Майкл Вайерман что-то такое сделал, освободили и с почетом, окружая вниманием и роскошью, доставили на родину, Том только об этом и говорил.

На самого Ральфа Вайермана достижения Майкла особого впечатления не произвели. Выступая с позиции силы, любой мог добиться того, чего хотел. Для того чтобы добиться еще большего, нужно всего лишь стать еще сильнее, и так далее, пока наконец ситуация не достигнет той точки, когда сосредоточие в одних руках единовластной силы сможет превращать в бойца несгибаемой воли и ураганного напора даже самого распоследнего слабака и хлюпика. И Томас Хармон знал это не хуже других. Знал, но не верил в то, что подобное является безусловным законом человеческой вселенной. Знал, но не верил в то, что этот закон сможет сработать на Майкле Вайермана точно так же, как и на любом другом человеке. Он дал мальчику его шанс, потому что это представлялось на тот момент самым разумным решением, но поверить в то, что идея его сработает, он не мог, так как то, во что верил Томас Хармон, не имело никакого влияния на принимаемые им самим решения.

И именно вот из-за этого твоего люфта неверия в чужие силы, не ты, Том, а я являюсь человеком-лидером, сказал себе Ральф Вайерман. Хотя сейчас все это уже значения не имеет - сколько у него осталось? - несколько недель, месяцев, а потом все кончится. Мы проложим демаркационную линию между нашими интересами и интересами Центавра, будут назначены выборы, и мы сойдем со сцены. После этого нам останется только греться на солнышке и строить планы по поводу дороги в Вечность, я получу то, чего заслужил своей жизнью, ты получишь то, что заслужил своей, и мы расстанемся, чтобы никогда больше не встретиться иначе как в снах собственного изготовления.

Но Ральф Вайерман все-таки был удивлен, удивлен тем, во что Майкл Вайерман превратился, потому что, кроме всего прочего, он хорошо знал также и то, что человек не может стать всем, чем захочет, а только лишь тем, что уже имеется и заложено в нем, а то, что внутри Майкл находится Личность, которую он сейчас зрит перед собой, Ральф Вайерман никогда даже представить себе не мог. На Чиероне ничто не предвещало того, что в Майкле обнаружится хоть что-то из необходимого настоящему лидеру - самоуверенность; глубокое понимание того факта, что любой человек обычно не имеет и десятой части того ума и уверенности, которые он себе приписывает - а также двадцатой части той многолетней целеустремленности, о которой так любит говорить; того также, что все люди только и ждут появления лидера, который бы указал верный путь и повел их за собой; что при самой умеренной толике здравого смысла и общей образованности любой соображающий человек может повести людей к чему-то по крайней мере не худшему, чем уже имеющееся - и по возможности все-таки к чему-то лучшему, чем то, чего они могли бы добиться, передвигаясь самостоятельно. И пока этот человек, лидер, будет сознательно насаждать подкрепляющую выбранное им направление философию и сам, по крайней мере внешне, следовать ей, проблем у него не будет. В одном была заковыка - в том, сколько людей, способных изобрести собственное направление движения и продвигаться по нему всю свою жизнь, в каждом поколении появляется на свет. Человек такого редкостного типа всегда знает о своей избранности и возвышенности над другими людьми. И до самого последнего дня ему приходится идти по лезвию, балансируя между двумя пропастями - тщательным и действенным осознанием своего уникального дара и высокомерным фатальным убеждением о божественном предназначении. На дне одной пропасти лежит озеро вселенского великодушия. На дне другой - тирания. И только это, и ничто другое, объясняло все биографические перипетии всех великих людей в истории человечества, и Ральф Вайерман знал это.

Но вот теперь Майкл - его Майкл - ступил на эту тропу и уверенно по ней идет!

– Как же тебе удалось, сын? - спросил он, вклинившись в чьи-то торжественные обращенные к Майклу излияния. - Где ты всему научился?

Теперь, когда весь Майкл находился в поле его зрения, Ральф мог рассмотреть и оценить сына одним опытным взглядом.

Он видел, что его мальчик не стал более жестким - определенно так нельзя было сказать. Наверняка можно было сказать и другое - таким гибким и проницательным человеком, каким был его отец, Майкл не станет никогда. Он как-то иначе, чем раньше, упирался теперь ногами в землю. И, в соответствии с этой новой уверенной осанкой, изменилось и напряжение всех мускулов его тела и угол наклона костей, что не могло, конечно, не сказаться и на внешнем облике. Мы узнаем человека по тому, как распределяются свет и тени по выступам и углублениям его лица; то же самое относится и к остальному телу. Голова Майкла теперь сидела на его шее иначе, не так, как это запомнилось Ральфу Вайерману; свет падал на нос и глаза под немного другим углом, и в результате распределение светотени меняло облик.

– А разве у меня был выбор, папа? - ответил ему вопросом на вопрос Майкл, и от того, как быстро и точно сын понял его, в то время как для всех остальных их обмен краткими фразами остался тайной, по спине Ральфа пробежал холодок. А может быть они говорят каждый о своем?

Он размышлял на эту тему, пока его и Хармона представляли пришедшим вместе с Майклом на космодром встречающим, в результате чего он плохо рассмотрел этих людей. Все вместе они представились ему классической живописной группой, вполне под стать моменту - полезные члены только что свергнутого правительства, несколько новых фигур, продвинутых с нижних постов с тем чтобы заполнить вакантные заурядные должности любого временного правительства: люди без опыта и не прошедшие полировку временем, поставленные выполнять важную работу не потому что это было их специальностью, а потому что вся их внутренняя природа оказывалась настолько сконцентрированной на данной работе, что выполнение ее становилось для них просто-напросто физически необходимой функцией. Во времена более стабильных режимов таких людей называли маньяками и, либо из-за их мании, либо из-за других каких-то проступков, которые полированный и отточенный правящий аппарат не мог терпеть, старались избавиться от них.