Линда Фэйрстайн - Мертвецкая

• Название: Мертвецкая
• Автор: Линда Фэйрстайн
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-16646-7

…Первым делом я ощутила ужасный холод, пронизывающий каждую клетку моего тела. Режущая боль в запястьях и лодыжках объяснялась какими-то путами, которых я не видела, поскольку лежала лицом вниз. Вокруг было темно. Над головой визжал ветер, а вокруг парили белые хлопья. Я лежала в каком-то здании, распластавшись на останках деревянного паркета, отчасти уничтоженного стихиями. Где бы это ни было, сквозняк и снег подсказали мне, что крыша отсутствует. Никаких признаков, что здесь есть люди. Не слышно ничего. Ни дыхания. Ни шагов. Ни разговоров. Я перекатилась на бок. Но на шум никто не пришел…

Смерть профессора Королевского колледжа оказывается первым звеном в череде событий, что берет истоки в далеком прошлом. Какую тайну хранят развалины на острове — тайну, ради которой кто-то готов убивать? Расследуя убийство, Александра Купер не подозревает, что с каждым шагом приближается к ловушке…

---

— Он всегда был местом для ссыльных, — подхватила Нэн. — Для изгоев. Это неотъемлемая часть его трагической истории. Вы много знаете о нем?

— Да ничего. Я смотрю на него почти каждый день, когда еду по шоссе ФДР. От Манхэттена его отделяет пространство не больше футбольного поля, но тем не менее я никогда там не был. Когда смотришь на него ночью, он кажется каким-то навязчиво-романтичным.

— Совершенно с вами согласна, у него удивительно романтическая аура. Он немного похож на остров Сите в сердце Парижа. Окруженный рекой клочок суши посреди огромного мегаполиса. Тихий, провинциальный уклад. Кажется, это не городской район, а частные владения. Вид с центра еще лучше. Под каким углом ни смотри, отовсюду видны великолепные очертания Манхэттена, а с другой стороны — промышленный пейзаж Куинса, вытянувшегося вдоль берега реки: заводы, дымовые трубы, баржи. А теперь позвольте рассказать вам, в чем заключался наш проект и чем именно занималась Лола Дакота.

Нэн взяла у Майка линейку и пустилась в описание окруженного рекой клочка суши.

— Длина острова — две мили, ширина — восемьсот футов. Видите? Он идет параллельно Манхэттену с 85-й улицы — это северная оконечность, до 48-й улицы на юге. Вот эта нижняя граница находится напротив ООН. Великолепный вид. В настоящее время здесь построили несколько жилых многоэтажек, две больницы для хронических больных, разбили парки. С Манхэттеном остров соединяет канатная дорога, а с Куинсом — пешеходный мост. Но что привлекает нас больше всего, так это останки.

— Скелеты? — переспросил Чэпмен.

— Только не человеческие. Развалины уникальных зданий, возвышавшихся здесь век назад — вернее, почти два века назад. Во время своего превращения в крупный город Нью-Йорк столкнулся со всеми социальными проблемами и невзгодами, которые мы связываем с современной городской Америкой, — преступность, нищета, болезни, психические расстройства. В 1800 году городские советники предложили построить закрытые учреждения и заключать в них источники своих бед. На огороженной территории в Беллвью нашли пристанище больные желтой лихорадкой и сифилисом, а тюрьма Ньюгейт в Гринвич-Виллидж стала домом для насильников и разбойников с большой дороги.

— Мой город, — вздохнул Майк. Он внимательно слушал.

— Вы знаете, что раньше на пересечении 116-й улицы и Бродвея находилась психиатрическая больница Блумингдейла?

— Сумасшедший дом? Как раз там, где сейчас расположен Колумбийский университет? — уточнил Майк. — Странно, и почему меня это не удивляет?

— Потом градостроители сообразили, что для изоляции «неприкасаемых» вовсе не обязательно жертвовать ценной недвижимостью Манхэттена. Для этой цели вполне подойдет ряд островков. Они-то и избавят растущий город от его преступников и сумасшедших. Итак, все взоры обратились на реку — на острова Уордс и Рандалл, на Северный и Южный Бразер-айлендс, на острова Райкерс и Харт. — Указка Нэн двигалась по реке. — И самым первым островом, который купил Нью-Йорк — это было в 1828 году, — стал Блэкуэллс. Из сельской семейной фермы остров в мгновение ока превратили в городок различных учреждений. Огромные, мрачные, неприступные сооружения. Тюрьма, дом призрения для бедных, бесплатная больница…

— Ты об этом великолепном готическом здании? Оно еще похоже на замок. Это его видно с Манхэттена?

— Нет, Алекс. Его построили чуть позже и для другой цели. А еще, разумеется, на острове находится мое любимое место. Октагон — психиатрическая лечебница, сменившая Блумингдейл.

Нэн подошла к столу и достала из ящика огромную тетрадь с увеличенными, тонированными сепией старыми фотографиями.

— Эта психиатрическая клиника должна была стать самой большой в стране. Несколько отделений — для буйных пациентов, для женщин, для душевнобольных иностранцев.

— А разве иностранцами в то время были не все? — спросил Майк.

— Думаю, детектив, так было всегда: кто-то обязательно кажется больше иностранцем, чем другие. Вы знали, что попадись на улице одинокий иммигрант, не говорящий по-английски, как наши милосердные предки помещали его в сумасшедший дом? Бедняга вынужден был сидеть в психушке, пока кто-то не разберет, что он говорит. Другой печальный факт заключается в том, что в больницах катастрофически не хватало медперсонала. В сущности, за пациентами ухаживали заключенные. Можно только догадываться, как с ними обращались.

— Эта больница стоит до сих пор? — спросила я, изучая фотографии примитивных надворных построек.

— Крылья здания не сохранились. Остались только развалины башни Октагон. Потрясающая ротонда в стиле Ренессанса, с элегантной винтовой лестницей, колоннами и пьедесталами. — Нэн показала фотографии: пять торчащих вверх винтовых чугунных пролетов. — Когда-то эта лестница считалась самой изящной в Нью-Йорке, а теперь ее сломанный каркас поднимается прямо в небо. Она совершенно обветшала и страшно запущена.

— Кажется, в то время было принято обращаться с пациентами психиатрических клиник как с животными, но делать это изящно.

— Точно. Там были огороды, ивы, даже пруд, где зимой катались на коньках. В общем, с внешней стороны больница казалась оазисом безмятежности и заботливого ухода. А вот внутри… Это был воистину сумасшедший дом.

— Что вас там интересует? Зачем все эти раскопки?

— Там есть все, о чем только мечтает городской антрополог. Как бы мне ни хотелось, в наше время на Манхэттене почти не осталось мест, где можно покопаться. А остров — очень небольшое пространство, и нам многое о нем известно. Сохранились записи о раннем индейском поселении, которое было там до прибытия колонизаторов. Мы уже находим эти артефакты — орудия труда, глиняные изделия, оружие. На смену ему пришло сельскохозяйственное общество. Оно просуществовало еще век. И разумеется, психиатрическая клиника, действовавшая на острове большую часть девятнадцатого века. Не забывайте, многие богатые пациенты отправлялись туда со всеми своими пожитками. Им подавали еду на серебряной посуде, а не в оловянных мисках, как в соседнем доме призрения. Потом здания забросили, а вот вещи остались. На остров приезжало множество сановников — все хотели увидеть эту новую систему патронажа. Некоторые, включая де Токвилля, много писали о ней. Вы оба должны туда съездить, правда. Посмотрите, как мы работаем, что нашли. Сейчас холодно, и раскопки приостановились, но я могу попросить одного из студентов провести вас по Октагону. А если захотите, то и по всему острову.

— Ловим на слове. Но нам бы хотелось поговорить с тобой о Лоле Дакоте, Нэн.

— Я расскажу вам то немногое, что знаю. — Она села за стол и указала на стулья напротив. Мы сели. — Разумеется, я познакомилась с Лолой, когда она еще входила в преподавательский состав Колумбийского университета. На мой взгляд, она была довольно непредсказуемой, хотя и талантливым ученым.

— Ты общалась с ней?

— Не часто. Говард даже не знал об их семейных проблемах, но никогда особенно не доверял Ивану. Складывалось впечатление, будто он только и думает, как вас надуть. Вечно искал быстрый навар. Периодически нас приглашали на одни и те же званые обеды, но мы вчетвером никогда не общались.

Когда Нэн заговорила о Лоле, ее голос слегка изменился. Казалось, она была не совсем откровенна. Во всяком случае, не так, как во время обсуждения истории Нью-Йорка.

— Ты была на похоронах?

— Нет, нет. В пятницу вечером я улетела в Лондон. Ее ведь в пятницу убили, да? О ее смерти мне сообщил Говард по телефону. — Нэн вертела в пальцах скрепки, лежавшие в верхнем ящике стола.

— Пока мы успели поговорить только с одной ее сестрой и несколькими студентами. Какой она была? Я имею в виду — с профессиональной точки зрения. Как твоя коллега?

— Ну, вела она себя развязней моего. Я бы не сказала, что у нас много общего. — Нэн — блестящий ученый. В своей области она уже успела прославиться на всю страну и была не только профессионалом, но и скромницей. — Правда, работать вдвоем с ней было сплошным удовольствием. Она никогда не говорила со мной по душам, если вы об этом. После того, как она перевелась в Королевский колледж, мы не виделись больше года. Только проект «Блэкуэллс» снова свел нас.

— Как все началось? — спросил Майк.

Нэн посмотрела в потолок и рассмеялась.

— С нескольких лет моих мечтаний. Сейчас уже трудно вспомнить, кто первый протолкнул эту идею. Дайте-ка подумать. Уинстон Шрив помог составить план. Это заведующий кафедрой антропологии в Королевском колледже.

— Вы давно его знаете?

— Пятнадцать лет. Очень впечатляющая карьера. Поэтому его и взяли в колледж. Окончил университет и аспиранту в «Лиге Плюща», если не ошибаюсь. Был в Сорбонне. Помогал с раскопками в Петре. Он мечтал работать на острове так же долго, как и я. Мы с ним из тех нью-йоркцев в нашей профессии, которые всегда хотели покопаться в местной грязи, но до поры до времени молча смотрели, как каждый квадратный дюйм вожделенной исторической земли застраивают небоскребами с квартирами и офисами. Да, мы с Уинстоном говорили о раскопках на острове с тех пор, как познакомились.