Татьяна Турве - Испытание на прочность

• Название: Испытание на прочность
• Автор: Татьяна Турве
• Жанр: Фэнтези

Испугавшись неожиданно открывшихся в ней индиго-способностей и легшей на плечи ответственности, Яна в минуту отчаяния отказывается от своих вещих снов. Откуда же ей знать, что этот беззвучный вопль о помощи будет сразу же услышан и учтен где-то наверху в небесной канцелярии, и сны уже на следующую ночь прекратятся. И возможно, что навсегда. Что поначалу она обрадуется, но скоро начнет по ним скучать и умолять, чтоб вернули обратно, что она теперь ко всему готова… Но не все так просто: чтобы опять заслужить свои вещие сны-видения и, главное, разобраться в том, что с ней происходит, Яне придется хорошенько потрудиться.

---

— Вспомни: вчера ты бурно радовалась, а сегодня слезы. О чем это говорит? Избегай сильных полярных эмоций, они как маятник — неизбежно качнутся в другую сторону. Выбор Воина — что бы ни случилось, всегда находиться в равновесии.

— А я разве Воин?.. — ответа, впрочем, не последовало. Яна из вежливости обождала несколько секунд и возразила: — Если совсем не радоваться, то для чего тогда жить?

Голос прозвучал чересчур тонко и пискляво, на октаву выше обычного. У низ здесь что, воздух другой?..

— Радость бывает спокойная, сдержанная, — не согласился Учитель.

— А бывает истерическая, — вмешался еще кто-то невидимый откуда-то сбоку, и Янка рассмеялась — до того неожиданно это прозвучало после глубоких, будто Марианская впадина, рассуждений "ее" индейца. А все эти невидимые обрели вдруг вполне человеческий облик и окружили их с "доном Хуаном". И тоже расслабленно-счастливо улыбались, и смотрели на нее с ласковым укором, как на любимое, хоть и не всегда разумное дитя. И так не хотелось от них уходить…

— Не оставляйте меня, — попросила Яна. И от одной только мысли, что могут не послушать и оставить, бросить на произвол судьбы, стало уже совсем не смешно, наоборот… Какая там у радости полярная эмоция? Белое и черное, ян и инь, радость и печаль — как любит повторять на своих семинарах Мартын. "У каждого блина, даже самого тонкого, две стороны", — а это уже папино…

— Смеется во сне, — бабушка заглянула в приоткрытую дверь, с суетливым оживлением вытирая ладони о нарядный синий передник с оборками. В последнее время мамины руки никогда не отдыхали, даже в минуты спокойствия, бывало, суетились и что-то невидимое перебирали, Володя несколько раз замечал. — Ну пускай поспит. Намаялась Яська…

Она аккуратно — чтоб, не приведи Господь, не скрипнула — прикрыла дверь в гостиную и негромко загомонила о чем-то с отцом, мешая от радости русские, украинские и польские слова. А ведь никогда раньше себе не позволяла переходить на суржик, всегда выражалась безукоризненно четко и грамотно — преподавательница консерватории, как-никак. Теперь уже бывшая преподавательница, несколько лет как на пенсии, но до сих пор дает уроки двум или трем самым любимым ученикам, что специально приезжают из Города.

"Да-а, сдает мать. Как же я раньше не замечал, что она постарела? Так обрадовалась, что мы приехали… Все-таки я осел — не мог выбраться раньше!" — виновато подумал Володя. Всегда тщательно уложенная высокая мамина прическа растрепалась (ни на йоту с Володиного детства она не изменилась! Разве что волосы побелели), лучистые серые глаза сияли от возбуждения. Обрадовалась мама…

А Янкин сон все продолжался, по-прежнему яркий и поразительно реальный, она только диву давалась. Никогда раньше еще не бывало, чтобы во сне четко осознавала, что спит, и наблюдала за собой со стороны. Неужели это Мартыновские упражнения по контролю за сновидением так сработали?.. Надо рассказать ему во всех подробностях, спросить совета, только бы сон не забылся!..

— Тебе нельзя здесь долго находиться. Возвращайся, — выдвинулась наперед одна из светящихся фигур, по общим очертаниям как будто бы женская. Лица почти не разглядеть, настолько сильный бьет от нее свет, остается лишь впечатление чего-то невыразимо прекрасного…

— Возвращайся, — мягко повторила незнакомка, и тут же где-то внутри ярко вспыхнуло имя: Татьяна, святая Татьяна, покровительница студентов. И, главное, — для нее, Янки, она тоже покровительница, крестили ведь в раннем детстве как Татьяну. Священник сказал, что и имени такого православного не существует — Яна…

— Я не хочу! — помимо воли вырвалось у нее с интонациями капризного ребенка. Нужно было не так, по-другому… — Я устала, я хочу с вами.

— Ты ведь знаешь, что это невозможно, — грустно отозвалась Татьяна. Сияние вокруг ее головы немного поутихло (или просто глаза к нему привыкли?) и стало видно, что ниспадающие на плечи волосы, оказывается, белокурые, едва ли не снежной белизны. А глаза ярко-голубые, как рисуют обычно на картинах, — у людей таких не бывает… И до чего же красивая! До чего же они все здесь красивые, до нереальности… — Ты сама выбрала свою миссию и поклялась, что ее исполнишь. От тебя сейчас зависит многое…

— Я знаю, — вздохнула Яна. Пол у самых ног каким-то невообразимым образом сделался прозрачным и сквозь него стала просвечивать точно такая же гостиная в полумраке задернутых штор, и пестрый ковер на стене, и старенький бабушкин диван. Единственное различие, на диване этом уютно свернулась в клубок другая Яна, совсем маленькая, скорее игрушечная. Лежит себе, чуть ли не до носа укрывшись клетчатым темно-зеленым пледом, только волосы спутанными прядями свисают с пухлой диванной подушки…

"Красиво лежим!" — развеселилась Яна и легкомысленно хихикнула.

А Татьяна-защитница, Татьяна-покровительница все продолжала своим мелодичным чистым голосом, заслушаешься:

— Миллионы душ ждут своей очереди, чтоб воплотиться в физическом теле, ждут десятки и сотни лет. Мечтают о том, как снова придут на Землю и выполнят то, чего не смогли сделать раньше, за бесчисленные предыдущие жизни. Это огромная удача и ответственность — быть воплощенным сейчас, во время планетарного Перехода. Не многие удостоены такой чести, для рождения на Земле выбираются самые высокие духи.

— Я знаю, — Янка опять вздохнула, поглядывая вниз на ту другую, параллельную комнату с игрушечной Яной.

— Инкарнационные ворота для многих уже закрыты… — не закончив фразу, Татьяна замолчала и отступила назад, открывая проход кому-то еще, незаметно подошедшему сзади. Перед глазами все смешалось, заколебалось неясной дымкой, и возник Михаил в серебряных доспехах, с пылающим, цвета сварки, обнаженным мечом. Негромко сказал:

— Пора.

И сразу же стало очень тихо. Янка послушно слезла с обжитого ею дивана, бросила прощальный взгляд на своего индейца, на Татьяну, на остальных, молчаливо сгрудившихся неподалеку, и встала перед Архангелом Михаилом. Когда-то она уже так делала… Опять "дежа вю". Какой же он высокий, метра два с лишним!.. Михаил знакомым движением положил ей руки на плечи, его прозрачно-голубые, необычно светлого отенка глаза смотрели сверху ласково и немного грустно. У нее опять вырвалось:

— Я хочу с вами!

— Если будешь сбегать, придется тебя заземлить.

— Как заземлить? — несмотря на всю важность момента, удивилась Яна.

— Повесить на ноги гири, — завернул он что-то непонятное и с силой толкнул вниз, так, что ветер в ушах засвистел. Яна сделала резкий судорожный вдох и проснулась: бахрома от пледа щекотала лицо, отчего ужасно хотелось чихнуть, а на плече по-скромному примостился Гаврила, шалопаистый городской кот, и смотрел на нее вопросительным человечьим взглядом.

Вкратце, на скорую руку Янка записала свой сон и поспешила на кухню — есть хотелось до урчания во всех внутренностях. Как обнаружилось, никто еще не обедал: все дисциплинированно, без ропота и нареканий ждали, когда же Яна Владимировна изволит проснуться. Дули зеленый чай из бабушкиных лучших сервизных чашек — даже папа был паинькой и не требовал кофе, свой обычный наркотик — и с жаром обсуждали какого-то вконец обнаглевшего соседа. (Похоже, именно того, который с сигнализацией и двухметровым забором.) И никто не подозревал, что они все — высокие духи… А может, знали, просто виду не показывали.

Она помогла бабушке накрыть на стол (умудрившись при том не коцнуть ни одну чашку, прогресс!), посидела с мужчинами, послушала их солидные мужские разговоры: "На прошлой неделе после ливня опять затопило подвал, надо с этим что-то решать…" Через пять минут все же не утерпела и убежала к себе в угловую комнатушку, что с детства считалась ее пристанищем. Устроилась на широком подоконнике, своем законном месте, где лучше всего думалось, и принялась перечитывать торопливые неразборчивые каракули о своем то ли сне, то ли видении. Но нужная картинка не оживала, хоть ты тресни, все написанное казалось плоско и неинтересно, будто не с нею было. И больше того — высокопарно до скуки, чопорным старомодным стилем, это ж надо было так!.. А тогда во сне, наоборот, все здешние проблемы и неурядицы представлялись до смешного мелкими и незначительными, детский лепет. А всего-то и разрыв, что в какие-то несчастные полчаса…

Мастер, наверно, изрекла бы сейчас что-то значительное об изменении вибраций: что в течение дня они могут скакать от самой низшей отметки до высокой, запредельной — там, где саму себя понимаешь с трудом. У грусти, разочарования, горя или раздражения вибрации самые что ни на есть низкие, зато у радости, счастья, сопереживания, любви ко всем близким и далеким — наоборот. Мастер говорит, именно к этим положительным эмоциям и нужно стремиться. У рейкистов считается, что вибрации свои надобно любыми способами повышать, иначе не расслышишь негромкий внутренний голос (другими словами Высшее "Я") и пройдешь мимо знаков, которые щедро разбросаны у каждого Воина на Пути…