Джон Апдайк - Иствикские вдовы

• Название: Иствикские вдовы
• Автор: Джон Апдайк
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-068175-4, 978-5-271-30311-1, 978-5-17-068239-3, 978-5-271-30306-7, 978-5-17-068110-5, 978-5-271-30310-4

«Иствикские ведьмы» возвращаются! Авантюристки и искательницы приключений, они никак не могут забыть демонического Даррила Ван Хорна.

А потому Александра, Джейн и Сьюки решают ненадолго заглянуть туда, где пережили самое увлекательное приключение в своей жизни.

Но… «сентиментальное путешествие» трех респектабельных дам вдруг принимает совершенно неожиданный оборот: они вновь оказываются в самом центре удивительных, невероятных событий!

---

Лекса, дорогая!

Ты огорчишься, узнав, что мой милый Нэт умер после нескольких лет страданий, бесконечных госпитализаций в Главной больнице Массачусетса и всех этих лечений — химии, облучения, лазерных прижиганий, противотромбозных вливаний и кучи дорогостоящих лекарств — словом, что еще там делают, чтобы продлить агонию больного? Лучше уж сидеть у камина и угасать в горячке [Александре понадобилось несколько минут, чтобы разобрать это слово], как делали наши предки. Главная больница Массачусетса мучила его, чтобы дать возможность ординаторам приобрести практический опыт и позволить жиреть системе бесплатной медицинской помощи. А он еще был таким покорным, мой милый старичок, так верил всему, что плели ему эти мошенники в белых халатах со стрижкой из модного салона. Когда в конце концов медсестра нашла его в постели мертвым, выражение лица у него было донельзя удивленным — видимо, он не мог поверить, что они позволили этому случиться. Я имею в виду — смерти. Лично я, когда придет время, предпочла бы быть сожженной заживо и по крайней мере вспыхнуть напоследок. В какой-то старой книге я читала, что делали в этих случаях опытные так называемые еретики: нужно было вдохнуть дым, чтобы сразу вырубиться. Прости за то, что нагоняю такую мрачность, тем более в рождественской открытке. Он «ушел», как смехотворно выражаются теперь сотрудники похоронных бюро, будто жизнь — это партия в бридж, в прошлом месяце, и пришлось часами вести переговоры с юристами, чтобы его мать — она в свои сто с лишним лет еще жива, трогательно, не правда ли, — разрешила мне остаться в его доме, в этой необъятной кирпичной уродине, которая якобы построена Г.Х.Ричардсоном[3], а на самом деле всего лишь одним из его младших партнеров, подражателем, «принадлежащим к школе», как говорят музейные работники, характеризуя свои фальшивки. В Бруклайне[4] все «принадлежат к школе». Твидовые юбки, тупоносые туфли и жиденькие родословные. Жаль, что ты не знала Нэта — газетная вырезка, которую я прилагаю, даст тебе лишь слабое общее представление, но ты не узнаешь, как он говорил, ел, спал, трахался и т. д. Встретимся ли мы когда-нибудь снова? Позвони мне как-нибудь, далекая моя красавица.

Всегда твоя,

Джейн.

Во вложенном в конверт столбце некролога из «Бостон глоуб» — Натаниэль Тинкер III, 79, антиквар, благотворитель — было всего четыре-пять дюймов длины, но даже при этом из него можно было по крупице кое-что почерпнуть. Профессия Нэта обозначалась как советник по инвестициям; это, как предположила Александра, было другим способом сказать, что он манипулировал собственными деньгами и деньгами своих доверчивых друзей. Он состоял членом много чего: Сомерсетского клуба, Загородного клуба, Гарвардского бостонского клуба, Исторического общества Новой Англии, обществ по охране того-сего, попечительских советов Консерватории Новой Англии, Музея изящных искусств, больницы «Маунт Обурн», больницы Маклина, Новоанглийского Дома малолетних бездомных и приюта «Пайн-стрит-инн». Все он делал правильно, делал все, что диктовали общественные и географические обстоятельства, а потом, лет в сорок пять, женился на Джейн-Болячке, как называли ее Лекса и Сьюки, когда она им особенно докучала. Вообще же она была известна как Джейн Смарт, разведенная жена Сэма Смарта, который в высушенном виде висел в цокольном этаже ее фермерского дома в Иствике и щепотку которого она иногда добавляла в свое приворотное зелье для пикантности. Джейн, судя по всему, была эмоционально привязана только к двум вещам: к своей виолончели, на которой играла с неистовой сосредоточенностью, пугавшей окружающих, являя собой в эти моменты водоворот, грозивший засосать любого, и к своему юному доберман-пинчеру, гигантскому черному с желтыми пятнами разгильдяю и пожирателю стульев по имени Рэндольф. Самая низкорослая и худенькая из трех ведьм и единственная, овладевшая мастерством летать, Джейн вдохновенно ринулась в возвышенную жизнь избранных кругов Бруклайна, Бостона и Кембриджа, которую открывали перед ней происхождение и богатство Нэта. Ее едкий, как кислота, акцент, ее остроносый профиль и злые сверкающие глаза цвета черепашьего панциря растворились в этих благовоспитанных кругах, как струйка бренди в густом, вяло булькающем соусе; но для остроты сохранилась ее невидимая изнанка, тьма, на которой она покоилась, жар и грязь, которые побудили дорогого двуполого Нэта Тинкера вынырнуть из окутанной удушающими материнскими заботами летаргии и жениться на разведенной женщине с детьми, количество которых, по местным слухам, невозможно было отследить, так стремительно спроваживали их в подобающие школы-интернаты.

Когда поначалу Сьюки один-два раза в год, а потом все реже и реже навещала Джейн в кирпичном, обшитом декоративным деревом уродце на Клайд-стрит, она теряла свою обычную бойкость от благоговейного трепета перед высотой тамошних потолков, готической заостренностью контуров, навощенным благоуханием книжных шкафов со стеклянными дверцами, почти церковной мебелью и широкой темной лестницей, подъем которой ступенька за ступенькой сопровождался развешанными на стенах маленькими мрачными гравюрами в рамках и которая вела к площадкам и спальням, столь потаенно-уединенным, что даже при попытке представить себе, как они выглядят изнутри, дух захватывало. Сьюки, чей повествовательный дар был развит службой в «Иствикском слове» в качестве репортера, как это ни смешно, по телефону прочно внедрила эти картинки в сознание Александры много лет назад, до того, как и эта пара подруг утратила связь между собой. Когда, откликаясь на приглашение Джейн, Александра набрала номер, записанный на букву «С» — Смарт — в ее адресной книге, многодесятилетней давности красном блокноте, разваливающемся на части под бременем невычеркнутых номеров умерших, переехавших и забытых корреспондентов, отдаленный зуммер представился ей мерцающими угольками гаснущего костра в покинутой пещере. Трубку взяла не Джейн.

— Резиденция Тинкеров, — прозвучал молодой надменный мужской голос.

— Привет! — воскликнула ошеломленная Александра. — Могу я поговорить с… — Сказать «Джейн» было бы слишком фамильярно, а «с хозяйкой дома» могло означать как мать, так и вдову. — …С Джейн Тинкер?

— Как доложить, кто звонит? — Вопрос был задан ледяным тоном.

— Скажите: Александра, — ответила она и зачем-то добавила: — Мы с ней старые друзья. — Какое дело было до этого наглому парню?

— Сейчас узнаю, свободна ли миссис Тинкер.

Как будто быть дома и быть свободной — разные понятия. Александра попыталась представить себе Джейн на верхней площадке этой широкой темной лестницы, замкнутую в своем горе, защищенную толщей старых, наследуемых поколениями денег. Длинный же путь наверх проделала она от той стоящей на заболоченной четверти акра в районе Бухты маленькой фермерской развалюхи с ее унылым модернизмом пятидесятых, прикрытым обветшалыми псевдопуританскими шкафами, поддельными сапожными верстаками и выключателями, вырезанными в форме пухлых человеческих рук предыдущим владельцем, нигде не служившим инженером-механиком. Именно там, у нее на кухне, где постоянно шныряли ее чумазые дети, втроем они наслали роковое заклятие на Дженни Гейбриел.

Хотя казалось, что те дни навсегда миновали, голос Джейн, когда она подошла к телефону, показался лишь чуточку другим — в нем все еще сохранялось то, былое, обвинительное жало, но звучание стало немного более скрипучим от виски.

— Лекса! Неужели это действительно ты?

— Дорогуша, кто же еще? Ты же велела мне в своей открытке позвонить. Меня огорчило твое печальное известие. Не сомневаюсь, что Нэт был чудесным человеком, жаль, что мы с ним никогда не встречались. — Она заранее заготовила эту речь.

— Но я написала тебе два месяца тому назад, — предъявила обвинение Джейн.

— Мы, люди Запада, долго раскачиваемся. Я не была уверена, что ты действительно этого хотела.

— Разумеется, хотела. За последние тридцать лет дня не проходило, чтобы ты не возникала в моем воображении, небрежно одетая и такая величественная.

— Как это мило, Джейн. Но ты давно не видела меня. У меня теперь лицо потрескалось, как у старой скво от вечного солнца, и я набрала вес.

— Послушай, куколка: мы — старухи. Теперь значение имеет только та женщина, что внутри.

— Ну, ту женщину, что внутри меня, обволакивает слишком много той, что остается снаружи. И мое бедное тело все время терзают приступы боли — то там, то тут.

— Звучит весьма с-с-соблазнительно, — сказала Джейн. Ее «с-с-с» было по-прежнему шипучим. — Приезжай к нам на восток. Я знаю замечательные ванны и акупунктуру, которые позволяют сбросить несколько лет. Чем большую боль ты ощущаешь, когда в тебя загоняют иголки, тем лучше ты себя чувствуешь, лежа на столе у врача. Я иногда прямо так и засыпаю, ощетинившаяся, как дикобраз.