Фрэнк Йерби - Изгнанник из Спарты

• Название: Изгнанник из Спарты
• Автор: Фрэнк Йерби
• Жанр: Проза

---

Тогда буагор - это было звание выше капитанского, что-то вроде полковника, - служивший в тайной спартанской полиции, решил на свой страх и риск понаблюдать за сыном благородного Теламона. Поскольку подозрительность была в натуре всех спартанцев, даже самых обыкновенных, то нетрудно себе представить, насколько грешил этим глава такой организации, как тайная полиция. Вдобавок у Перимеда, буагора криптеи, не шло из головы то, что

он обнаружил, расследуя историю покушения на этого златокудрого знатного меллирана. На тропинке позади деревни - пойти по ней солдат криптеи заставило донесение Орхомена - лежал труп человека какого-то сказочного, исполинского роста. Трудно было определить, что вызвало Смерть богатыря: волки, вороны и грифы слишком долго резвились над его трупом, но рядом с покойником валялся меч, и на черном лезвии запеклась кровь. На рукоятке меча был выгравирован девиз стратега Теламона. Кроме того, в селении была хижина, которую все периэки обходили стороной. Внутри стоял страшный смрад - быка свалить можно. Обнаженной женщины, валявшейся на полу, конечно, не коснулись птичьи клювы и звериные клыки, но ее всю раздуло от гнилостных газов, распиравших тело, а изо рта, носа, глаз, ушей и прочих отверстий вылезали жирные личинки. В ранах на плече и горле копошилась целая армия червей.

Перимед еще тогда подумал, что неплохо бы приглядеть за красивым убийцей. Конечно, убийство периэков не считалось серьезным преступлением, из-за которого стоило тратить время на размышления. Но буагора - а он знал толк в своем ремесле - заинтриговало явное отсутствие мотивов. Может, юноша не в себе? Что, если от убийства периэкских свиней и илотских собак он перейдет к покушениям на жизнь гомойои, спартанцев, людей?

Поэтому, когда Аристон заглянул в освещенные окна дома Тала, под тихий шепот надвигавшейся ночи, он был не один. Хотя и не подозревал об этом. Вокруг дома, в траве, колосьях, за масличными деревьями, лежали на животах молчаливые, словно призраки, солдаты криптеи.

А значит, сама смерть ждала, притаившись в темноте.

Аристон видел в окно отца и мать. Тал обнимал Алкмену. Она, припав к нему, орошала его хитон слезами.

И вдруг Аристон понял, что не убьет их. Они были Такими прекрасными! Оба! Он с нежностью оглядел новое платье Тала, его изменившееся лицо. Какой благородный вид у отца! А мать, плачущая горше Ниобы, просто царица!

Однако кто-то все равно должен умереть. Нарушен самый священный из всех обетов. Нужно умилостивить Геру,

Гестию, Артемиду и Гименея. Если уступить требованиям бесстыжих олимпийских распутников, зовущихся богами:

Афродиты, похотливой девки, постоянно изменявшей мужу, ее сыну Эросу, возможно, рожденному от кровосмесительной связи с Зевсом и отличающемуся необузданной дикостью нрава, козлоногому Пану, королю прелюбодеев, отвратительному Приапу, рожденному от Диониса, При-апу, который, невзирая на красоту обоих родителей, был страшно безобразен, но очень гордился своими гениталиями, такими огромными, что ему приходилось возить их на тележке, иначе они волочились по земле и начинали болеть, - если поставить этих развратников впереди четырех целомудренных защитников семейного очага, чести семьи и супружеского ложа, то все человеческое общество затрещит по швам и горячая козлиная похоть превратит мужчин и женщин в скотов.

Грех был ужасен. Причем повторен дважды. Но он, плод греха, не Немезида, призванная отомстить. Ревность к отцу вдруг куда-то изчезла, а вместо нее пришла любовь. Страстные, жгучие, почти противоестественные чувства, которые он питал к матери, смягчились и изменились, преисполнились благородства, когда он увидел очевидное, понял одну простую истину: эти два прекрасных человека были созданы друг для друга, а говоря о невольном оскорблении, которое они нанесли сердитым богам, не нужно забывать и о том, сколь незаслуженно жестоко поступили с ними боги еще до того, как они встретились и уж тем более согрешили! Красивый, благородный юноша, низведенный до положения илота, и прелестная, нежная девушка из знатной семьи, отданная замуж за нелюбимого старого козла, военачальника, который годился ей в отцы!..

И все же Аристон прекрасно знал, что боги рассуждают иначе, чем люди. Они жаждут крови, требуют жертв...

Жертв!.. Что может быть лучше первого плода этой кощунственной, хотя и столь понятной, любви? Что ему сказал Орхомен? Что он не может взять на себя прегрешения истинных грешников, не может взять на себя грехи всего мира. Да, но этот-то грех он взять может! За этот прекрасный грех, давший ему жизнь, его нынешний облик, красоту,

он, в душе которого скопилось столько усталости, ужаса и боли, вполне может умереть.

Размышляя об этом, Аристон вынул из-за пояса один из двух кинжалов и приставил его к горлу. Но остановился. Сознание его совсем помутилось. Он умрет - и они будут рыдать над ним... Но, во имя Зевса, ему хочется видеть их слезы! Он хочет полюбоваться страданиями, которые им причинит его падение в Тартар, хочет услышать стоны отца, причитания матери...

Поэтому лучше не сейчас. Лучше сделать это у них на глазах, сперва помучив их горькими словами, и лишь потом полоснуть себя лезвием... Хотя нет... Риск слишком велик. Тал проворен и силен, он наверняка удержит руку сына, и Аристон будет только ранен, а он и так натерпелся боли за последние шесть недель.

- Следовательно, - хитро нашептывало ему безумие, - нужно войти в дом уже смертельно раненным, но так, чтобы смерть подбиралась к тебе потихоньку, незаметно.

Аристон не колеблясь, без малейших угрызений совести, вытащил клинок и почти до кости рассек себе оба запястья. Затем достал из-за пояса второй клинок, бросил его на землю рядом с первым, сунул кровоточащие руки под мышки и постучал локтями в дверь.

Тал открыл и увидел его. Улыбнувшись, илот сказал:

- Входи, сынок. Я рад, что ты пришел. Алкмена попятилась, ее лицо побелело.

- Возрадуйся, отец, - прошептал Аристон. - Возрадуйся, мой отец! Почему ты так на меня смотришь? Разве ты не хочешь меня поцеловать?

- Тал, - сказала Алкмена. - Погляди на него. Я тебе говорила, он обезумел! Он рассуждал об Оресте, Эдипе... Я... я боюсь... он может...

Аристон проворно обмотал кровоточащие запястья концами кроваво-красного плаща и распахнул его.

- Вот, полюбуйся, дорогая матушка, - с любезной улыбкой промолвил он. У меня нет оружия. Я пришел к вам с любовью... попросить твоего благословения, как преданный сын. И твоего, отец. Ты же не виноват, что я не знал

твоей любви и наставлений... Да и матушка моя не виновата, ее ведь взяли силой, когда она была пьяна, во сне... Алкмена вскочила на ноги.

- Ничего подобного! - страстно воскликнула она. - Слушай меня, Аристон! Я проснулась и увидела, как он стоит передо мной, прекрасный, как бог, вылитый бог Дионис, подумала я... Поэтому я протянула к нему руки и заключила его в объятия. Вот, сын, как это было! Можешь меня презирать, но я не стыжусь! Впервые в жизни, через десять лет после того, как этот дряхлый козел стал моим мужем, я узнала, что такое любовь. А когда мой Тал ушел, у меня остался только ты, сынок... я любила в тебе его образ, его отражение, его красоту. Если это грех, то я готова умереть за него, но не от твоей руки, юный святотатец! Ибо...

- Ибо что, матушка? - спросил Аристон. Он чувствовал, как его покидает жизнь и по телу тихо ползет смертный

холод.

- Ибо я хочу, чтобы ты жил. Жил и был счастлив. Я хочу, чтобы ты покинул Спарту, уехал в прекрасные, не такие жестокие края: Лесбос, Фивы или Беотию... Или даже в Афины. Ты женишься, у тебя будут свои дети, и ты забудешь...

Аристон ее уже почти не слышал. Перед глазами стояла

пелена.

- Можно мне присесть? - спросил он. - Я очень устал.

- Конечно! - Тал протянул ему стул. - Хочешь вина,

сынок?

- Нет, отец, - сказал Аристон. - Папа... Ты не поцелуешь меня? Ты же никогда не целовал своего сына. Это будет твоим благословением. Странно... Я не это хотел сказать. Но в душе я чувствую именно это. Я люблю тебя. И тебя тоже, матушка. Не важно, что ты сделала. Ты поступила правильно и хорошо. Благодарю тебя. Благодарю вас обоих за то, что вы зачали меня в обоюдной радости под голубыми небесами. А теперь поцелуйте меня. Слышите?

Поцелуйте! Ибо я...

- Аристон! - вскричал Тал. - Во имя Зевса, что с

тобой, мальчик?

Аристон улыбнулся:

- Ничего отец. Просто... просто я умираю. За твой грех. И за грех моей матушки. Я ваш фармакос - жертвенный козел. А это, наверно, трагедия... "Песнь козлов". Не так ли, отец? Только я умираю тихо, не блея. Как умерла моя Фрина. И Лизандр. И Симоей. В мире столько смертей ... да, отец? Такая вонища! У меня в носу стоит отвратительный запах смерти. Тебе это знакомо, отец? У Лизандра во рту было полно крови. Но я все равно поцеловал его. А теперь...

- Он обезумел! - прошептала Алкмена. - Я тебе говорила, Тал. Он... обезумел...

- Обезумел, матушка? - Аристон выпростал запястья из намокших складок плаща и протянул родителям руки.