Юрий Сенкевич - Путешествие длиною в жизнь

• Название: Путешествие длиною в жизнь
• Автор: Юрий Сенкевич
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1999
• ISBN: 5-7027-0806-7

Путешествий в прямом смысле слова было в жизни автора книжки много, да еще каких. Сенкевич, военный врач по образованию и научный работник в космической медицине, зимовал на станции в Антарктиде, плавал с командой норвежца Тура Хейердала на плоту через океан, пересекал океан под парусами. Двадцать с лишним лет Сенкевич вел на телевидении еженедельную передачу "Клуб путешественников". Многие годы для советских людей посмотреть на Мир можно было лишь в этой программе. Книжка — о жизни Ю.А.Сенкевича, встречах, работе.

---

Продолжая вести на телевидении "Клуб кинопутешествии", я работал в своем институте, тренировался в нашей группе врачей. Но вскоре участие в подготовке к полету для меня закончилось. Для того чтобы стать кандидатом в космонавты, нужно было пройти мандатную комиссию Министерства общего машиностроения, так называемую "момовскую" комиссию. Человек, прошедший ее, уже получал официальный статус — назначался космонавтом-исследователем. И сразу получал определенные льготы — оклад его повышался чуть ли не вдвое, выслуга шла год за два и тому подобное…

Нашу минздравовскую группу врачей через эту комиссию не пропускали очень долго. Но вот однажды, когда я приехал в наш клинический отдел и пошел обедать, то оказался за столом совсем один — никого из группы там почему-то не было. Меня это удивило, и я спросил:

— А где же остальные?

— Да они же сегодня на "момовской" комиссии. Оказывается, вызвали всех, кроме меня. Это насторожило. Вечером я позвонил одному из нашей группы, чтобы узнать, что все-таки произошло. Но ответа не получил. Позвонил другому. Наконец, после уклончивых ответов, он признался:

— Только между нами. Понимаешь, нас строго предупредили, чтобы мы тебя не информировали, что вызваны на комиссию…

— Но ты-то почему не сказал мне?

— А что мне оставалось делать?..

Действительно, мой коллега не мог сделать обратное тому, о чем ему было сказано. Такого рода шутки в те времена исключались. Мы ведь не принадлежали себе — наши судьбы решали другие. Так что по-человечески у меня к нему нет претензий. Я не знаю, как бы сам поступил тогда, окажись в той непростой ситуации.

А люди из главка, принимавшие такое решение, понимали, что если я узнаю о комиссии заранее, то смогу вмешаться в ситуацию, изменить ее ход, поэтому и скрывали все от меня до последней минуты. Хотя мне не хотелось бы вдаваться здесь в подробности той интриги, но корни ее явно находились у нас в институте. Конечно, руководство все знало, при этом относясь ко мне (внешне, по крайней мере) вполне доброжелательно…

Надо сказать, что случившееся я пережил достаточно спокойно, поскольку был занят интересным делом. Меня тот инцидент не слишком затронул. Единственное, что было неприятно, — предательство. Это пережить всегда непросто. Для себя я тогда решил — коль случилось именно так, пусть идет как идет.

Как показала дальнейшая жизнь, я поступил правильно. Один из нашей минздравовской группы врачей, только один, все же дождался своего часа, полетел в космос. Но это случилось лишь через девятнадцать лет после того, как нас зачислили в ее состав. Этим единственным из нас, тогдашних, стал врач Валерий Поляков, пролетавший в космосе почти полтора года, побив тем самым все рекорды пребывания там человека…

Чье-то скрытое противодействие по отношению к себе я почувствовал не только в рассказанной ситуации. Проявилось оно и тогда, когда я должен был вступить в партию. Именно должен. До определенного момента со мной на эту тему никогда не заводили разговора — ни тогда, когда отбирали в группу для подготовки к полету, ни когда отправляли в оба плавания, ни когда звали на телевидение… Но настал момент, когда мне поставили такое условие.

Пришло время, когда стало необходимо подумать об изменении моего статуса в институте. Я все еще оставался младшим научным сотрудником, хотя после первого плавания на "Ра" Борис Егоров начал со мной этот разговор:

— Ну что ты все младший и младший! Пора уже становиться старшим… Давай мы тебя сделаем им…

— Но ведь я еще не защитил диссертацию. А без нее как-то неудобно.

Защиту диссертации я действительно все откладывал и откладывал. А когда постоянно что-то откладываешь, то возвращаться к этому не хочется. Но обстоятельства складывались так, что думать об этом приходилось: меня стало "поджимать" получение очередного воинского звания — подполковника медицинской службы, которое полагалось лишь старшему научному сотруднику.

В лаборатории Л.И.Какурина, где я работал, такой свободной должности не было. Я уже "переходил" лишний год в звании майора, когда понял, что в моем возрасте оставаться им уже вроде бы и неудобно. Поделился своими мыслями на этот счет с моим другом Михаилом Новиковым. И он вдруг мне сказал:

— Зачем тебе ждать должности старшего научного сотрудника у себя в лаборатории? Когда еще это будет? Не проще ли стать начальником отдела, поскольку эта должность полковничья?

— Как же я получу эту должность? И какого отдела?

— Странный ты человек! Работаешь у нас столько лет и не знаешь, что в институте уже год есть вакантная должность начальника отдела научно-медицинской информации. Не могут найти человека.

— Почему?

— Потому что там такой коллектив, такая атмосфера, что никто туда не хочет соваться! Змеюшник!

— Ты сошел с ума! Что ж, я должен бросить заниматься наукой и идти туда?

— Главное — ввязаться! — мудро откомментировал мои слова Михаил Алексеевич. — Даже если ты туда пойдешь, ты же все равно рано или поздно займешься своей наукой. И потом, информатика — тоже вещь важная…

В общем, он заронил сомнение в мою душу. Но идти к руководству и предлагать себя было неудобно. И тогда Михаил Новиков взял на себя роль моего "свата". Пошел он не к директору, а к его заместителю Ю.М.Волынкину, который к тому времени, закончив службу в армии, перешел в наш институт, где возглавил научно-организационный отдел.

Михаил поговорил с Ювеналием Михайловичем и "подбросил" ему идею о моем переводе в злополучный отдел. Волынкин поначалу обрадовался наконец-то нашлась кандидатура, — но потом спросил с сомнением:

— Ты думаешь, он согласится? Там ведь такой коллектив…

— Я его уговорю, — мужественно пообещал Михаил, изображая, что хоть ему будет и трудно, но он постарается. Спектакль получался замечательный.

Через какое-то время меня вызвал уже директор института, чтобы обсудить возможность моего перехода в новый отдел.

— Но учти — на твоей науке тогда будет поставлен крест.

— Вероятно. Но только на какое-то время… Жизнь покажет…

По правилам того времени, чтобы стать начальником отдела, я должен был вступить в партию. Что мне и было заявлено в самой откровенной и решительной форме.

Предстояло подумать о двух рекомендациях. Сначала я пошел к Леониду Ивановичу Какурину, рассказал ему обо всем. Он согласился дать мне рекомендацию. Вторую дал наш сотрудник, член парткома института Черкасов.

Прошло какое-то время, и вдруг он вызвал меня и спрашивает:

— Юра, что у тебя за сложности с заместителем директора по режиму?

— Впервые слышу об этом. А в чем дело?

— Он вызвал меня к себе и заявил: "Есть мнение… Я бы вам посоветовал отозвать свою рекомендацию, данную Сенкевичу". — "Почему?" — "Есть мнение…"

— Мнение о чем? И чье это мнение? — спросил я у Черкасова.

— Вот я у тебя и хотел спросить — нет ли у тебя каких "проколов" по их части?

— Да нет. Пока никаких замечаний не было.

До этого времени нашему институту везло на заместителей директора по режиму — ими работали вполне достойные люди. А когда пришел этот, многое изменилось. Я вскоре интуитивно почувствовал, что он ко мне почему-то не расположен, но не мог понять, по какой причине. Видимо, ситуация с рекомендациями давала ему возможность показать, чтобы я не забывал, кто есть кто… С Какуриным он тоже "провел беседу".

Не знаю, как точно развивались события за моей спиной, но Черкасов рассказал, что он сам пошел к этому человеку и потребовал разъяснить, какие именно претензии ко мне есть у него.

— Сенкевич столько лет работает в закрытом учреждении, он офицер. Если он у вас вызывает какие-то подозрения, тогда почему мы его держим? Почему он офицер? Какие у него прегрешения? Вы должны назвать их мне, члену парткома!

Не получив внятного ответа на свои вопросы, Черкасов заявил:

— В таком случае у нас с вами разговора не было!

— Да, да! Разговора не было… — Мой недоброжелатель явно струсил, пошел на попятную, видимо, испугавшись, что Черкасов потребует назвать автора пресловутого "мнения"…

Поскольку этот случай по времени был очень близок к тому, что произошло с нашей группой на "момовской" комиссии, я понял, что все это взаимосвязано: кто-то за моей спиной плел интриги. Непонятно было только зачем? Кому я мог мешать?

Как бы то ни было, я стал заведовать отделом научно-медицинской информации. Быстро привел в порядок коллектив. Взял в отдел несколько толковых сотрудников. Работа стала налаживаться. Не бросил я и занятий наукой, поскольку через какое-то время в институт обратился Спорткомитет с просьбой помочь в организации первой советской экспедиции на Эверест. Директор назначил меня ответственным исполнителем этой научной темы. Но это было уже после моего возвращения из плавания на "Тигрисе"…